Мир клятв и королей - Хост Микки - Страница 42

Он вспомнил, как Мария вцепилась в него и никак не хотела отпускать – Алебастру пришлось силой отрывать ее, разжимая ей руки. Вспомнил, что на прощание Мария вложила ему в руки небольшое украшение – подвеску с крохотным металлическим диском, на котором был высечен герб ее рода. Гилберт совсем не понимал, зачем она это делает, но подвеску все же принял, а подняв голову, увидел в ее полных слез глазах непоколебимую решимость. Она знала, что не выберется, и, принимая свою судьбу, дала ему вещь, которая будет напоминать ему о ней. О том, что Мария из рода Саэнс, пусть и не успевшая стать членом рода Лайне, когда-то была рядом с Гилбертом. Вот только он не знал, что она не выберется. И принял подвеску, думая, что вернет ее при следующей встрече.

Он вспомнил, что Гвендолин держалась лучше Марии и Алебастра. Она делала вид, что не замечает глубокой раны на своем предплечье, и только посетовала, что «тот мерзавец испортил лучшее платье». Гвендолин действовала быстро, не произнося лишних слов, но ее руки дрожали. Она вложила в его ладонь свое кольцо, взяла его лицо в ладони и ровным, грозным голосом, каким она говорила только в крайних случаях, повторила слова их отца: «Ты из рода Лайне. Лайне ничего не боятся».

Алебастр заставил Гилберта повторить эти слова, после чего приказал Шерае увести его. Он приказал это сразу, как только узнал об угрозе, но темные создания загнали их в угол, и Шерая успела перебросить их в другую часть замка – туда, где были Алебастр, Мария и Гвендолин. Узнавший об этом Гилберт настоял на том, чтобы найти их, и сбежал от Шераи, когда она отказалась тратить на это время. Он все же нашел, но тогда он не понимал, что они не смогут выбраться.

Гилберт потерял абсолютно все из-за Третьего. Шерая – единственное, что у него осталось от той жизни. Гилберт обещал себе, что будет помогать Шерае так же, как и она ему, но…

Сигридские боги свидетели: Гилберт едва не вцепился в юбку Шераи и не захныкал, как ребенок, прося увести его отсюда. До боли знакомые глаза Третьего, которым обернулся демон-перевертыш, жгли его душу. Гилберт чувствовал подступающий страх и не знал, что ему делать. Он вцепился во что-то, что было перед ним. Ткань оказалась мягкой – Гилберт сразу же подумал о шифоновом платье сестры, в котором она была в последние минуты своей жизни.

Демон-перевертыш, – Гилберт без конца повторял про себя: «Демон-перевертыш, а не Третий», – смотрел прямо на него. Знакомые черты лица, являвшиеся в каждом кошмаре Гилберта, не менялись и не перемешивались чертами других образов. Демон-перевертыш хорошо изучил и воспроизвел этот облик. Слишком хорошо, потому что знал, что Третий – главный страх Гилберта.

Многих пугает легенда о Третьем, многие боятся его, но никто не мог вообразить себе того страха, который испытывал перед ним Гилберт.

Неужели демон-перевертыш знает правду?

Воздух дрогнул, и Гилберт понял, что Шерая оградила его защитным барьером.

«Хорошо, все хорошо, – успокаивал себя Гилберт, торопливо оглядывая разворачивающуюся перед ним картину: сломанные ворота и темные создания, несущиеся на них. – Всего мгновение – и я в порядке. Всего мгновение…»

Одной рукой Шерая отразила напавшего ноктиса, другой уже открыла портал. Быстрый взгляд в его сторону подтвердил, что он вел в зал Истины. Гилберт не сомневался, что такой мощный магический всплеск, который спровоцировала Шерая, открыв портал, не останется незамеченным, но решил не терять времени. У него было достаточно сил, чтобы уничтожить хотя бы половину темных созданий. И пусть Данталион уже убил демона-перевертыша, оставалось еще множество противников.

Мелькнувшая вспышка зеленого света на секунду успокоила Гилберта. Марселин, избежав атаки прыгнувшего на нее демона, отшвырнула его в сторону и поравнялась с Шераей. Вслед за ней показались Эрнандесы, которые привели Еноха и Диего. Гилберт не видел их уже давно, но искренне надеялся, что они (особенно Енох) не будут задавать лишних вопросов и сразу же приступят к уничтожению чудовищ. Вдруг Гилберт ощутил запах великанской крови: пришедшего им на помощь Стефана ранили. Не смертельно, но Гилберт решил вернуться к воротам и вступить в сражение. Он ударил по барьеру Шераи и потребовал пропустить его.

