Куноичи (СИ) - Лавгуд Виктория - Страница 52

Ответил ей не Плагг, отчего Такахаши вздрогнула.

— Лучшей из женщин.

Она обернулась, почти в боевой готовности. Заброшенный лабиринт был устлан старой листвой и сухими ветками; несмотря на это, Тен-Тен совершенно не услышала, когда Габриэль Агрест подошёл к ней непозволительно близко.

Вблизи мужчина выглядел менее впечатляющим. Тен-Тен видела глубокие морщины в уголках губ, уставшие запавшие глаза, покрасневшие крылья носа. Кожа Габриэля была едва ли темнее камня, из которого высекли статую мадам Агрест. Стало совершенно очевидно, что отец Адриана тяжело болен.

Выражение его глаз менялось, как небо в майский день. При взгляде на статую Тен-Тен видела нежность, обещание, страсть; при взгляде на Хлою — холод, жёсткость, расчёт. Она доверяла своим глазам; она доверяла чужому выражению. Габриэль Агрест был опасен, по крайней мере для неё.

Но он не был маньяком или садистом, совсем нет. Поэтому Тен-Тен сложила губы в приветливую улыбку и даже обняла Габриэля — так, как поступила бы Хлоя.

— Дядя Гейб, я так давно тебя не видела! — заканючила она, точно ребёнок. — Просто ужас какой-то, даже на той папиной встрече не успела подойти! Ты там такой эпатаж навёл, знаешь? А со мной даже не поздоровался!

Она посмотрела наверх, не прекращая объятий, и требовательно выпятила губы. Габриэль похлопал её по спине, тело его было таким же каменным, как и у жены. Тен-Тен могла бы подумать, что дело в пропавшей привычке к прикосновениям: после смерти мадам Агрест Габриэль стал знатным затворником. Если бы не…

Глаза. Его глаза были холодными, но теперь в сером тумане появилось новое чувство, даже два: сожаление и отрицание. Габриэль смотрел с этой мешаниной эмоций на прижимающуюся к нему девочку, — Хлою, — и в голове его явно происходила борьба.

Он не хотел ей зла, это точно. Но он был вынужден… вынужден был…

Тен-Тен солнечно улыбнулась, прижалась к Габриэлю ещё раз и отступила. Она увидела всё, что ей было необходимо — и даже сверх того. Теперь она не сомневалась в личности Бражника. Ведь именно мотыльку она мешала последние несколько раз, то перетягивая внимание акум на себя, то мешая им концентрироваться на основной цели. Естественно, у Бражника возникнет необходимость избавиться от такого отвлекающего фактора.

Естественно.

— Я плохо её помню, — сказала Тен-Тен, заводя руки за спину и открываясь перед Габриэлем.

Сожаления стало больше. Оно переливалось через частокол ресниц, копилось в уголках глаз, показывало, что в теле всё ещё оставалась душа. Габриэль снял очки и потёр глаза — жест был уставший, но очень подходил мужчине, делал его привлекательнее.

— Естественно. Три года прошло… а до этого она болела. Адриан наверняка тоже забыл её.

Почему-то, судя по лицу, Габриэль хотел так думать; ему так было бы комфортнее. Губы его исказила вина — не перед сыном и не перед Хлоей, конечно же. Перед Эмили.

Почему? Ты виноват в её смерти?

— Не-ет, он её помнит, и очень хорошо. Адриан похож на неё, да?

Лицо Габриэля исказила кратковременная судорога. Зрачки затрепетали, как крылья бабочки — как крылья мотылька, пожирающего мёртвую плоть.

Тен-Тен отвернулась, рассматривая статую.

— Нет. Совсем нет. Они… совершенно… разные. Абсолютно.

В голосе мелькнула злость, и Тен-Тен решила не продолжать. Она достаточно хорошо читала лица, чтобы понимать, когда надо остановиться. И сейчас, после пары невинных вопросов, Габриэль был готов придушить её голыми руками.

Ненормальная реакция, даже для горюющего мужа. Тен-Тен могла тремя фразами заставить человека покончить с собой, особенно если психика жертвы была расшатана. Но сейчас куноичи не хотела ничего, кроме пары крох информации. И всё же Агрест отреагировал, причём слишком сильно.

Габриэль — Бражник. Он не любит своего сына и пытается убедить себя, что тот не похож на мать, хотя сходство ошеломительное. Он испытывает вину перед мертвецом и собирается что-то сделать. И ради этого «чего-то» он готов буквально пойти на убийство.

