Стиль подлеца - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 46

– Нужно было выбить у них эту пленку как оружие, которым они могли нам угрожать, раз и навсегда, – пояснил Дронго. – Если бы мы прокрутили нашу пленку до их показа, то потом «вражескую пленку» можно было оспорить лишь по части убийства. А я хотел раз и навсегда избавить Александра Михайловича от любых попыток шантажа, связанного с его пребыванием в этом злополучном номере. Теперь мало кто поверит, что любовные игры в отеле снимались с настоящим Александром Михайловичем. Все смотревшие убеждены, что и в постели статист, игравший свою роль. А это не менее важно, чем снять с Александра Михайловича обвинение в криминале.

– Вы великий человек, – с искренним восхищением воскликнул Любомудров, – рассчитать все до таких мелочей. Это потрясает!

Александр Михайлович закончил разговор, отложил телефон на столик и вновь шагнул к Дронго.

– Вы даже не представляете, что вы для меня сделали, – сказал он, глядя ему в глаза, – можете попросить любой гонорар. Я готов даже на проценты от нашей прибыли.

– На Востоке говорят, что мужчина может торговаться, – заметил с улыбкой Дронго, – это даже принято у многих народов, но, когда спор закончен и названа окончательная цена, настоящий мужчина не может ее менять, что бы ни случилось. Таких «торгашей» обычно презирают.

– Мне необыкновенно повезло, что я встретил в жизни такого человека, как вы, – пробормотал Александр Михайлович.

Снова раздался телефонный звонок. Любомудров взял телефон.

– Из Лондона, – произнес он с торжеством, – мистер Стюарт хочет с вами поговорить...

И все четверо дружно расхохотались. На экране телевизора ведущий все еще рассуждал о моральных качествах как необходимом условии для успешного бизнеса.

День одиннадцатый

Немолодой мужчина сидел в зале для пассажиров первого класса в аэропорту Шереметьево-два. Переводчик монотонным голосом переводил ему заголовки сенсационных газетных статей, вышедших утром в Москве. Все издания сообщали о вчерашних телерепортажах, демонстрируемых по двум каналам телевидения. И почти все утверждали, что бизнесмен, обвиненный в убийстве, теперь не только абсолютно оправдан в глазах общественного мнения, но и наверняка должен выиграть аукцион, который начался сегодня утром. Западные инвесторы уже выразили понимание и поддержку компании бизнесмена, против которого применяли недозволенные методы шантажа. Все газеты наперебой писали о «другой стороне», способной к столь наглому подлогу. Почти ни у кого не возникало сомнений, что заказное и эффектно разыгранное убийство имело целью надолго, если не навсегда, скомпрометировать бизнесмена и его компанию.

Хеккет раздраженно перебил переводчика:

– Хватит, я уже понял, что вся российская пресса твердит одно и то же. Словно сговорились...

– Вчера вся Россия смотрела оба репортажа, – пояснил переводчик, – никто не ждал двух сенсаций сразу.

«Да, – с горечью подумал Хеккет, – я такого не мог предположить. Как можно было так глупо ошибиться с этим солнцем! Такая вроде бы незначительная деталь, а испортила столь изощренно задуманную операцию. Кто мог вспомнить, что на западной стороне солнце бывает только после полудня!»

– Мистер Хеккет, – услышал он голос переводчика, – вам принесли бандероль.

– Какую еще бандероль? – оторвался он от своих мыслей. – При чем тут это?

Незнакомый молодой человек протягивал Хеккету толстый конверт, на котором четко был указан номер рейса Хеккета в Париж. Он взял посылку, тронул пальцем конверт.

– Может, там бомба? – испугался переводчик.

– Верните посыльного, пусть сам вскроет конверт, – попросил Хеккет переводчика, – и в другом помещении.

Переводчик вскочил, но Хеккет рукой усадил его на место. Конверт не был запечатан. Он увидел кассету и небольшое письмо. Хеккет достал письмо.

«Дорогой мистер Хеккет, я остался вам должен за двух девушек в „Ритце“. Должен сказать, ваш подарок был как нельзя кстати. Высылаю вам ответный дар. Эта пленка подготовлена при моем участии. Именно она разъяснила миллионам телезрителей, когда солнце появляется в окнах западной стороны. Надеюсь, вам подарок придется по вкусу. У каждого свой фирменный стиль. Мой стиль – всегда оставлять за собой последнее слово. Надеюсь, мы встретимся в третий раз. Не забывайте, что мы договорились вместе поужинать. Неизменно ваш, Дронго».

Хеккет растерянно взглянул на кассету. Потом снова – на письмо, которое держал в руках, и горько усмехнулся. Первый раз в жизни он проиграл. Проиграл более сильному сопернику. И на память об этом уникальном проигрыше ему оставили кассету – подарок более сильного профессионала.

– Пора идти на посадку, – сообщил служащий авиакомпании.

– Пора, – согласился Хеккет, – выбросьте эту кассету в мусорное ведро. Мне она больше никогда не понадобится.