Фрейд и психоанализ - Юнг Карл Густав - Страница 16

[158] Далее Принс пишет, что в качестве сновидческого материала мы должны рассматривать «определенные подсознательные идеи, о которых субъект не знает» (указ. соч., стр. 150). Тем самым он признает, что источники сновидений могут лежать в бессознательном. Следующий отрывок это подтверждает: «В ходе своих исследований Фрейд пришел к гениальному открытию, что сновидения не являются бессмысленными причудами, каковыми их полагали ранее, но при интерпретации с помощью психоаналитического метода могут обнаруживать логический и вразумительный смысл. Этот смысл, однако, обычно скрыт в символах, значение которых может быть установлено только путем тщательного изучения предшествующих ментальных переживаний сновидца. Такое исследование требует, как я уже указывал, воскрешения всех воспоминаний, относящихся к элементам сновидения. При этом мы неизбежно приходим к выводу, что даже самый фантастический сон может выражать – пусть и символически – некую разумную идею. Мои собственные наблюдения подтверждают наблюдения Фрейда в той мере, в какой они показывают, что в каждом сновидении присутствует некий разумный мотив. Следовательно, сновидение может быть истолковано как выражающее некую идею или идеи, которых сновидец придерживался ранее. По крайней мере, все сновидения, которые мне довелось подвергнуть анализу до сих пор, подтверждают эту гипотезу».

[159] Таким образом, Принс допускает, что сновидения имеют смысл, что смысл скрыт в символах и что для того, чтобы обнаружить смысл, нужны воспоминания. Все это согласуется с фрейдовской интерпретацией сновидений, причем в гораздо большей степени, чем это признавали предыдущие критики. На основании некоторых наблюдений Принс также приходит к пониманию истерических симптомов как «возможных символов скрытых процессов мышления». Несмотря на взгляды, изложенные в «Истерии» Бинсвангера, которые могли бы подготовить для этого почву, данный факт до сих пор ускользает от немецких психиатров.

[160] Как я уже говорил, я начал с положительных утверждений Принса. Переходим к отклонениям и возражениям (там же, стр. 151):

«Я не могу согласиться [с точкой зрения Фрейда], что всякое сновидение может быть истолковано как „воображаемое исполнение желания“. То, что некоторые сновидения могут быть признаны осуществлением желания, не вызывает сомнений, но что таковы все сновидения или большинство из них, я не смог подтвердить, даже подвергнув индивида самому исчерпывающему анализу. Напротив, я нахожу, что определенные сны представляют собой выражение неосуществления желания; в некоторых исполняется страх или тревога».

[161] В этом отрывке мы имеем все, что Принс не может принять. Следует добавить, что само желание часто кажется ему не «вытесненным» и не таким бессознательным или важным, как это предполагает Фрейд. Стало быть, Принс отвергает теорию Фрейда о том, что подлинным источником сновидения является осуществленное в нем вытесненное желание, ибо ничего подобного в своем материале он не видит. Что ж, по крайней мере, он пытался это увидеть и счел теорию достойной тщательной проверки, чего определенно нельзя сказать в отношении многих наших критиков. (Я-то думал, что эта процедура – неписаный закон академической порядочности.) К счастью, Принс предоставил нам материал, на основе которого он делал свои выводы. Таким образом, мы можем сопоставить наш опыт с его опытом и в то же время найти причины тех или иных расхождений. Он проявил большое мужество, раскрыв свои карты столь похвальным образом, ибо теперь у нас есть возможность открыто сравнить наши взгляды, что будет поучительно во всех отношениях.

[162] Чтобы понять, каким образом Принс сумел разглядеть только формальный, но не динамический элемент сновидений, необходимо рассмотреть его материал более подробно. Из различных указаний, содержащихся в этом материале, можно заключить, что сновидица была дамой позднего среднего возраста. У нее был взрослый сын, который где-то учился; что касается супружеской жизни, то, по всей видимости, она была несчастлива в браке или разведена (возможно, они с мужем жили порознь). В течение нескольких лет она страдала истерической диссоциацией личности и, как мы видим, питала регрессивные фантазии о двух более ранних любовных романах, на которые автор, очевидно из-за чопорности публики, вынужден только намекнуть. Ему удалось избавить пациентку от диссоциации на восемнадцать месяцев, но теперь, похоже, ее состояние снова ухудшилось: она оставалась крайне зависимой от психоаналитика, тогда как он находил это столь утомительным, что дважды порывался отправить ее к коллеге.