Он справится. Демон-перевертыш на то и перевертыш, что может только принимать чужой облик. Оболочка – это не то, чего должен был бояться последний король великанов. Он должен был бояться того, что темные создания покалечат его рыцарей, истощат силы магов или нанесут Стефану, одаренному невероятными магическими способностями великану-полукровке, смертельное увечье.

Гилберт ударил по барьеру Шераи еще раз – раздался треск. Взмахом руки, даже не отвлекаясь от уничтожения демона, Шерая укрепила барьер. Гилберт ударил еще сильнее и закричал. Он ценил заботу Шераи и знал, что та всегда сможет оградить его от опасностей, но это…

Это – ошибка Гилберта. На территорию его особняка прорвались демоны, которых пока что, к счастью, его магам и рыцарям удается сдерживать. Но если темные создания прорвутся дальше, все будет кончено.

Гилберт ударил снова. В груди начал клокотать гнев, в первую очередь на самого себя, во вторую – на темных созданий.

Стефану не удалось уйти от когтей демона, подкравшегося сзади. Вновь брызнула кровь, но маг лишь развернулся, схватил демона за шею и отшвырнул к вывороченным воротам. Для полукровки, которого ранили уже дважды, у Стефана было очень много сил.

А что было у Гилберта? Его сила была меньше силы Стефана хотя бы потому, что не было кого-то, кто мог бы увеличить ее. Вся семья Гилберта мертва, и даже Шерая не может их заменить. У Гилберта не было ни сильной магии, как у Стефана, ни острых когтей, как у Данталиона. Только его слабый дар, нюх и острое зрение и рокот – могучий крик, который могли использовать лишь те великаны, чья связь с семьей была крепка.

«Великий Лайне!»

Когда Энцелад с рычанием обрушил меч на голову своего соперника, Гилберта осенило. Он перестал бить по барьеру и быстро оглядел поле боя. Демоны еще не успели прорваться дальше Шераи и Марселин, воздвигнувших новую преграду, и Гилберта это радовало. Значит, ему не придется подвергать свой особняк и оставшихся в нем людей опасности.

Когда он в последний раз погружался так глубоко в свою силу? Должно быть, еще до Вторжения. Ужас и отчаяние от падения Ребнезара и всего Сигрида подавили возможности подрастающего Гилберта. Не осталось никакой надежды на увеличение силы или хотя бы высвобождение ее крохотной части. Ему почти удалось добиться этого, когда он участвовал в осаде гнезда ноктисов. Почти – потому что после первой же попытки он плевался кровью и едва держался на ногах. Грохот, стоявший в голове, смешивался с гулом крови. В ней был зов, который Гилберт с трудом проигнорировал. Манящий, знакомый зов, побуждающий его нырнуть в колодец собственной силы и высвободить все, что он копил более двухсот лет.

Сейчас границы силы были хрупки, как и надежда Гилберта на успех, но он чувствовал, что рамки дозволенного стали размываться. Шерая не могла поддерживать защищающий его барьер и сражаться с демонами одновременно. Данталион не мог без последствий бросаться на каждого соперника и ломать им шеи, в то время как мечи Еноха и Диего могли вот-вот сломаться от количества яда, остававшегося на них. Позиция Дионы была слишком плохой для стрельбы, но пока что ей удавалось уничтожать противников одного за другим. Но силы его команды были на исходе, и их нечем было пополнить, и это злило Гилберта. Он решил преступить все ограничения, которых он придерживался ради своей безопасности.

Один из ноктисов прыгнул на Диону, но та успела всадить стрелу ему между глаз. Гилберт почувствовал, что его горло вот-вот наполнится кровью.

И тогда Гилберт закричал.

Демоны мгновенно завизжали. Пелена перед глазами не позволяла Гилберту увидеть, как именно его крик отражался на темных созданиях, но звуков было достаточно. Это были отчаянные вопли, визги, режущие слух, и стенания, которые нельзя было описать. Гилберт знал, что боль будет сильной как для демонов, так и для него самого, и был к ней готов. Он помнил, что в первые секунды ничего не чувствуется, только бурлящая в крови сила и зов, к которому невозможно не прислушаться. Дальше будет хуже – вероятнее всего, Марселин трижды с лестницы упадет, прежде чем поймет, как и чем ему помочь. Гилберт был готов осыпать мага благодарностью и золотом и пообещать исполнение всех ее желаний, лишь бы она спасла его потом. И ведь спасет, в этом он ничуть не сомневался.