Притворная дама его величества (СИ) - Брэйн Даниэль - Страница 17

Это было странно, но доктор, хоть и смотрел на меня так, как смотрел бы шеф-повар на того, кто взялся ему рассказывать способы чистки моркови, вполне вежливо мне кивал. Я сказала себе — он согласен и он прислушается, а не просто решил от меня отвязаться. Если бы он не придал моим словам никакого значения, он бы просто ушел, не дослушав, но он принял к сведению. Надежда была.

Туалет опустел, только какая-то девица решила, что хуже не будет, если она тоже сделает насущные дела. Я вышла и, к своему удивлению, увидела Пьера. Он стоял в той же позе, в какой я его и оставила, и этот человек был непрошибаем. Опасен, подумала я, он мне очень опасен. За попыткой спасти жизнь и младенца, и матери я забыла о том, что мне самой угрожало.

— Вы бы оделись, ваша милость, — заявил он, оглядев меня с ног до головы, и я только сейчас вспомнила, что сняла свою юбку, чтобы не слишком ее изгваздать. 

Пришлось вернуться. Совсем спасти одежду не получилось, но, к счастью, испачкала я в основном ее внутреннюю часть, и хотя надевать на себя это было противно, выглядела я снова прилично. Потерплю.

Я вышла, и мы двинулись дальше. 

Дворец был… да, бедноват. Скуповат, сероват, сыроват. Насколько я имела представление о дворцах, а я любила и польские, и немецкие, и французские замки, такие похожие и разные одновременно. Но здесь не было ощущения целостности. Вот — я нашла наконец верное слово. Везде, где бы я ни была, было впечатление жилого дома, с хозяевами, со своей атмосферой, будь то помпезность Версаля, роскошь Петродворца или холодная британская сдержанность. А этот королевский дворец напоминал мне казенный дом.

Мне пришлось побывать на знаменитой даче Сталина. Нет, в отличие от окружавших меня туристов, я была равнодушна к этому этапу истории. Что было, то было, меня не пугал и не восхищал «дух», мне в принципе было без разницы, кто там жил. Мне было интересно — как жил. Как не сбегал из этого места. Потому что ни грошовый мотель, ни больничная палата, ни общая спальня пионерского лагеря не могли сравниться с помещениями — никакими. Есть такая характеристика — «никакой». Как будто вокруг ничего нет, что видел, что не видел, неважно, каким деревом отделаны стены и что в окнах хрусталь вместо стекла. В квартире завзятого холостяка, где только матрас и килька в банке на старой газете, больше жизни и больше воздуха. 

Вот этот дворец был таким. Как та самая дача, и тогда я сказала экскурсоводу — представляете, я нашла новое значение выражению «казенный дом». Дворец тоже казенный дом, словно ту дачу перенесли на три века назад и расширили странной магией, напихали в нее людей, но забыли вдохнуть в нее нечто, что делает коробку — домом.

Не вазочки, фотографии или обои в цветочек. Нет. Забыли дать дому хозяина, человека, людей, даже в тюремной камере, вероятно, не так безлико, что есть, что нет. Дворец на меня давил, да и дворцом я его не могла назвать. Здание. Помещение. 

А вот возле дверей, где Пьер остановился, ощущение это пропало. Везде были проходные комнаты, анфилады, казалось, негде найти приют, а эти комнаты были отгорожены от внешнего мира. 

Королевская спальня?..

Глава тринадцатая

Двери открылись. Я оказалась внутри.

И пропало ощущение казенного дома. Тут была хозяйка, и я ее видела. Высокая статная дама в роскошном платье, с жестким, неприятным лицом, окруженная толпой одинаковых девушек. 

Лицо герцогини де Бри могло бы заставить поежиться бедняжку Маризу. Такое лицо бывает у директрис школ, и я видела эти лица. Каменные — с учениками и их родителями, подобострастные, когда в поле зрения появляются спонсоры. Я была таким спонсором… пару раз, на большее меня не хватило, после второго раза я учинила скандал, потому что вся техника осела не в классах, а в квартирах и кабинетах учителей, но в основном — у директрисы… 

— Вот и ты, дитя мое, — проскрежетала дама, а я кивнула. Кого ты еще ожидала увидеть тут, старая сводня?

