Прах к праху - Джордж Элизабет - Страница 17

Она поднялась, словно не могла думать сидя. Посмотрела направо, налево. Глаза ее закатились, и она рухнула на пол, опрокинув трехногий столик с хересом.

– Вот черт! – воскликнула Хейверс. Хрустальный графин и рюмки раскатились. Вино

залило персидский ковер. Воздух наполнился медовым запахом шерри.

Линли поднялся одновременно с миссис Уайтлоу, но не успел подхватить ее. Теперь же он быстро оказался рядом с лежащей без чувств женщиной. Пощупал пульс, снял очки и поднял веко. Взял ее руку в свои ладони. Кожа была липкой и холодной.

– Найдите где-нибудь одеяло, – велел он. – Наверху должны быть спальни.

Он услышал, как Хейверс выбежала из комнаты и затопала вверх по лестнице. Линли снял с миссис Уайтлоу туфли и положил ее ноги на крохотную скамеечку, оказавшуюся поблизости. Снова проверил пульс. Он был ровным, дыхание нормальным. Линли снял смокинг, накрыл им хозяйку дома и стал растирать ей руки. Когда Хейверс влетела в комнату, неся бледно-зеленое покрывало, веки миссис Уайтлоу затрепетали, а лоб покрылся морщинами, углубляя похожую на разрез складку между бровями.

– Все хорошо, – произнес Линли. – Вы потеряли сознание. Лежите спокойно.

Он заменил смокинг покрывалом, которое Хейверс, видимо, сорвала с кровати наверху. Поднял столик, а сержант подобрала графин и рюмки и пачкой салфеток попыталась собрать хотя бы часть хереса, лужица которого в форме Гибралтара впитывалась в ковер.

Миссис Уайтлоу задрожала под покрывалом. Из-под ткани высунулись пальцы и вцепились в край покрывала.

– Принести ей что-нибудь? – спросила Хейверс. – Воды? Виски?

Губы миссис Уайтлоу искривились в попытке заговорить. Она устремила взгляд на Линли. Он нарыл ее пальцы ладонью и сказал Барбаре:

– По-моему, ей лучше. И миссис Уайтлоу:

– Просто лежите спокойно.

Она зажмурилась. Дыхание стало прерывистым, о это скорее была попытка обуздать эмоции, чем борьба с удушьем.

Хейверс подбросила в огонь угля. Миссис Уайтлоу поднесла руку к виску.

– Голова, – прошептала она. – Боже. Как больно.

– Позвонить вашему врачу? Вы могли сильно удариться.

Она слабо покачала головой:

– Пройдет. Мигрень. – Глаза миссис Уайтлоу наполнились слезами, и она расширила их, видимо, в попытке удержать слезы. – Кен… он знал.

– Знал?

– Что делать. – Губы у нее пересохли. Кожа словно потрескалась, как старая глазурь на фарфоре. – С моей головой. Он знал. Он всегда заставлял боль отступить.

Но не эту боль, подумал Линли и сказал:

– Вы одна в доме, миссис Уайтлоу? – Она кивнула. – Позвонить кому-нибудь? – Губы сложились в слово «нет». – Мой сержант может остаться с вами на ночь.

Рука Мириам Уайтлоу слегка качнулась в знак отказа.

– Я… У меня… – Она усиленно моргала. – У меня… сейчас все пройдет, – проговорила она слабым голосом. – Прошу меня извинить. Я сожалею. Это шок.

– Не извиняйтесь. Все нормально.

Они ждали в тишине, нарушаемой только шипением горевшего угля и тиканьем многочисленных часов. Линли чувствовал, как на него со всех сторон давит эта комната. Ему хотелось распахнуть витражные окна. Но он остался на месте и положил руку на плечо миссис Уайтлоу.

Она стала приподниматься. Сержант Хейверс пришла ей на помощь. Вместе с Линли они помогли Мириам Уайтлоу сесть, а затем подняться на ноги. Она пошатнулась. Поддерживая под локти, Линли и Барбара подвели ее к одному из мягких кресел. Сержант подала миссис Уайтлоу очки, Линли нашел под креслом ее носовой платок и закутал плечи покрывалом.

Откашлявшись, хозяйка дома не без достоинства поблагодарила, надела очки, поправила одежду и нерешительно проговорила:

– Если вы не против… Не могли бы вы подать мне и туфли. – И только когда туфли оказались у нее на ногах, она заговорила снова. И сделала это, прижав дрожащие пальцы к виску, словно пытаясь утихомирить боль, раскалывающую череп. Тихим голосом она спросила: – Вы уверены?

