Марс выбирает смерть (СИ) - Александрова Дилара - Страница 19

Любимых? Морган сразу напрягся. Какое-то неприятное предчувствие посетило его в тот момент, когда Этровски распростер свои огромные лапищи с целью заключить в объятья своего «любимого» ученика. Моргал Алонсо, как и остальные Жнецы, прекрасно знал, что любимчиков у Этровски не было. Этот человек никогда не проявлял явных симпатий. Никогда время гибернаций не заставляло его скучать по кому-либо. Смерть близкого — показывать эмоции скорби. И уж точно он бы никогда не стал заключать в объятья того, кто чисто из любопытства взорвал арбистом унитазы на втором этаже, когда ему было десять. О чем Этровски, безусловно, помнил. Он помнил все и обо всех.

Когда во все больше впадающего в панику Моргана вцепились толстые пальцы Этровски и прижали к его могучей груди, взгляд наемника упал аккурат за спину учителя. Уже ничего не мешало разглядеть того, кто с удушающим спокойствием смотрел в ответ. Из-за стола, аккуратно поправляя темно-зеленую форму Ордена Святой Елены, вставал Урдас Ханнанбар. Высокий, жилистый храмовник с белоснежными, практически седыми волосами и острыми как бритва скулами.

Буквально через мгновение, как Моргана, скорее, схватили, чем заключили в объятья, он почувствовал, как тяжелая, твердая ладонь опускается на спину. Удар оказался такой силы, что дыхание сперло. Наемник нервно, но сдержанно кашлянул.

— Не выебывайся, — сказал на ухо Этровски и отпустил Жнеца.

Что ж, все встало на свои места. Напряженным, пружинистым шагом Морган последовал за учителем.

— Ну ты и сволочь, — кинул он Хамфриду, отстраненно плетущемуся рядом.

Тот ничего не ответил, сделав вид, что изучает окружающее пространство. Морган понимал, почему близкий друг утаил, кто именно придет на встречу. В конце концов, он и сам мог догадаться. Даже имея сопротивляемость, далеко не все храмовники могли выдержать колоссальную плотность Пламени Школы. Урдас Ханнанбар не просто выдерживал тление силы. Он стал свидетелем вспышки, очнувшись практически одновременно с Морганом. То, что храмовник оказался здесь — была вещь закономерная и в равной степени неприятная. Последнее, что сейчас хотелось Моргану — это встретиться лицом к лицу с главным участником конфликта у гор Флегра. Вне сомнений, Урдас помнил все подробности случившегося. Закрались опасения, что необходимо внимательней следить за сохранность собственных членов тела.

— Здарова, — нарочито развязно сказал Морган, первым протянув руку Урдасу.

Тот взглянул исподлобья и неожиданно, точным, выверенным движением заехал Моргану кулаком по носу.

— День добрый, мудак, — процедил Урдас.

— Так! — поднял ладони Этровски. — Давайте-ка не горячиться. Будем взаимовежливы.

— Я поздоровался, — сухо ответил крестоносец.

Согнувшись, Морган схватился за нос. На ладонь просочилась теплая струйка крови. С момента, как Жнец в последний раз виделся с Ханнанбаром, удар у него ни на толику не ослабел. Пронеслась мысль, что не зря он избегал пластических операций, которые ему так старательно впаривал Троссендир Одрин. Все равно это была бы бесполезная трата денег. Резко разогнувшись, Морган хотел было замахнуться, но Этровски его остановил.

— Отойдем, — сказал учитель, выталкивая бывшего ученика в противоположный конец класса.

Все трое храмовников молча стояли и наблюдали за происходящим. В это время Хамфрид как-то неловко улыбался. Когда Этровски с Морганом удалились на приличное расстояние, он принялся извиняться за неуместную вспыльчивость своего друга.

— Остынь, Морган, — начал спокойным, вкрадчивым тоном учитель. — Ты же рассудительный парень. Ну, кроме того случая с унитазами...

— Он меня ударил.

— Ну и что? Работа такая. Не все нас любят.

— Не все — это никто?

Естественно, Морган знал, к чему клонит учитель. На этот раз он избрал стратегию понимающего участия, после которого начнется мягкое, но интенсивное подавление. Долгие годы наемник тренировался таким методам воздействия, пытаясь ему подражать. Особенно, когда взял Хамфрида постоянным учеником. Однако, повторить все этапы нарастающего авторитета так и не удалось. Обычно нить влияния терялась при переходе от доверительного общения к получению желаемого результата. Это очень злило. По этой причине Морган вел себя излишне жестко и нередко перегибал палку. Сейчас же Жнец насторожился. Он не хотел проворонить переломный момент. Вестись на эту уловку наемник больше не собирался.

