Солнечный зайчик. Шанс для второй половинки (СИ) - Ежов Сергей - Страница 36

— Ну… Я же рассказывал два или даже три раза!

— И всё же, повтори, это нужно для дела.

Вздыхаю и неторопливо рассказываю:

— Дома я услышал шум, выбежал посмотреть, что случилось, и увидел, что горит дом Иваниенки. Отец велел мне бежать, узнать, что там и как, вот я и побежал. Какая-то баба сказала, что Иваниенко в доме, вот я и полез туда. Сунулся в дверь, она не шелохнулась. Тогда выбил окно. Тут меня притормозил Сашка Цаплин. Он облил меня водой и дал накрыться мокрой мешковиной, чтобы я не обгорел.

— А почему Цаплин сам не полез, он же старше?

— У Иваниенки окно маленькое, Сашка сунулся, да не пролез.

— Ясно, продолжай.

— Я залез, в комнате нашел Иваниенко связанным, привязанным к дивану. Диван уже горел с другого конца.

— Что он тебе сказал?

— Как он мог сказать, когда он был без памяти? Да и во рту у него была затычка.

— Кляп.

— Ну да, кляп. Я его выдернул, чтобы Валерка не задохнулся, и потащил его к окну.

— Что он при этом тебе сказал?

— Я же говорю, он был без памяти. Мне даже язык ему пришлось поправлять, чтобы он не задохнулся.

— Как это?

— Ну, когда человек без сознания, и лежит на спине, у него язык может завалиться и перекрыть дыхательное горло. Вот я взял за кончик языка, потянул его, и положил немного вбок.

— Молодец, и что дальше?

— Дальше я подтащил Валерку к окну, а когда вылезал сам, то мне трахнуло бревном по ноге.

— А в больнице, что тебе сказал Иваниенко?

— Ничего не говорил. Он же был в невменяемом состоянии, вы же сами видели. А потом и вовсе сознание потерял. При этом присутствовал врач, Борис Иванович, и медсёстры, и санитарки. Там постоянно человека по три, по пять тёрлось, все при деле были. А потом я сам уснул, у меня силы просто кончились: то нога болела, сил терпеть не было, а как немного отпустило, так я и вырубился. Или это обезболивающее так подействовало? Товарищ капитан, я же всё это рассказывал, ещё тогда, в больнице, зачем повторяться?

— Принято решение представить тебя к медали «За отвагу на пожаре», вот я, и уточняю сведения для представления.

— Медаль? Вот здо́рово! — изображаю восторг я.

— Пока не болтай об этом, мало ли что не срастётся. По-всякому бывает.

Дома я рассказал отчиму о разговоре с капитаном.

— Крутит чего-то волчара недостреляный. — проворчал отчим — Засуетился. Его армяшка опять ко мне приходил, деньги сулил. Я дал себя уговорить. На двадцати пяти тысячах рублей сговорились, завтра он должен принести.

— Участковый в курсе?

— В курсе. Из Кустаная приехали трое милиционеров, живут у твоей крёстной, я её попросил. Даже во двор не выходят, благо ты ей ещё по осени наладил септик и унитаз теперь дома.

— Её дом рядом с твоим цехом. Ты специально так придумал, папа?

— Точно. Из углового окна как раз подход к воротам отлично виден. Мужики сказали, мол, идеальная позиция. У них даже автомат в чемодане, можешь представить?

На дворе благостные времена, когда милиция ходит без оружия, а применение даже пистолета — исключительная редкость, наличие у группы захвата автомата кажется фантастикой. Это там, в будущем, «маски-шоу» чуть ли не с гаубицами обычное дело, а тут не так. Тут обеспечен высочайший правопорядок и максимальная безопасность для всех граждан.

— А что за автомат, Калашников?

— Нет, ППС. Я с таким в армии служил. Надо полагать, Калашников в чемодан не лезет, вот они и выбрали то, что поменьше.

На следующий день лжекапитана Титенко взяли. Оказалось, что к милиции этот человек отношения не имеет. К КГБ тоже. Корочки-то у него были, и даже настоящие, но с переклеенными фотографиями. Участковый ходил, задрав нос: ещё бы! Такую аферу раскрыл! Мужику светило поощрение, а может даже повышение звания и должности.

