Месть под расчет - Джордж Элизабет - Страница 48

Линли остановил «Ровер», и к ним присоединился Марк Пенеллин. Стоя на пороге, Нэнси Кэмбри прижимала к горлу шаль, и ветер трепал подол ее платья. Она что-то крикнула, но ее не услышали. Линли немного опустил окошко, пока Марк влезал на заднее сиденье.

– Ничего нет о Питере? – Нэнси поймала входную дверь, которая билась о стену. Послышался плач младенца. – Я могу помочь?

– Оставайся дома, – крикнул Линли. – Может быть, тебе придется пойти в большой дом. К маме.

Она кивнула, махнула рукой и захлопнула дверь. Линли завел мотор, и они по лужам и грязи выехали на дорогу.

– Крибба-Хед? – спросил Марк Пенеллин. У него были мокрые, прилипшие к голове волосы.

– Судя по тому, что нам известно, лодка там, – ответил Линли. – А с тобой что?

Марк осторожно тронул пластырь над правой бровью. На костяшках пальцев и тыльной стороне ладони не было места, не покрытого царапинами и синяками. Он виновато покачал головой:

– Надо было закрыть ставни, чтобы девочка не плакала. Вот и ударился. – Отвернув воротник пластикового плаща, он застегнул его до самой шеи. – Вы точно знаете, что там «Дейз»?

– Похоже на то.

– А о Питере ничего не слышно?

– Ничего.

– Вот дурак.

Марк вынул пачку сигарет и предложил их Линли и Сент-Джеймсу. Они отказались, и он закурил, но почти тотчас погасил сигарету.

Сент-Джеймс искоса поглядел на парня:

– Питер сказал, что не видел тебя.

Марк поднял одну бровь, поморщился и вновь дотронулся до пластыря на лбу.

– Да видел он меня. Может быть, забыл? – сказал он, с опаской поглядев на Линли.

«Ровер» следовал за «Остином» по узкой дороге. Если не считать их фар да еще света из окошек коттеджей и фермерских домов, тьма стояла непроглядная, и ехать, преодолевая ветер, дождь и лужи, было нелегко. Живая изгородь клонилась, сужая и без того узкую дорогу. Дождь стоял стеной. Дважды пришлось останавливаться и убирать ветки. Путь, обычно занимавший не более четверти часа, они одолели за пятьдесят минут.

Когда выехали из Трина, дорога стала еще хуже, и им пришлось остановиться через двадцать ярдов после поворота на Пенберт-Коув. Марк отдал Линли свой плащ, надетый поверх грязной шерстяной фуфайки.

– Подожди в машине, Сент-Джеймс. – Даже в закрытом автомобиле ему пришлось повысить голос, чтобы перекричать ветер и шум моря. «Ровер» угрожающе раскачивало, словно невесомую игрушку. – Здесь плохая дорога.

– Пройду, сколько смогу.

Линли кивнул и открыл дверцу. Все трое вышли под дождь. Сент-Джеймс обнаружил, что надо налечь на дверцу всем телом, иначе она не закрывалась.

– Черт возьми! – крикнул Марк. – Что творится.

И он стал помогать Линли вытаскивать из багажника веревки, спасательные жилеты и все остальное. Впереди рыбак оставил включенными фары, и можно было примерно судить о расстоянии до скалы. Между лучами света висели дождевые простыни, которые колыхал ветер. Рыбак начал прокладывать путь в траве, цеплявшей его за ноги. В руках он нес свернутую веревку.

– Она тут, – крикнул он через плечо, когда Линли подошел поближе. – Ярдах в пятидесяти от берега. Стоит на корме. Развернулась на северо-восток на камнях. Боюсь, от мачт ничего не осталось.

