Оболочка зеро - Иванова Анастасия - Страница 9

Джим набрал было воздуха, да так и замер, надувшись индюком, что Энн не преминула с удовлетворением отметить. Лошадка, явно недовольная посягательствами на её хвост, протяжно фыркнула и цокнула копытом. Масти она была, между прочим, каурой – и это Энни отметила тоже.

– Да чтоб тебя! – наконец выдохнул Джим, с чувством сплюнув на дорогу. – Вот ведь попутал нечистый связаться с твоим малахольным…

– А ну-ка, придержи язык! – оборвала его Энни. – Ты Саймону и в подмётки не годишься!

– Ну-ну, – усмехнулся Джим, с пристрастием охлопывая себя со всех сторон – при каждом хлопке в воздух взлетало маленькое пылевое облачко. – Только тебе-то к нему, распрекрасному, в моей компании придётся добираться, как бы это нас обоих ни печалило. Так что заруби себе: ещё раз попробуешь вот этаким тоном мне приказы отдавать – неделю потом присесть не сможешь. Излупцую так, чтоб на всю жизнь запомнила.

– Заявление вполне в твоём духе, – с презрением уронила Энн. – Чего от тебя и ждать…

– Много ты о моём духе знаешь, – проворчал Джим и с лёгкостью вскочил в седло. Каурая лошадка бодро заплясала на месте. – Где твоя лошадь?

– У меня её нет, – с достоинством отозвалась Энн: отец Маккена не раз высказывался в том смысле, что бедность – не порок.

– Ну что за дурочка, господи! Я же сказал: возьми лошадь, путь неблизкий!

– Ну да, а ещё ты сказал, что встретишь меня на рассвете у «Двух»…

– Забыли! – свирепо гаркнул Джим и оглядел её фигурку с головы до ног и обратно. – Ну и пугало, ей-богу… Весишь сколько – фунтов сто с небольшим?

Оскорблённая до глубины души, Энн выпрямила спину:

– Ты совсем без ума уродился, Джим Бейкер?! Я девушка! Может, ещё про возраст мой спросишь?!

– Ты – девушка? Вот спасибо, посмешила… Ладно, залезай.

Наклонившись в седле, Джим протянул ей хлыст. Энни ни за что в жизни не призналась бы ему, что ей до сих пор ни разу не доводилось садиться на лошадь, так что они порядком провозились, а Джим порядком озверел и был-таки вынужден в конце концов спешиться, чтобы её подсадить.

Сидеть позади было жёстко, тряско, а чуть позже – и скучно.

– Куда мы едем? – Энн догадалась спросить, только когда Джим вдруг свернул с дороги и они потрусили целиной.

– В Колпино, – буркнул Джим. Из-за его спины Энн было почти не видно ничего впереди; к тому же ей приходилось обонять Джимову куртку, которая явно служила хозяину верой и правдой со времён Потопа, ни разу не осквернённая прикосновением щётки или мыла.

– Куда?!

– Не знаешь – не спрашивай.

Вообще-то Энни знала: топонимы оболочками не локализуются – иначе ведь полная неразбериха бы вышла. Но этот топоним почему-то звучал в контексте Дикого Запада уж больно странно.

– Ну и зачем нам в это Колпино?

– Мне – просто так, приятеля навестить. А тебе – затем, что твоего драгоценного я как раз к этому приятелю отправил.

– Зачем?

Притормозив, Джим вывернул шею так, что аж страшно стало, и уставился на Энн:

– Знаешь… Я вот безумно люблю в одиночку путешествовать. Ну просто обожаю. А знаешь почему? – Энн догадалась, что ответ не требуется, и смолчала. – Потому что, когда ты путешествуешь в одиночестве, никто не нарушает изумительную, чарующую, самим Господом богом нашим созданную для этого мира ТИ-ШИ-НУ!

На это Энн, естественно, обиделась, и следующие несколько часов прошли в столь милом сердцу Джима безмолвии.

По их истечении Энн чувствовала себя так, словно она – заржавевший робот с давным-давно погибшей планеты. Ноги ломило, спина затекла, а та часть тела, о существовании которой юные и неискушённые девушки вовсе и не догадываются, при каждом шаге каурой взывала о пощаде.

Чтобы отвлечься от малоприятных ощущений, девушка старательно разглядывала окружающий пейзаж. В детстве её возили на море, но то было совсем другое дело: поезд, носильщики, постоянная суета и полный комфорт. А сейчас она – в настоящем путешествии! Это же так интересно, так увлекательно!

