Обретение (СИ) - Блейк Анна - Страница 15

— Как в твои времена проводили праздники, Эрфиан?

— Так же торжественно, как и сегодня, дитя.

— А как ты провел свой праздник?

— Мы отправлялись на одну из священных полян, брали с собой ритуальный кинжал и с его помощью остригали волосы. — Эрфиан прикоснулся к шее, показывая длину прядей. — Юношам до этого дня стричь волосы запрещалось. Мы возносили молитву первым богам и возвращались в деревню на пир. Кое-кто отдавал остриженные пряди шаманам человеческих племен, а кое-кто — Сновидцам.

В янтарных глазах Наамана читалось недоумение.

— Сновидцам? Зачем?..

— Они делают особые амулеты. Если эльф становится воином, то волосы больше не стрижет, а медальон хранит при себе. Многие верят, что он дарует благословение богов.

— А у тебя есть такой?

— Нет, дитя. Я решил, что благословение чужих богов мне ни к чему.

— Чье же благословение тебе по душе, коли так?

— На свете есть много храмов и культов, но сила, которую они называют богом, одна.

Юноша наклонился и погладил ладонью траву под ногами. Наставники говорили, что сын Нориэля преуспевает во всем, за что берется. Боевая магия, владение оружием, языки, целительство. К старшим детям в семье Жрецов предъявляли высокие требования, а к наследникам — тем более. Мальчику с детства внушали, что он займет место отца. А, значит, должен быть достойным обруча Жреца. То есть, лучшим.

В то время как остальные дети могли бегать по лесу, Нааман усваивал очередную науку или сидел на пиру, слушая взрослые разговоры. Скоро он получит парные клинки из рук матери и пурпурный плащ. И — кто знает — изъявит желание стать воином. Или присоединится к целителям. А, может, и к хранителям знаний. Нориэль и Царсина позаботились о том, чтобы мальчик умел все и не боялся сложностей, он был готов получить обруч отца хоть завтра, но Жрец еще молод и полон сил. Чем будет заниматься его сын до того момента, как сядет во главе совета? У Наамана не было ответа на этот вопрос. Ему одинаково сильно хотелось заниматься всем, а поэтому он не мог найти своего места. Он не говорил об этом вслух, но мысли отражались на его лице, и в эти моменты молодой эльф, почти мальчик, становился похожим на старика.

— Ты не веришь в первых богов? — нарушил молчание Нааман.

— Мы говорим об одной и той же силе, дитя. Просто называем ее разными именами. Кроме того, сила эта не нуждается в нашей вере. Она будет существовать даже в том случае, если от нее отмахнутся оба мира.

— Это наше предназначение?

— Не могу сказать. Каждый из нас должен постичь ее сам.

— Ты постиг ее во время путешествий?

— Сегодня мы думаем, что постигли, завтра понимаем, что это не так, потому что она открывает нам новую грань. Здесь обретение не так важно, как поиск.

— Но когда-нибудь мы обретаем.

— Ты прав. — Эрфиан встал. — Нам пора. Скоро начнется праздник, вам с Энлиль нужно переодеться, а я должен поговорить с твоим отцом до того, как гости соберутся у стола.

— Тебя не было весь день. Где можно пропадать так долго?..

Арелла сидела на подушках с усталым видом. Одна из служанок заплетала ее волосы в косу, а вторая готовила праздничный наряд из алого шелка. Эрфиан, устроившийся на расстоянии вытянутой руки от нее, прикрыл глаза. Можно было объяснить, что сегодня он вот уже в который раз поднялся до рассвета, а прошлой ночью не сомкнул глаз, обсуждая с Царсиной не складывающиеся отношения с королем Ниньясом, но она не поймет. Он мог приносить ей ворохи дорогих тканей, наполненные драгоценностями сундуки и кувшины с благовонными маслами, но это ничего не изменит. Когда-то она была молчаливым украшением этого шатра, и ее упреки даже забавляли Эрфиана, но проблем в деревне и извне прибавлялось, работать приходилось все больше, а спать — все меньше. Женщина в такую жизнь вписывалась с трудом. А женщина, от которой он после тяжелого дня слышал просьбы купить ей что-нибудь особенное и вопросы о том, где он пропадал — и подавно.

— Я был занят.

— Разве ты имеешь отношение к празднику? Мне казалось, что это касается только жреческой семьи. Ай, Кантара! Ты хочешь вырвать мне волосы?!

