Фрейд и психоанализ - Юнг Карл Густав - Страница 8

[65] Сновидение не есть нагромождение случайных и бессмысленных ассоциаций, как это принято считать, и не есть следствие соматических ощущений во время сна, как полагают многие авторы. Сновидение – это автономный и содержательный продукт психической деятельности, поддающийся, как и все другие психические функции, систематическому анализу. Органические ощущения, испытываемые во время сна, не являются причиной сновидения; они играют второстепенную роль и лишь поставляют элементы (материал), с которыми работает психика. Согласно Фрейду, сновидению, подобно любому сложному психическому продукту, присущи свои мотивы, свои цепочки предшествующих ассоциаций; как и всякое обдуманное действие, сновидение есть результат логического процесса, соперничества между различными тенденциями и победы одной тенденции над другой. Сновидение несет определенный смысл, как и все остальное, что мы делаем.

[66] Можно возразить, что вся эмпирическая реальность противоречит этой теории, ибо в большинстве своем сновидения производят на нас впечатление бессвязности и хаотичности. Фрейд называет эту последовательность путаных образов явным или манифестным содержанием сновидения; это фасад, за которым он ищет то, что важно – а именно, скрытую мысль или латентное содержание сновидения. Может возникнуть вопрос, почему Фрейд считает, что сновидение само по себе является лишь фасадом или что оно действительно имеет некий смысл. Его предположение основано не на догме и не на априорной идее, но исключительно на эмпирических данных, согласно которым никакой психический (или физический) факт нельзя считать чистой случайностью. Следовательно, будучи всегда продуктом сложного сочетания явлений, он имеет под собой свою цепь причин; каждый существующий психический элемент есть результат предшествующих психических состояний и теоретически должен поддаваться анализу. Фрейд применяет к сновидению тот же принцип, который мы инстинктивно используем в изучении причин человеческих поступков.

[67] Фрейд задает себе простой вопрос: почему данный конкретный человек видит во сне именно эту конкретную вещь? На это у него должны быть особые причины, иначе закон причинности нарушится. Сновидения ребенка отличаются от сновидений взрослого так же, как сновидения образованного человека отличаются от сновидений неграмотного. В сновидении есть нечто индивидуальное: оно согласуется с психологической диспозицией субъекта. В чем же состоит эта психологическая диспозиция? Она сама является результатом нашего психического прошлого. Наше нынешнее психическое состояние зависит от нашей истории. В прошлом каждого человека содержатся элементы различной ценности, определяющие психическую «констелляцию». События, не пробуждающие сильных эмоций, практически не влияют на наши мысли или действия, тогда как события, вызывающие сильные эмоциональные реакции, имеют огромное значение для нашего последующего психологического развития. Воспоминания с выраженным чувственным тоном образуют комплексы ассоциаций, которые не только сохраняются в течение длительного времени, но обладают большой силой и тесно взаимосвязаны между собой. Предмет, к которому я отношусь без особого интереса, вызывает мало ассоциаций и вскоре исчезает с моего интеллектуального горизонта. Предмет, к которому я испытываю большой интерес, напротив, вызывает многочисленные ассоциации и надолго занимает мой разум. Каждая эмоция порождает более или менее обширный комплекс ассоциаций, который я назвал «чувственно окрашенным комплексом идей». Изучая индивидуальную историю болезни, мы неизменно обнаруживаем, что этот комплекс оказывает сильнейшее «констеллирующее» воздействие. Отсюда следует, что в любом анализе мы столкнемся с ним с самого начала. Комплексы служат главными компонентами психологической диспозиции в каждой психической структуре. В сновидении, например, мы наблюдаем эмоциональные компоненты, ибо не вызывает сомнений, что все продукты психической деятельности зависят прежде всего от сильнейших «констеллирующих» влияний.

[68] Не нужно далеко ходить, чтобы найти комплекс, который заставляет Гретхен в «Фаусте» петь:

Жил в Фуле король; до могилы

Одной он был верен душой;

Ему, умирая, вручила

Любимая кубок златой[18].