Правда, местность, по которой они проезжали, была явно выдумана кем-то, не обладавшим даже самыми малыми зачатками фантазии. Уже к концу первого часа пути взгляд Энн равнодушно скользил по спёкшейся жёлтой земле, редким пучкам сухой травы, если повезёт – цеплялся за монументальный куст репейника. А два часа спустя вся увлекательность путешествия в глазах Энн не стоила хотя бы получасика отдыха на любой мягкой поверхности, с чашечкой чая под рукой и желательно – лёжа.

Меж тем Джим, похоже, решил преподать ей урок и даже не думал объявлять привал. Время от времени делал глоток из фляги да принимался насвистывать какой-то бодрый мотивчик. Вконец измученная, Энн решила прибегнуть к хитрости:

– Джим… А ты ещё не проголодался?

– Хмм… – По мнению Джима, этот вопрос, очевидно, требовал глубокого самоанализа. Прежде чем услышать ответ, неназываемой части тела Энни пришлось вытерпеть ещё не меньше десятка лошадкиных шагов. – В общем-то, можно и поесть. Тебе там сподручно?

– Само собой, нет! – отчаянно запротестовала девушка. – А чай? Как я его тебе тут приготовлю?

– Ну, раз уж ты так хочешь приготовить мне чай… – нахально подчеркнув местоимение, Джим тронул поводья, и каурая послушно встала. – Тогда слезай.

Они остановились прямо посреди пустоши: лошадь – и то не к чему привязать. Пока присмиревшая Энн бродила вокруг в поисках хоть каких-никаких прутиков, Джим снял притороченное к седлу одеяло, разложил на земле и с удовольствием развалился поверх, подложив под голову одну из седельных сумок. Помогать с обедом он явно не собирался.

С грехом пополам Энни удалось набрать охапку сухой травы и даже выдрать из земли какой-то древний-предревний корень (надо же, здесь когда-то росли деревья…) Затем она извлекла из своей сумочки огниво, гребёнку, вчерашнюю газету, сахар, заварку, зеркальце, чашку-непроливайку, «Сотворение инфомира», сыр, лепёшки, карамельку, щипчики для ногтей, карандаш, три заколки для волос, кусок пемзы, пузырёк с болеутоляющим и мыло. Что-то в этом наборе казалось явно лишним, но просто одно без другого не вытаскивалось.

Джим придирчиво взвесил сыр на ладони:

– Это что, всё? Я же сказал – возьми еду, путь будет…

Энн заглушила его громким треском: она усердно разламывала корень на куски. Вскоре ей удалось сложить миниатюрный шалашик и даже поджечь его с первого раза. Она старательно раздула пламя, отлила воды из седельного бурдюка и торжественно уселась у костерка, держа ковшик над пляшущим огнём.

– Младшая школа на выездной экскурсии… – вздохнул Джим, скептически наблюдая радостное возбуждение на лице спутницы.

– Послушай-ка, Джим, – когда заварка уже плавала в кипятке, настаиваясь, Энни вновь почувствовала себя уверенно, – а мы не могли доехать в это твоё Колпино поездом?

Джим потянулся за лепёшкой, оторвал кусок, кинул в рот и задумчиво пожевал. А потом задал странный вопрос:

– Что ты имеешь в виду?

– Поезд, – терпеливо и медленно повторила Энни ему, как маленькому. – Это такая штука на колёсах, которая ездит по рельсам. Она быстрее, чем лошадь. – Девушка попыталась усесться поудобнее и поморщилась. – И сиденья там гораздо мягче.

– Ну, ясно… – протянул Джим и помолчал. – Нет, поездом не могли. У меня в оболочке их нет.

Энн невольно подумала: всё-таки непонятная штука этот мир. Вот у неё в оболочке поезда есть. А у Джима их нет. А на самом-то деле – есть они или нет?

Это опять была безбожная мысль. Натуральная объективно-реалистическая ересь. Обычно такие мысли приходили ей в голову – и то мимоходом и очень ненадолго, – только во время разговоров с Саймоном. Бедный Сай, что же с ним сейчас происходит…

– Ты стёр Саю оболочки? – напрямик спросила Энн.

– Не-а. – Джим Бейкер продолжал методично набивать рот. – Я только послал его к тому, кто может это сделать.

– Этот твой приятель?

– Ага.

– Так сам ты, выходит, ничего такого не умеешь?

Джим перестал жевать и сумрачно глянул на неё.