Куноичи (СИ) - Лавгуд Виктория - Страница 47

— Приказ. Пиши приказ, чтобы я навсегда остался главой полиции в этом городе.

Это было нелогично, но Тен-Тен не стала спорить с чокнутым одержимым. Ведущая рука у неё была подстрелена, так что почерк вышел неровным и дрожащим. Пачкая бумагу кровью, Тен-Тен поставила пододвинутые Роджеркопом печати.

Потом акума отошёл от неё. Бумагу он убрал куда-то под костюм, на мгновение обнажив вполне человеческое тело; шарниры на шее заскрипели, словно готовы были рассыпаться в то же мгновение. На лице у Роджеркопа появилась знакомая голограмма бабочки, и Тен-Тен поняла, что у неё есть несколько минут.

Торопясь, она пододвинула к себе новый лист бумаги и принялась печатными буквами выводить своё желание. Она не хотела зависеть от Андрэ. Значит, ей нужно стать эмансипированной.

Заявления об эмансипации рассматривали органы опеки или же, в особых случаях, высшие органы власти. Тен-Тен нужно было всего лишь несколько печатей, чтобы Андрэ больше не имел над ней власти.

Она успела поставить их на бумагу и засунуть документ в карман джинсов, прежде чем окно за её спиной разбилось, и в кабинет завалились Чудесные.

Роджеркоп не смог отреагировать мгновенно из-за мысленного разговора с Бражником, так что Ледибаг удалось выбить пистолет из рук одержимого. Тен-Тен нырнула под стол, чтобы не мешаться во время боя: пользы от неё будет меньше, чем от тонущего котёнка.

Пистолет по счастливой случайности отлетел прямо к столу. Тен-Тен смогла дотянуться до оружия и подобрать. Руки дрожали, и целиться было невозможно: сразу начинало болеть плечо.

Чудесные оказались собраны и серьёзны, как никогда. Тен-Тен могла видеть, что движения супергероев наконец наполнены силой и решимостью: Нуар больше не сомневался, когда бил акуму шестом; Ледибаг не щадила одержимого, метая йо-йо. И всё-таки, несмотря на изменение сознания, они проигрывали.

— Бабочка в свистке! — крикнула Ледибаг.

— Он под костюмом, — прорычал в ответ Кот.

— Значит, надо заставить его раздеться!

— Предпочитаю, чтобы передо мной раздевались девушки, а не!..

Роджеркоп был, пожалуй, первым акумой, который умел сражаться. Хоть как-то. И он точно был первым из одержимых, которому приходилось убивать — пусть и по долгу службы. Это прослеживалось в том, куда и как он бьёт.

Вот Нуар получил сильнейший пинок в висок и отлетел к стене. Человек бы от такого умер на месте; Коту потребовалась лишь пара секунд, чтобы прийти в себя. Вот Ледибаг не справилась с йо-йо, и Роджеркоп схватил её оружие, лишая девушку манёвренности.

Однако и сам он стал заложником положения. Тен-Тен облизнула сухие губы и подняла руки, зашипев от пронзительной боли в ране. Девушка села на полу и подтянула ноги к груди, чтобы умостить руки на коленях — так пистолет не дрожал.

Прицела на оружии не было, но Тен-Тен он и не требовался. Она точно знала, как стрелять; на таком расстоянии она и с ужасной раной могла без проблем подстрелить белку. Что уж говорить про Роджера.

В его костюме всё-таки было слабое место; как ему не быть? Шарниры на шее, которые постоянно скрипели. Они были его уязвимой точкой, на них держался шлем. И если они будут повреждены, то Чудесные смогут без проблем добраться до проклятой вещи.

А значит — победа.

Тен-Тен прицелилась. Лицо её треснуло от злой ядовитой улыбки, сухие глаза жгло от ярости. Она получала невиданное удовольствие от одной только мысли, что она подстрелит этого ублюдка. Урода, из-за которого она испытала такую боль, какую не знала в жизни, полной боёв и сражений.

Боль, которую она бы предпочла не знать вообще. Так пусть жрёт то, чем угостил её.

— Jigoku de moyasu, ikimono…

<Гори в аду, тварь…>

Отдача хлестнула её по рукам. Ладони дёрнуло назад, и Тен-Тен сильно ударила себя по лбу. Сознание помутилось, куноичи упала на спину и приложилась затылком о пол.

В глазах потемнело, словно кто-то выключил солнце.

Но, судя по яростному воплю, она попала.

