Притворная дама его величества (СИ) - Брэйн Даниэль - Страница 25

Король прошел к одному из кресел и сел в него, вытянул ноги. Он напомнил мне студента. Из тех, кто действительно учится, неустанно экспериментирует, добивается… чего им это стоит? Бесконечные поиски, бесконечные чертежи, то получается, то не получается, отчаяние, бессонные ночи, шум и гам за стеной общаги, мешающий жить… 

Я все же окончила вуз. Дорогой. Платное отделение. И несмотря на то, что я была прилежной студенткой и не имела ни «хвостов», ни «троек», все понимали: диплом мне для статуса и немного для систематизации знаний. Но у меня не было измотанного, полуголодного недосыпа. За деньги — и голод, и недосып были. За знания… впрочем, моя школа жизни тот еще институт, пусть там не дают никаких дипломов.

У короля был взгляд уставшего, хорошо пожившего человека. Мне показалось, он не способен даже на то, чтобы обозлиться на меня за непочтительность и хулу — по крайней мере, сейчас. Он будто лишен эмоций, и его хватило на короткий миг любопытства.

Король улыбнулся краем дрогнувших губ.

— Тогда зачем же вы при дворе?

Несколько минут назад волна парализующего страха накрыла меня, когда я разглядела личину кардинала. Сейчас этот страх добрался до горла и нежно пощекотал в том месте, где, наверное, проходится топором палач.

— Герцогиня, не вы ли убедили девицу де Аллеран предпочесть эти стены стенам господней обители?

Не могу сказать, что я не насладилась зрелищем. Его величество улыбался — не от кардинала он перенял эту ласковую улыбку? — и спрашивал ровно, даже и с интересом, но я отчетливо увидела, как дернулись руки герцогини де Бри и пальцы ее сами собой сжались и тут же разжались, как в судороге.

— Служение вашему величеству столько же угодно господу, как и служение ему самому, — промолвила герцогиня. Я чуть поджала губы — со мной, как и, наверное, с любой из своих девиц, ты не была такой придавленно-робкой. Старая интриганка. — Юной девице невозможно знать, что ей лучше, не так ли, ваше величество?

— Жанна, — только и произнес король. Коротко и дружелюбно, но я не обманывалась на его счет. Когда я ушла в ночь махать рукой таксисту на разбитой «пятерке», чтобы успеть на автовокзал, к уходящему в Польшу автобусу, мать утирала слезы, а отец обнимал ее, и они не сказали мне тогда ничего. Только после — «спасибо». «Спасибо, дочь». Они уважали мой выбор, мое право попробовать сделать лучше для всех, и я была им благодарна. Ошибки? Были. Но мне дали возможность учиться на них, не упрекнув, не бросив обидное слово. Кто знает, что бы стало со мной, кем я была, если бы мои родители посчитали, что они знают, как лучше, а я — я нет?

Что на этот счет думал мальчишка, которому власть досталась вслепую, власть, от которой он, как мне виделось, слишком рано успел устать?

— Очень жаль, что его высокопреосвященство ушел к ночной молитве, Жанна, — продолжал утомленно король. — Он, возможно, сказал бы, что ни мужчине, ни женщине, ни младенцу, ни старику нет высшего блага и лучшей жизни, чем служение господу. Но, возможно, и не сказал бы. Я не так силен в богословии, но мне кажется, что покаяние было бы вам к лицу.

Придворные засмеялись. И смех был злой, нехороший. Чем это вызвано? Тем, что тут собрались все те, у кого были свои кандидатки на роль будущей королевы, и не мне стоит кого-то тут опасаться — я фигура не того масштаба? Вышвырнут герцогиню, и я вернусь в замок де Аллеран… или не вернусь, но получу свободу от ее надуманного, извращенного понятия долга? Или, может, это не долг, а месть? Я была придворной девкой в шелках, теперь ваша очередь?

— Монастырское покаяние просветляет ум, укрепляет тело, — хмыкнув, продолжил король, — смиряет плоть тяжким трудом во имя господне. Но я не его высокопреосвященство. — И он теперь повернулся ко мне. — Мне позволено видеть в подданных чудо. Правда, я не вижу его пока в девице де Аллеран.

Если бы я понимала, о чем он говорил. 