На минуточку, он готов пойти на убийство Хлои Буржуа — на убийство Тен-Тен, если быть точнее. И её это совершенно не устраивало.

Успокаивало только то, что Габриэль будет действовать через чужие руки, не рискуя пачкаться самостоятельно. Так что у Тен-Тен было немного времени для подготовки, хотя бы моральной. Так-то, учитывая, что акумы могут быть абсолютно любыми, она даже не знала, с чем могла столкнуться.

Придётся импровизировать. Пока у неё вроде бы получалось. Учитель всегда говорил, что импровизация удалась, если ты в итоге живой и целый.

Габриэль проводил её в особняк. Шли в молчании, для Тен-Тен не тягостном лишь из-за общей психологической устойчивости. Рядом с месье Агрестом было неприятно находиться: дело было то ли в ауре, то ли в его настроении, то ли в едва уловимом сладком запахе, смутно знакомом.

Тен-Тен принюхалась, но так и не поняла, чем же пахнет. Это было что-то из её прошлой жизни, такое естественное и знакомое, на что она обычно не обращала внимания. Габриэль, глубоко ушедший в свои мысли, даже не заметил её заминки.

Он завёл девушку в дом и крепко закрыл за собой двери, ведущие в сад. Тен-Тен грустно вздохнула: иногда ей не хватало свежего воздуха и зелени, как в её родном мире. Здешняя реальность изобиловала серыми домами, чёрным асфальтом и стеклом, играющим бликами.

В саду было хорошо. Но, судя по глазам Габриэля, он теперь будет следить, чтобы Хлоя туда не зашла ещё раз.

— У Адриана сейчас китайский…

— Я знаю, — небрежно отмахнулась Тен-Тен. — Я подожду.

— Уже поздно для ожидания. Я прикажу нашему водителю…

— Ай, дядя Гейб, да не надо! Я просто останусь тут на ночёвку. У Адриана ведь не было нормального дня рождения, помнишь? Всё акумы, акумы… жалкий Бражник пытается испортить жизнь моему Адрикинсу, но я, Хлоя Буржуа, не дам свершиться такой несправедливости! — Тен-Тен посмотрела на свои ногти и нахмурилась: она так и не сделала маникюр. — Короче, мы завтра будем гулять, есть что-нибудь диетическое и развлекаться. Как думаешь, воздушная кукуруза в кино считается диетическим продуктом?

— Там слишком много масла.

Габриэль стоял спиной к стеклянным дверям, ведущим в сад, и совсем не выглядел довольным. За хлипкой преградой медленно засыпал день: краски поблёкли в подступающем вечернем тумане, зелень стала темнее, небо казалось неестественно ярким из-за разливающейся рыжины. Потрясающий контраст цвета, наверняка сказал бы Натаниэль.

Тен-Тен больше интересовал Габриэль. В комнате было плохое освещение: не работала одна из ламп на потолке. Из-за сильной подсветки сзади возникала естественная тень, поглощающая тело и лицо месье Агреста.

И в этой темноте горели его глаза — неестественно-яркие, блестящие. Безумные. Тен-Тен почувствовала, как её живот поджался, а по спине пробежали мурашки. Рот продолжал нести всякую чепуху, в основном планы на завтра: как они с Адрианом погуляют, как им будет классно, на какой фильм они пойдут… обязательно на мелодраму, чтобы в конце, когда главные герои поцелуются…

Тен-Тен прижала руки к щекам, восхищённо пискнула и зажмурилась. Потом она ещё раз обняла Габриэля. Словно всё нормально. Словно она ничего не увидела. Серые светящиеся глаза сощурились, мужчина положил ледяные руки ей на плечи и слегка сжал пальцы.

Интересно, хотел ли он в этот момент отвернуть ей голову.

— Адрикинс наверняка уже закончил свои занятия корейским или как там его, — сказала Тен-Тен, отстранившись. — Так что я побежала!

— Его расписание на завтра…

— Ой, да отмени ты его, дядя Гейб, и никаких проблем! Как будто ты не знаешь, как это делается!

Она покровительственно похлопала его по руке, потом скинула холодные ладони со своих плеч и поспешила убраться из поля зрения опасности. Почему он так взбесился? Из-за того, что Адриан получит выходной? Габриэль так не любит своего ребёнка?

Вряд ли. Тен-Тен больше склонялась к другой версии: Габриэль, как и многие другие психопаты, — а как ещё назвать Бражника, она не знала, — ненавидел, если его планы рушились. Даже в таких мелочах, как расписание ребёнка на день.