Тело Маризы сделало книксен. Какой-то полупоклон. Так было принято, я не препятствовала. От меня не убудет соблюсти пару традиций.

— Ты устала, дитя мое, — продолжала дама, — тебе нужно переодеться с дороги.

Дитя больше всего хотело бы ванну. Но я только поморщилась — это роскошь, хотя как знать?

— Я хочу смыть с себя пыль и грязь, ваша милость, — чуть подумав, сказала я. Лица девушек вытянулись. — И помолиться.

Ответом мне было молчание.

— Чистота тела — чистота души, — выдумала я на ходу. 

— Где накидка твоя? — строго спросила дама. Ах да, накидка. На ней, кажется, и унесли Жозефину.

— Там в туалете рожала дама, — легко ответила я и не отказала себе в удовольствии понаблюдать за выражениями лиц собравшихся дамочек. Бесценно. — Я сняла накидку и бросила ее на пол, чтобы ей было удобнее и теплее лежать. А потом пришел доктор, и роженицу унесли на этой накидке.

Про юбку я говорить не стала. Кто их знает — вдруг тут подобное оголение карается сожжением на костре. 

— Да она же блаженная! — выдохнула какая-то девица. Я постаралась запомнить ее… невыполнимая задача, когда она переоденется, я не отличу ее от остальных.

Девицы были как близнецы. Те же прически, те же лица, те же манеры, почти те же платья. Ничего не меняется, сколько бы лет ни прошло, какой бы мир ни был, и бессмысленны стенания «раньше было лучше» — раньше было все точно так же. Передо мной был средневековый инстаграм, но заботило меня не это. Передо мной был типичный курятник — сесть повыше, клюнуть ближнего, нагадить на нижнего, и главной в этом курятнике была самка коршуна. Пока пасет и оберегает, но в любой момент может наброситься, и тогда конец.

— Ты всегда была такой, — покачала головой герцогиня. — Не от мира сего. А ну, оставьте нас.

Сколько тут потенциально тех, кто может мне навредить? Пять, семь, двенадцать… больше. Я сбилась со счета. Чем они могут мне навредить? Чем угодно. Здесь нет полиции и экспертизы, здесь верят на слово тому, кто говорит убедительнее. Как именно могут мне навредить? Первое, что пришло мне на ум, это обвинение в воровстве. Что было тем, кого обвиняли в воровстве? Кажется, монастырь, но с уверенностью я сказать не могла, знала только, что на Руси могли закопать по пояс в землю, где-то еще — отрубить руки. Сомнительные прогнозы и не менее сомнительные перспективы, расслабляться нельзя, пока у меня не появятся покровители. Появятся ли они у меня? Вряд ли. Это больше из области фильмов и книг, в реальности есть только выгода. Моя «крыша» относилась ко мне с уважением лишь потому, что я исправно платила и возвращала долги, потому, что я не переставала работать, потому, что моему слову можно было верить.

Герцогиня де Бри дождалась, пока девицы покинут комнату, и величаво указала мне на место подле себя. Я же покосилась на стол с едой — выглядит куда более аппетитно, чем то, что я ела раньше. Может быть, если мне повезет, перепадет что-то...

В покоях герцогини было светлее, чем во всех других помещениях, в которых я оказывалась до этого. Все, что не было местами общего пользования — обеденные залы кабаков — тонуло в тени, и я задумалась, в чем причина такого количества света здесь. Так подчеркивается богатство? Морщины герцогини? Она была не так и стара, кажется, ровесница меня прежней, и я затруднялась сказать, молодится ли она или нет по меркам этого мира. Я обратила внимание, что двигается герцогиня с трудом, возможно, артрит, что она щурится — близорукость? Куриная слепота, поэтому ей нужен свет? — но спину эта дама держала прямо. Корсет?

Добрые старые времена, где вранья не меньше, чем в отфотошопленном постере.

— Ты рада, дитя мое?

Я была бы рада значительно больше, если бы сесть смогла не на подушечку, как любимая киса, а на нормальный стул. К счастью, герцогиня не видела под моими пышными юбками, как я по-турецки скрестила ноги. 

— Нет, — честно ответила я. Посмотрим, что она скажет. — Я все еще хочу служить господу нашему и мечтаю стать матерью-настоятельницей.