Глава 16. Плагг

Просыпаться было трудно.

Тен-Тен долгое время находилась на грани реальности и сна, едва чувствуя своё тело. Она, вроде бы, ворочалась с боку на бок, стонала, хмурилась и даже с кем-то говорила. Но если кто-то спросил бы её об этом, она бы сказала, что спала, точно убитая.

Пробуждение было не из лёгких. Тягучее марево неспокойного сна липло к ней, как чакронити кукловодов Суны. Тен-Тен смаргивала непрошеные слёзы и остатки сна, но последние всё время возвращались. Спутанное сознание не давало прийти в себя, и целых полчаса Тен-Тен провела, просто разглядывая потолок.

В её голове мелькали оборванные, ни с чем не связанные нити мыслей. Она вспомнила о Неджи, давно погибшем, о Ли, предлагавшем ей выйти замуж, об учителе, до последнего обучающем молодняк. Она вспомнила даже про Наруто и про его звонкий голос, хотя никогда не любила ни первое, ни второе.

Ей потребовалось преступно много времени, чтобы прийти в себя. Ещё немного было нужно, чтобы вспомнить о собственной смерти и переселении в другой мир.

Потом воспоминания вернулись разом, обрушиваясь на её голову, точно снежная лавина.

Переждав короткий укол боли в висках, Тен-Тен потёрла заслезившиеся глаза и перевернулась набок. Она лежала в чужой комнате, слишком большой и неуютной. В поле зрения у Такахаши была не только кровать и стоящая рядом тумбочка, но и огромная стереоколонка, автоматы для игр, домашний кинотеатр и книжные шкафы.

Набор одиночки-неудачника не произвёл на неё впечатления. Да, всё из вышеперечисленного было новым и сверкающим от ауры богатства, но при этом у Тен-Тен сложилось впечатление, что этими вещами не пользуются.

В мифологии страны Огня, — что была крайне похожа на здешнюю Японию, — считалось, будто у каждой вещи есть душа. Если ты пользуешься предметом, благодаришь его и относишься с уважением, то появляется дружелюбный дух, цукумогами. Он может помогать тебе в маленьких делах или просто быть рядом, чтобы улучшать настроение.

Если же вещь пылилась десятилетиями, её не любили или ненавидели, то внутри вместо духа-приятеля рождался озлобленный ёкай. Он портил всё вокруг, пытался отравить жизнь своему владельцу и просто наполнял дом отрицательной энергетикой.

Тен-Тен не знала, насколько реально появление одушевлённых вещей в этом мире. В её прошлом они, пожалуй, всё же существовали: Такахаши не раз и не два сталкивалась с тем, что предметы в её квартире перемещаются сами по себе, а необходимость в мелком ремонте исчезает буквально за одну ночь.

К тому же, как говорил Шикамару, возможности чакры не были известны до конца. Ведь существовали же семь Великих Мечей, практически обладающих собственным сознанием? Так почему бы не появиться чему-то более мелкому и повседневному?

В месте, где очнулась Тен-Тен, появились бы скорее ёкаи, а не цукумогами. На некоторых предметах успел появиться небольшой слой пыли, другие просто источали ауру заброшенности и ненужности. Будь воля Тен-Тен, она бы просто выкинула большую часть барахла из видимой обстановки, и заполнила освободившееся пространство цветами.

Она села на кровати и осторожно повела плечами. Ни следа от ранения, никакого напоминания о прежней боли. Тен-Тен была уверена, что теперь по ночам к ней будут приходить не только призраки убитых, но и это уничтожающее сознание страдание.

Перед её глазами мелькнул чёрный пушистый комок. На секунду Тен-Тен показалось, что это обман зрения; галлюцинация, вызванная не до конца пробудившимся разумом. Но даже после того, как она протёрла глаза ладонями, этот комочек не растворился в воздухе.

Напротив: едва заметив, что её обнаружили, чёрная пушистость обрела очертания и превратилась в маленького летающего котёнка. Всё ещё очаровательно-мохнатого и с огромными ядовито-зелёными глазами.

Этого кота Тен-Тен уже видела рядом с Адрианом; такие же яркие глаза были у Кота Нуара. Яд тёк из этой зелени, когда Агрест использовал разъедающую способность, — Катаклизм, — и клубился вокруг крошечной фигурки чёрными кляксами. Тен-Тен ощущала исходящую от маленького котёнка опасность; чувство это было всепоглощающим, более объёмным, чем даже то, что возникало рядом с сильнейшим из демонов её мира.