Но осадочек от истории остался: получается, в обкоме комсомола сидят подельники бандита? Нет, мне известно, какая гниль начала разрастаться среди комсомольского начальства, но всё равно покоробило. А отчима и участкового, без иммунитета послезнания, и такое известие вовсе тяжело шокировало.

Да уж, айсберг истории получил мелкую, пока, волну в скулу. Инерция ледяной глыбы велика, но дальше и волн станет больше, и сила их возрастёт… Может удаться сбить айсберг истории с курса, и корабль по имени СССР разминется с ним? И всё равно, страшно не хочется влезать в это смертельно опасное болото, наоборот, мечтается об уютном бунгало на острове посреди тёплого моря, а для этого нужно держаться тише и незаметнее.

А в последний момент, перед самым отъездом выяснилось, что все наши билеты в плацкартный вагон, по ошибке, были проданы… В этот момент что-то во мне хрустнуло, и на поверхность вылезла давным-давно забытая семнадцатилетняя девочка Лена, у которой на вокзале в Калинине украли билет вместе с кошельком, а до поезда остался какой-то час

Я уселся на жёсткий вокзальный диван и впал в ступор. Огромное счастье, что Ирина Сергеевна забрала из моих вялых рук требование, и отправилась прямиком к начальнику станции, а тот решил вопрос в течение пары минут. Правда, за купе пришлось доплатить, но зато и спали лучше, удобнее.

Всё получилось, как бы само собой, как и тогда: добрый дядя милиционер взял девочку Лену за ручку и отвёл к дежурному по вокзалу, который быстренько оформил билет взамен украденного.

Вот и получилось, что в Темиртау я приехал если не в депрессии, то в подавленном состоянии точно.

Разместили нас в маленькой ведомственной гостинице, занимающей последний этаж в жилом четырёхэтажном доме, на углу Парковой улицы и Телеграфного переулка. Оказалось, очень удобно: до Дворца Культуры металлургов, где проводился конкурс всего несколько кварталов. Там же, на Республиканском проспекте, чуть наискосок от ДК, оказалось и кафе, в котором нас кормили по талонам, выданным организаторами.

С утра я не пошел завтракать со всеми, так как банально проспал, и отмахнулся от соседа по комнате, Серёжки Рыжова, который пытался меня разбудить. Поднялся я уже тогда, когда ребята вернулись с завтрака. Неторопливо сходил в душ, в конце коридора, помылся, сбрил то немногое, что проросло на подбородке и под носом, да и поплёлся завтракать, предупредив Ирину Сергеевну, что буду отсутствовать.

Кафе оказалось довольно высокого класса, даже с небольшим оркестром, который тихонько репетировал на сцене. Удивляться нечему: Темиртау богатый город, а металлурги вполне зажиточные люди, для которых сходить в хорошее кафе или ресторан дело вполне тривиальное. А раз люди отдыхают денежные, то и перечень дополнительных услуг обширен.

Завтрак оказался очень хорош, обстановка весьма располагающая, и я неторопливо кушал, слушая как репетируют «Листья жёлтые» У солистки что-то не получалось, и старший среди музыкантов что-то ей сердито выговаривал. Было забавно наблюдать: у нас на репетициях тоже иногда происходило нечто подобное.

— Ещё что-то желаете? — подошла ко мне официантка.

— Да. Если можно, то сделайте мне чёрный кофе, а к нему мороженое крем-брюле, а если нет, то пломбир.

— Позвольте предупредить: такой заказ не оплачивается талонами. — предупредила официантка.

Мне очень понравился её тон: никакого халдейского высокомерия, только лишь простая информация.

— Да-да, я понимаю, спасибо. Деньги у меня есть.

Официантка принесла заказ, на секунду замялась, но всё-таки спросила:

— Простите, а вы не Юрий Бобров из ансамбля «Ария»?

— Да, это я, а что?

— Просто мне нравятся ваши песни, а тут оказывается, ваш ансамбль приехал на конкурс, и питается в нашем кафе.

— У вас отличная кухня и безупречное обслуживание. Мне приятно здесь находиться.

— Спасибо, Юрий. Скажите, а где вы будете выступать?

— Пока я знаю, что выступаем со всеми в ДК металлургов, но был разговор, что нас хочет пригласить какой-то клуб.

— А вы согласитесь?

— Непременно.