И еще: враг моего врага — мой союзник. Кто из них?

Мне казалось, что женщина. Та старушка, что мило дремала прежде, а сейчас вроде как с интересом вытягивала тощую куриную шею. Я уже поняла, не всяк старик здесь тот, кто стариком мерещится, и, конечно, что совершенно не отличалось от нашего мира — не всяк тот успешен, влиятелен и очень богат, кто покрашен в салоне за тридцать тысяч и, разумеется, модно одет. Старушка подходила под определение «сильный мира сего» чисто внешне… есть еще выражение «серый кардинал», но с меня пока хватит кардинала в фиолетовом одеянии. 

— Чудом вы считаете исцеление графини? 

Я запомнила, кто это сказал. Высокий, хмурый, представительный мужчина с цепью на шее. Казначей? Министр? Десница? Отец драконов? Король отмахнулся.

 — Чудом, друг мой Гастон, я полагаю, что девица дала совет, который доктор счел мудрым. Если я дам вам совет, не будучи королем?.. Любой, какой придет мне в голову? — Гастон почему-то ему не ответил, возможно, вопрос был весьма риторическим и что-то под собой подразумевал. Например, то, что этот Гастон, используя привилегии — скорее всего что заслуженные — позволяет себе игнорировать мнение юного и неопытного короля.

Его величество задумчиво погрыз ноготь большого пальца. Совершенно мальчишеский жест. Какие в голове у него бродили думы, знать, я полагаю, хотели бы все присутствующие, потому что они тоже хотели ночью спокойно спать.

«А еще у меня есть трусы», — хулигански подумала я. Позволила себе решить, что король не умеет читать мысли.

— Благочестие — добродетель, — изрек наконец король. — Много ли благочестивых девушек при дворе? Пожалуй, одну назову: моя супруга София. 

Лица присутствующих расплылись в приторных улыбках. Меня уже начинало тошнить от количества лжи и спрятанных за пазухами кинжалов. В курятнике герцогини де Бри была только одна стервятница, а здесь она терялась среди жадных грифов. Я неожиданно осознала две вещи. Первая: кажется, меня притащили сюда как средство для отвлечения внимания. Так на полудиких рынках показательно начинают никчемную драку с карманником, якобы стащившим кошелек у «покупателя» или безразмерный копеечный лифчик у зазевавшейся продавшицы. И пока все пытаются рассмотреть, что же там, в луже талого снега и каплях крови, творится, из карманов зевак пропадают куда большие суммы.

Вторая: все понимают, о чем идет речь, но не я. Это значит, или я это выясню, или ждать утра мне не стоит. Я же вещь, разменная монета, чего бы от меня ни хотели, но герцогиня заплатит за то, что монета фальшивая. И если заплатит она — не избежать мне расплаты.

До утра я не доживу.

Глава девятнадцатая

Бежать, бежать. Какая это будет попытка? Объективно — вторая. Может, успешнее первой. Но Пьер, сукин сын, не спустит с меня пронырливых глаз, ведь на мне надето колье, и стоит оно куда дороже его головы.

— Убеждение, — и его величество обвел всех, включая меня, внимательным и довольным взглядом. — Убедите маркиза де Сото, — он указал на Гастона, — в чем-нибудь, девица де Аллеран.

Я хорошая. Правда. Честно. Господин маркиз, я никому не желаю зла. Я вообще не та, за кого вы меня принимаете. Не Адриана и не Мариза, а Мария Успенская, гостья из другого мира. У нас давно отменили смертную казнь и делают вакцинацию. Мы летаем из одного конца света в другой, а наши войны страшнее и смертоноснее. Мы разрешаем женщинам оголяться, сажаем мужчин за домогательства, защищаем интересы детей и до сих пор считаем, что бьет — значит, любит. Хорошо, господин маркиз, не все. У нас тоже много дерьма. Скажите, вы можете вернуть меня обратно?

Но я не сказала этого, разумеется. Потому что догадывалась — психиатрии здесь нет, а карательные меры к тем, кто одержим местным дьяволом, мало чем отличаются от биения током… 

— Лезары, — сказала вместо этого я. Что — лезары? Что они мне дались? — Лезары не нападают, когда они сытые. Я видела, что они творят, когда им нечего есть. Накормите их, ваша милость, и они перестанут губить людей.