– Что это Флеминг?

– Если был пожар, вполне возможно, что тело… – Она так крепко сжала губы, что под кожей проступили очертания челюсти. – Разве не могла произойти ошибка?

– Вы забываете. Пожар был не такого рода, – сказал Линли. – Он не обгорел. Тело лишь изменило цвет. – Когда Мириам Уайтлоу вздрогнула, он быстро добавил, чтобы успокоить ее: – От угарного газа. От попадания дыма в легкие кожа стала багровой. Но это не помешало его жене опознать его.

– Никто мне не сказал, – печально произнесла она. – Никто так и не позвонил.

– Как правило, полиция первой уведомляет семью. Оттуда его забирают родные.

– Родные, – повторила она. – Да. Конечно. Линли занял кресло, в котором до этого сидела миссис Уайтлоу, а сержант Хейверс вернулась на свою исходную позицию и приготовила блокнот. Миссис Уайтлоу все еще была очень бледна, и Линли невольно подумал о том, какой продолжительности беседу она сможет выдержать.

Миссис Уайтлоу разглядывала узор персидского ковра. Говорила она медленно, как будто вспоминая каждое слово за мгновение перед тем, как его произнести.

– Кен сказал, что он собирается… в Грецию. Несколько дней поплавает там на яхте, так он сказал. С сыном.

– Вы упомянули Джимми.

–Да. Его сын. Джимми. На его день рождения. Из-за этого Кен даже прервал тренировки. Он должен был… они должны были лететь из Гэтвика.

– Когда?

– Вечером в среду. Он месяцами составлял план, как все будет. Это был подарок Джимми на день рождения. Они ехали только вдвоем.

– Вы уверены насчет путешествия? Вы уверены, что он собирался лететь в среду вечером?

– Я помогла ему отнести багаж в машину.

– В такси?

– Нет. В его машину. Я предложила отвезти его в аэропорт, но он всего несколько недель как купил эту машину. Он был рад предлогу прокатиться на ней. Он собирался заехать за Джимми и потом – в аэропорт. Они вдвоем. На яхте. По островам. Всего на несколько дней, потому что осталось совсем немного до первого международного матча. – Ее глаза наполнились слезами. Она промокнула платком под глазами и откашлялась. – Простите меня.

– Ничего. Все нормально. – Линли подождал минуту, пока она собиралась с духом, и спросил: – А что у него была за машина?

– «Лотус».

– Модель?

– Не знаю. Она была старая. Отреставрированная. Низкой посадки. Фары удлиненные.

– «Лотус-7»?

– Зеленая.

– Рядом с коттеджем никакого «лотуса» не было. Только «астон-мартин» в гараже.

– Это, должно быть, Габриэллы, – сказала она. Прижала платок к верхней губе и продолжала говорить, не отнимая его, на глазах у нее снова выступили слезы. – Я не могу представить, что он умер. Он был здесь в среду. Мы вместе поужинали пораньше. Разговаривали о том, как идут дела в типографии. О матчах этого лета. Об австралийском боулере. Об угрозе, которую он представлял для него как для бэтс-мена. Кен волновался, включат ли его снова в состав английской сборной. Я сказала, что его страхи просто смешны. Он такой великолепный игрок. Всегда в форме. С чего ему волноваться, что его не включат? Он такой… Настоящее время… О боже, я говорю о нем в настоящем времени. Это потому, что он… он был… Простите меня, пожалуйста. Прошу вас. Пожалуйста. Не могу взять себя в руки. Я не должна раскисать. Не должна. Потом. Потом можно и раскиснуть. Нужно кое-что выполнить. Я это знаю. Знаю.

Линли налил в рюмку остаток хереса – от силы глоток – и подал миссис Уайтлоу, поддерживая ее руку. Она выпила вино залпом, словно лекарство.

– Джимми, – сказала она. – А его в коттедже не было?

– Только Флеминг.

– Только Кен. – Она перевела взгляд на огонь. Линли увидел, как она сглотнула, увидел, как сжались, потом расслабились пальцы.

– Что такое? – спросил он,

– Ничего. Это совсем не важно.

– Позвольте мне об этом судить, миссис Уайт-лоу.

Она облизнула губы.

– Джимми ждал, что его отец заедет за ним в среду вечером, чтобы ехать в аэропорт. Если бы Кен не приехал, он позвонил бы сюда – узнать, что случилось.