— Прости, госпожа, — пробормотала служанка.

— Я просила две алые ленты. И где черный жемчуг?

— У госпожи темные волосы, будет лучше, если я вплету в ее косу белый жемчуг.

Арелла надменно поджала губы.

— Я сама решу, что мне идет, а что нет. Поменьше говори и побыстрее работай.

— Прекрати, — сказал Эрфиан.

Эльфийка приоткрыла губы, тронутые алой краской, и захлопала ресницами.

— Что?..

— Прекрати говорить в таком тоне с моей служанкой. Она не обязана заплетать тебе косу. Если она захочет, то уйдет отсюда хоть завтра, хоть прямо сейчас.

— Госпожа не обидела меня, — возразила Кантара. — Она была права. Я сказала лишнее.

— Это не дает ей права решать, когда ты должна говорить, а когда — молчать. Отойди от нее. Она справится сама.

Арелла возмущенно выдохнула и поднялась.

— Ты наелся ядовитых ягод в лесу?! — напустилась она на Эрфиана. — Мало того, что я вижу тебя еще реже, чем жены воинов видят своих мужей — а теперь должна одеваться и причесываться самостоятельно, как девка из семьи слуг?!

— А разве ты не девка из семьи слуг? Твоя мать выбирала наряды для одной из Жриц, а отец подносил кувшины с вином на пирах.

Эльфийка вспыхнула и выхватила из рук второй служанки платье.

— Ладно. Оденусь самостоятельно, если уж тебе так угодно!

— Сделай одолжение. А потом уходи из этого шатра. На пиру будет достаточно мужчин, у которых поменьше дел и побольше денег, чем у меня.

Арелла прижала алый шелк к щекам. Вид у нее был встревоженный, на глаза навернулись слезы. Она умела плакать тихо, красиво и так жалобно, что растрогался бы даже обладатель каменного сердца. Пару раз ей удавалось пронять и Эрфиана. Но теперь он хотел только одного — чтобы она убралась и больше не попадалась ему на глаза.

Эльфийка хотела заговорить, но он ее опередил.

— Молчи, Арелла. Просто уходи. Хотя бы раз в жизни сделай что-то молча.

Кантара, принесшая вторую алую ленту, услышала последнюю часть разговора и горестно вздохнула.

— Тебе пора наряжаться, дитя, — обратился к служанке Эрфиан. — Надеюсь, ты не передумала и до сих пор хочешь пойти на праздник?

— Конечно, господин! — обрадованно воскликнула девушка. — Но неплохо было бы оставить кого-то в шатре. Кошка может вернуться и попытаться украсть еду…

Эрфиан вспомнил скормленный животным мешок вяленого мяса, о котором Кантара так и не узнала.

— Не думаю, что она придет сюда. На поляне ей дадут достаточно угощений.

— Жрец Нориэль Мудрый, правитель деревни, — говорил слуга. — Жрица Царсина Воительница, эльфийка тысячи сражений, его супруга. Нааман, наследник Жреца Нориэля, и его сестра Энлиль, рожденные от одного лика луны. Первый советник Эрфиан, советник Деон, советник Таир, советник Элиан, советник Элайн…

Люди и темные существа, пришедшие на праздник раньше всех, прослушали длинный список имен несколько раз, и он успел им порядком надоесть, но приличия в деревне соблюдали строго, и они требовали представлять хозяев каждому важному гостю. Ламис, вождь одного из живших на землях Жрецов племен, явившийся последним, широко улыбался и доброжелательно кивал. Улыбались все. Царсина и Нориэль, облаченные в темно-синие мантии. Нааман, раскрасневшийся от выслушанных поздравлений. Энлиль, со смущенным видом перебиравшая косу. Братья и сестры Царсины и Нориэля, гости и советники. Арелла, сидевшая рядом с одним из первых воинов — время от времени она наклонялась к его уху и говорила что-то шепотом.

Эрфиан тоже улыбался. Долгие годы служения Царсине и Жрецу научили его оставлять беды за пологом своего шатра. Первый советник богат, получает любую женщину, какую пожелает, знает все, что нужно знать, а порой и больше. У такого существа нет и не может быть бед — в это верили населявшие деревню эльфы, и он не видел причин тому, чтобы их в этом разубеждать. А если ему захочется поразмышлять о бедах, он сделает это ночью, когда снимет мантию и ляжет в постель.