Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Все против попаданки (СИ) - Брэйн Даниэль - Страница 13


13
Изменить размер шрифта:

— Как вы понимаете, брат, это нелепо. Ее исчезновение бы заметили. Поверьте, — я невесело усмехнулась, — что бедняжки не злы по природе своей, но не преминули бы доложить мне об этом.

Это точно не я сказала, подумала я, а сестра Шанталь. Юная вдова, образованная, вероятно, образованная прекрасно, раз в таком молодом возрасте она была здесь за главную, пока хворала настоятельница. И куда более эмпатичная, чем настоящая я. Потому что Елене Липницкой было плевать на любые мотивы насельниц.

— Вы, слуги Лучезарной, во всех склонны видеть добро. Мы, искореняющие тьму, ищем зло там, где его, казалось бы, быть не может. — Охотник теперь уже проявлял нетерпение. — Нападения длятся третий месяц, и за это время, я знаю, к вам приехало шестнадцать женщин — с тех пор, как вы расширили спальни… Повреждения на телах жертв характерны, я повидал их достаточно. Все жертвы — мужчины, и это еще одно доказательство, что это оборотень, а не иная, возможно, нетипичная для этих мест тварь. Епископ Игнатий еще три века назад провел жестокий, но важный эксперимент во время Большой Крови…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я кивнула еще раз, медленно, очень медленно, и не потому, что мне нужно было продолжать притворяться. Я вспомнила — если это было можно назвать так — знаменитый опыт епископа. Когда армии континента объединились и объявили облавы по всем городам и весям, когда были пойманы и доставлены живыми те оборотни, которые не сопротивлялись и согласны были на плен, мудрый и прозорливый Игнатий приказал проверить собственные старые догадки. В клетки с тварями швыряли преступников и бродяг — мужчин и женщин, и ни один оборотень не напал на кого-то своего пола. Забивался в угол, шипел, обращался то в зверя, то в человека, выпускал когти, скалил зубы, но — не напал. С чем это было связано — так и осталось неизвестным, но епископ записал в «Правилах оборотней», что по отношению к людям у них срабатывает принцип формирования стай. Самки жили всегда отдельно от самцов, и вне короткого ежегодного периода размножения сходились с ними в схватке за территории не на жизнь, а на смерть.

— Оборотень есть первоначально зверь, — произнесла я, почти не дыша. Что-то было даже не в памяти — я не могла уловить; это выглядело откровением свыше. Но пока я говорила, я словно бы знала, что говорить, и пользовалась тем, что приходило на ум. То, что было известно сестре Шанталь, то, о чем я не могу — не умею пока, возможно — сознательно и последовательно думать, но чем могу пользоваться. Как умением молиться, как словами и выражениями, срывающимися с языка. — Глифы, брат, должны отвращать его от этих земель. Близость сияющей воды должна превращать его в монстра. Вы говорите — наоборот. Как вы это мне объясните?

— О, если бы я это знал, — хмыкнул охотник. — Но есть кое-что, что монстра от превращения не удержит.

— Вы.

И казалось бы, это было правильным решением с учетом того, что я вспомнила — осознала. В монастыре нет мужчин, а если привозят в стирку белье, то его сдают и принимают не насельницы, а монашки. Священники же — не мужчины, они бесполы, как все монахи. Охотник склонил голову, будто бы вопрошая — есть ли у вас, святая сестра, иной вариант, раз вам очевидно не по сердцу моя идея, и я не могла поклясться, что такой вариант нашла бы сестра Шанталь.

— Нет. — Я бросила перо на стол и встала. — Вы нарушите послушание. Это исключено. — Снова не я, а сестра Шанталь говорит, мне неизвестны такие подробности. — Послушание их и искупление — быть среди слуг Лучезарной, трудиться, молиться и думать о совершенных грехах. Мужчинам переступать пороги иных комнат, кроме храма в монастыре и этого кабинета, запрещено.

Я смотрела на охотника, он — на меня, и я видела молодого еще, лет двадцати пяти, парня, усталого, изможденного даже, был бы он моим подлинным современником, я утверждала бы — он мечтает сейчас о контрастном душе, кружке пива и хорошей игрушке. Широкие плечи, довольно скромная одежда, а может, здесь так принято, волосы до плеч. Дворянин? Если только обедневший. Я сомневалась, а память Шанталь молчала, что подобное занятие — охотника на всякую дрянь — было подходящим для наследника богатой семьи.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Кого перед собой видел охотник? Мне показалось, он недолюбливал монахинь, но почитал, потому что деваться ему было некуда. Наверное, он разглядывал молодую женщину, предпочевшую уединение и служение суетным мирским благам. Какие в этом мире были блага?