[69] Скрытая мысль – сомнение Гретхен в верности Фауста. Песню, бессознательно выбранную Гретхен, мы бы назвали сновидческим материалом, соответствующим тайной мысли. Можно применить этот пример к сновидению и предположить, что Гретхен увидела эту историю во сне[19]. В таком случае песня с ее трагической историей любви будет «манифестным» содержанием сновидения, его «фасадом». Любой, кто не знает о тайной печали Гретхен, никогда не догадается, почему ей приснился этот король. Но мы, зная о ее трагической любви к Фаусту, можем понять, почему сон использует именно эту песню: в ней повествуется о «редкой верности». Фауст неверен, однако Гретхен хочет, чтобы он был предан ей так же, как предан король. Ее сновидение – в реальности песня – в замаскированной форме выражает страстное желание ее души. Здесь мы касаемся подлинной природы чувственно окрашенного комплекса; это всегда вопрос желания и сопротивления ему. Наша жизнь проходит в борьбе за осуществление желаний: все наши действия проистекают из желания, чтобы что-то произошло или, наоборот, не произошло.

[70] Ради этого мы трудимся, ради этого мыслим. Если мы не можем осуществить желание наяву, мы реализуем его хотя бы в фантазии. Религиозные и философские системы всех народов во все времена – лучшее этому доказательство. Мысль о бессмертии, даже в философском обличье, есть не что иное, как желание, для которого философия лишь фасад, подобному тому как песня Гретхен – лишь внешняя форма, завеса, наброшенная на ее горе. В сновидении ее желание предстает исполненным. Фрейд утверждает, что всякое сновидение представляет осуществление вытесненного желания.

[71] Мы видим, что в сновидении Фауста заменяет король. Произошла трансформация. Фауст стал далеким древним правителем; личность Фауста, наделенная сильным чувственным тоном, подменяется нейтральной, легендарной фигурой. Король – это ассоциация по аналогии. Король – символ для Фауста, «любимая» – символ для Гретхен. Мы можем спросить, какова цель всего этого, почему эта мысль пришла Гретхен, так сказать, косвенно, во сне, почему она не могла осознать ее ясно, без двусмысленности, присущей всякому сновидению. На этот вопрос легко ответить: печаль Гретхен содержит мысль, на которой не любит останавливаться никто; это чересчур больно. Ее сомнения в верности Фауста вытесняются и подавляются. Они вновь появляются в форме меланхолической истории, которая, хоть и исполняет ее желание, не сопровождается приятными чувствами. Согласно Фрейду, желания, образующие сновидческую мысль, никогда не признаются открыто; это желания, которые вытесняются в силу их болезненного характера; именно потому, что они исключены из сознательного отражения в бодрствующем состоянии, они и всплывают, косвенно, во сне.

[72] Подобные рассуждения отнюдь не удивительны, если мы обратимся к житиям святых. Можно без труда установить природу чувств, вытесненных святой Екатериной Сиенской[20], которые косвенно проявились в видении ее небесного брака, и понять, какие желания более или менее символически проявляются в видениях и искушениях святых. Как мы знаем, между сомнамбулическим сознанием истерика и нормальным сновидением так же мало отличий, как между интеллектуальной жизнью истериков и интеллектуальной жизнью здоровых людей.

[73] Естественно, если мы спросим кого-то, почему ему приснился такой-то сон, какие тайные мысли в нем выражены, он не сможет нам ответить. Он скажет, что слишком много съел вечером, что лежал на спине; что видел или слышал это накануне – короче говоря, все то, что можно прочитать в многочисленных научных книгах о сновидениях. Что же касается сновидческой мысли, то он ее не знает и не может знать, ибо, согласно Фрейду, эта мысль вытесняется, поскольку слишком неприятна. Таким образом, если некто уверяет нас, что никогда не замечал в своих снах ничего из того, о чем говорит Фрейд, мы с трудом сдерживаем улыбку; он пытался увидеть то, что невозможно увидеть непосредственно. Сновидение маскирует вытесненный комплекс, дабы воспрепятствовать его распознаванию. Превращая Фауста в фульского короля, Гретхен делает ситуацию безобидной. Фрейд называет механизм, не дающий вытесненной мысли проявить себя со всей возможной ясностью, цензором. Цензор есть не что иное, как то же самое сопротивление, которое в дневное время мешает нам проследить цепочку рассуждений до самого конца. Цензор не пропустит мысль, пока она не будет настолько замаскирована, что сновидец не сможет ее распознать. Если мы попытаемся указать сновидцу на мысль, скрытую за фасадом сновидения, это вызовет то же сопротивление, которое вызывает у него вытесненный комплекс.