[163] Здесь мы имеем явный неаналитический и непризнанный перенос, который, как мы знаем, состоит в привязке эротических фантазий пациента к аналитику. Шесть сновидений – иллюстративный фрагмент борьбы аналитика с переносом больной.

[164] Сновидение 1: C. [сновидческое эго пациентки] увидела старую женщину, очевидно еврейку. Она держала в руках бутылку и стакан и, казалось, пила виски; затем эта женщина превратилась в ее мать, которая держала бутылку и стакан и тоже пила виски; тут дверь открылась, и появился ее отец. На нем был халат ее мужа, а в руке он держал две деревянные палки. [Там же, стр. 147 и далее.]

[165] На основании обширного и совершенно убедительного материала[43] Принс обнаружил, что больная рассматривала искушение выпить, а также искушения «бедных людей» вообще, как нечто вполне понятное. Она сама иногда выпивала по вечерам немного виски, и ее мать тоже. Но в этом могло быть что-то неправильное. «Таким образом, сцена сновидения является символическим представлением и оправданием ее собственных убеждений и отвечает на сомнения и угрызения совести, которые терзают ее разум» (там же, стр. 154). Вторая часть сновидения, о палках, по мнению Принса, является своего рода осуществлением желания, однако он замечает, что это ничего нам не говорит, ибо накануне вечером пациентка заказывала дрова. Несмотря на затраченные усилия (восемь страниц печатного текста), сновидение не было проанализировано достаточно тщательно, так как два наиболее важных элемента – виски и палки – остаются без анализа. Если бы автор проследил за этими «искушениями», то вскоре обнаружил бы, что угрызения совести пациентки имеют гораздо более серьезную природу, нежели ложка виски и две вязанки дров. Почему отец, который входит, конденсируется с мужем? Как можно объяснить еврейку иначе, чем воспоминаниями о предыдущем дне? Почему эти две палки важны и почему их держит отец? И так далее. Сновидение не было проанализировано надлежащим образом. К несчастью, для психоаналитика его значение очевидно. Оно ясно говорит: «Если бы я была бедной еврейкой, которую видела накануне, я бы не устояла перед искушением (как не устояли бы мать и отец – типичное инфантильное сравнение!), а потом в мою комнату вошел бы мужчина с дровами – естественно, чтобы согреть меня». Вкратце, таков смысл. Сновидение содержит все это, только автор остановился слишком рано. Надеюсь, он простит меня за то, что я нескромно распахнул тактично закрытую дверь и ясно показал, какого рода «невидимые» желания скрываются за общепринятой сдержанностью и медицинской слепотой в вопросах секса.

[166] Сновидение 2: Холм – она с трудом взбиралась на крутой холм; при этом у нее было четкое ощущение, что за ней следует кто-то или что-то. Она сказала: «Я не должна показывать, что напугана, иначе эта штука схватит меня». Поднявшись выше, она очутилась в месте, где было светлее, и увидела две тучи или тени, черную и красную. Она воскликнула: «Боже мой, это А и Б! Если мне не помогут, я пропала» (она имела в виду, что снова изменится – то есть снова впадет в состояние диссоциации.) Она начала звать: «Доктор Принс! Доктор Принс!» Вы засмеялись и сказали: «Вам придется самой бороться с этой проклятой штукой». На этом она проснулась, парализованная страхом. [Там же, стр. 156.]

[167] Поскольку сновидение очень простое, мы можем обойтись без дополнительного аналитического материала. Но Принс не видит в этом сне осуществления желания; напротив, он видит в нем «осуществление страха». Он совершает фундаментальную ошибку, снова смешивая явное, манифестное содержание с бессознательной мыслью сновидения. Справедливости ради следует отметить, что в данном случае повторение ошибки было тем более простительно, что решающая фраза («Вам придется самой бороться с этой проклятой штукой») действительно весьма неоднозначна и обманчива. Столь же двусмысленным является высказывание «Я не должна показывать, что напугана», которое, как сообщает Принс, относится к мысли о рецидиве болезни, поскольку пациентка боялась рецидива.