— Слушай, — сказал Этровски, глядя как Морган размазывает кровь рукавом куртки. — У них система, ресурсы, техника. А у нас что? Только сила.

— На революцию мне, вообще, плевать. Я не собираюсь в это ввязываться.

— А я тебя и не прошу. Научишь вспышке хотя бы одного — можешь быть свободен.

Спокойный, твердый взгляд прозрачно-голубых глаз чуть потускнел. Учитель сильно постарел за эти годы. Густая черная борода неравномерно покрылась сединой. Кожа на широком лице сморщилась. Мышцы уже не казались такими крепкими. Мужчина как будто весь немного осел и уменьшился в размерах. Из высокого крепкого человека он медленно превращался в старика. Однако, несмотря на все физические изменения, что беспощадно несло время, его стальная хватка ничуть не ослабла.

Положив руку на плечо Моргана, Этровски слегка наклонился. Наемник почувствовал, что на него что-то давит. Начало крутить кишки. В затылке пару раз что-то щелкнуло. К лицу прилила кровь. Обветренные щеки охватил жгучий жар: значит, началось. Жнец не пропустил момент. Правда осознал, что помогло это ему мало.

— Посмотри на школу, — сказал учитель, все больше склоняя голову, будто вкладывал в собеседника очень важную информацию, — сколько Жнецов ты видишь вокруг?

— Не густо.

Морган тоже склонил голову, будто повинуясь какому-то внутреннему, непреодолимому инстинкту. И чем вкрадчивей говорил Этровски, тем ниже она опускалась. Нечто густое, сплошное и неудержимое начало накрывать сопротивляющееся естество наемника. Кишки стало крутить сильнее.

— За последние пять лет родилось только трое, — продолжил Этровски, не убирая руку с плеча бывшего ученика. — И среди матерей нет ни одной анпейту. Пламя уже никого не выбирает. Мы вымираем. Ты это понимаешь?

— Да.

— Пройдет совсем немного времени, прежде чем никого из нас уже не останется. Цивилизации придет конец. Если не сейчас — то никогда.

— Это не значит, что они имеют право распускать руки, — Морган предпринял последнюю попытку отстоять собственное достоинство.

Внутри все дрожало. Голова склонилась совсем низко. Мышцы шеи задубели. Привести ее в прежнее положение казалось задачей невыполнимой.

— Они имеют право на все. Даже если этот Урдас еще раз заедет тебе по носу — ты не ответишь.

— Это почему? — процедил Морган.

— Потому что я так сказал, — с удивительным спокойствием ответил Этровски. — Кто здесь вожак?

— Ты.

— Приказы обсуждаются?

— Нет.

Последняя стена защиты пала. Скованность достигла апогея. В висках отчаянно стучало. Еще чуть-чуть, и буравящее чувство в животе перешло бы в острую боль. Только вот этого не случилось. В тот самый момент, когда Морган сдался, все внезапно исчезло. Будто внутренности выпустили из железных клещей, а сознанию подарили долгожданную свободу.

Как он это делал? Для Моргана это так и осталось загадкой. Каждый раз от него что-то ловко ускользало. На ватных ногах Жнец поплелся вслед за учителем. Внезапное облегчение, свалившееся на плечи, принесло с собой и ощутимую слабость.

— Хамфрид! Сгоняй-ка к Широнгу, скажи, пусть с мелюзгой нарежет пару кругов вокруг школы.

— Да это не обязательно. — Нарочито развязно сказал Морган, желая показать собственную невозмутимость. — Вспышка не выйдет за пределы воды. Основная сила, скорее всего, будет только внутри сети.

— Так скорее всего или точно?

— Скорее всего.

— Хамфрид, иди.

Беспомощным взглядом Морган проводил друга. Тот пару раз сочувственно похлопал бывшего наставника по плечу.

Когда все успело так резко поменяться? Когда вдруг Морган стал нуждаться в поддержке больше, чем сам Хамфрид? Время летело быстрее, чем кажется. Единственное, что осталось неизменно за все эти годы — это использование Жнецов в качестве почтальонов. Мальчишек до сих пор гоняли туда-сюда со всякого рода словесными посланиями. Связь на территории школы до сих пор не работала.