— Да, это провокация, сестра, — согласился охотник, и выражение лица у него стало несколько виноватым. — И нужно обставить все так, чтобы нападение на меня случилось при небольшом количестве насельниц. Придется вам разделить их… 

— Огонь и меч, — перебила я и села обратно. — Полагаю, у вас нет на примете епископа Игнатия, чтобы отправить ему оборотницу живой. Убивать кого бы то ни было на глазах женщин, и так обделенных милостью, я запрещаю, и это решение окончательно.

Кисти охотника сжались в кулаки, глаза сверкнули, и я не удержалась от улыбки. С похожего противостояния все началось — я и ведьма. 

— Даже если убивать…

— Ту, кто делила с ними кров и стол. Поверьте, брат, насельницы найдут монстру тысячи оправданий. Посеете вражду меж ними больше, чем она есть, и ненависть будет сильна настолько, что нам придется разогнать весь приют. — Охотник недоумевал, но с чего мне было начинать разъяснения — с того, что я уже стала прямо или косвенно свидетелем не одной драки за полтора дня, или с того, что где-то в далекой-далекой галактике такие же женщины оправдывали чуть ли не маньяков? Черт, и не всегда «чуть», хватало и настоящих. — Доверьтесь мне, брат. Помните, устами слуг своих говорит Милосердная. Она не позволит мне совершить ошибку. 

Спорить с монахиней было приравнено к богохульству. Сестра Аннунциата считала охотника охальником, но одно дело — высокомерно вскидывать голову, другое — перечить практически настоятельнице. Гордыню свою этот парень должен был засунуть далеко-далеко, а я — да, я знала, что делать. Другое дело, что мне было на монстров плевать, и во мне говорил азарт профессионала.

— Поначалу представьте мне доказательства, — предупредила я. — Там посмотрим. 

— Я хочу увидеть мать-настоятельницу.

— Сколько угодно, — я снова встала, теперь уже твердо намереваясь выйти из кабинета. 

Байки, сказки и решение, лежащее на поверхности. И нет, я не считала, что я явилась тут самая умная — я это знала. Люди столетиями не додумывались до того, что в мое время знал каждый ребенок. Сперва колесо, потом письменность, потом гигиена, а оперативно-следственная работа… Чуть больше века от примитива до системы. Что очевидно мне, для этих людей как чудо, но пропади пропадом чудеса, когда у меня под носом с честнейшим выражением лица кормят детей гнилыми обрезками.

— Я спрошу у сестер, сможет ли мать-настоятельница принять вас. Придется вам обождать.

Дверь за моей спиной закрылась. Я прислушалась: крики, споры, выяснение отношений? Нет, ничего, тишина. 

Полно, парень, ты не заметил то, что сразу бросилось мне в глаза. Не то чтобы я намеревалась стравливать несчастных, но они и без чьего-то участия прекрасно и бессмысленно враждовали.

И если кто-то из насельниц и вправду монстр из тьмы, то это самая, самая незаметная. Тихая, покорная. Та, кто, согласно исследованиям Игнатия, никогда не сможет напасть на другую женщину.

Глава девятая

— Хорошо бы подлатать крышу. И заделать щели в окнах. Зимой тут становится холодно, сестра. Но я ни в коем случае не настаиваю.

Сестра Анна вызывала у меня симпатию. Скажем так — пока, до вновь открывшихся обстоятельств, я позволила себе считать, что она мне симпатична. Та самая пожилая уставшая монахиня, с которой я успела коротко пообщаться, когда заглянула в приют в свой первый день.

Я осматривала темную, скупую — не могла я подыскать слова лучше — комнату, заставленную старыми кроватями с тонкими, местами протертыми и заштопанными триста раз покрывалами. Сбитые в комки подушки, застиранное истончившееся белье, и отчего-то я без всякой брезгливости проверила, есть ли в постелях вши или клопы. Не было. В хозяйстве сестры Анны все было безупречно, и когда я пришла, она лично вместе со старшими девочками драила в спальне пол.