Наклонившись на ветру, который был не только сильным, но и почти ледяным, словно брал силы у арктических штормов, мужчины двинулись в сторону скалы. Со скалы вниз в бухту вела, ставшая скользкой и еще более опасной, крутая и узкая тропинка. У самой кромки воды светились огнями каменные хибарки. Неверный огонь фонариков освещал тонувшую яхту, за смертью которой наблюдали местные храбрецы. Добраться до нее было невозможно. Даже если бы маленький скиф и одолел прибой, скалы, погубившие «Дейз», погубили бы и любое другое судно. Кроме того, волны налетали на камни с такой силой, что понять, где море, где суша, было нельзя, тем более сквозь высокую пелену брызг.

– Томми, я не смогу спуститься, – крикнул Сент-Джеймс, увидав тропинку. – Подожду тебя тут.

Линли поднял руку, кивнул и зашагал вниз. За ним последовали остальные, держась за валуны с обеих сторон, находя выбоины для ног и рук. Сент-Джеймс смотрел, как они исчезают за камнями, и, когда никого не стало видно, направился к машине, борясь с дождем и ветром. Из-за глинистого месива и цепкой травы ему казалось, что на ногах у него висят гири. Когда он наконец достиг «Лендровера», то окончательно выбился из сил. Открыв дверцу, он забрался внутрь.

Там Сент-Джеймс стянул с себя плащ, промокшую фуфайку, и, дрожа всем телом, мечтая о сухой одежде, задумался о словах рыбака. Развернулась на северо-восток. Трудно поверить, что корнуоллский рыбак ошибся. Бросив взгляд на море, Сент-Джеймс убедился в его правоте. Ошибки не было. Значит, или это не «Дейз», или придется пересмотреть все прежние умозаключения.

Прошло не меньше получаса, прежде чем вернулся Линли, за которым, не отставая, следовал Марк, а чуть дальше – рыбак. Подставив дождю спины, они остановились возле «Остина», о чем-то разговаривая, рыбак при этом бурно жестикулировал. Линли кивнул один раз, искоса поглядел на юго-запад и, прокричав что-то, направился к «Роверу». За ним – Марк Пенеллин. Сложив все, что у них было в руках, в багажник, они буквально ввалились в машину – совершенно промокшие.

– Лодка разбита. – Линли задыхался, словно после пробежки. – Еще час, и от нее ничего не останется.

– «Дейз»?

– Вне всяких сомнений.

Впереди взревел «Остин». Он развернулся и уехал, оставив их одних на скале. Линли смотрел во тьму. Дождь заливал лобовое стекло.

– Что-нибудь узнал?

– Почти ничего. В сумерках, говорят, показалась лодка. Очевидно, этот дурак хотел проскочить камни на высокой волне и войти в бухту, как делали другие.

– Видел кто-нибудь, как она села на камни?

– Пять человек работали на стапелях. Заметив неладное, они кликнули других и пошли посмотреть, нельзя ли чем-нибудь помочь. Знаешь рыбаков. У них заведено помогать людям, попавшим в беду. Но на палубе никого не было.

– Как так?

Сент-Джеймс тотчас пожалел о своем вопросе. У него возникли два объяснения, прежде чем Линли или Марк успели произнести хоть слово.

– Людей смыло за борт, ведь шторм нешуточный, – сказал Марк. – Только зазеваешься, не наденешь спасательный жилет, усомнишься, что делать дальше…

– Питер знает, что делать, – резко перебил его Линли.

– Томми, люди иногда паникуют, – заметил Сент-Джеймс.

Линли ответил не сразу, словно обдумывая слова Сент-Джеймса. Глядя в окошко мимо своего друга, он видел тропу, которая вела к краю скалы. Вода с волос стекала ему на лоб. Он вытер ее.

– Он мог уйти вниз. Он может все еще быть внизу. Они оба могут быть там.

Это не сиюминутная отговорка, подумал Сент-Джеймс, и вполне согласуется с положением яхты. Если Питер был под кайфом, когда принимал решение взять лодку, а он наверняка был под кайфом, если взял лодку, несмотря на приближающийся шторм, то и дальнейшие решения он принимал на фоне спутанного сознания. Ничего удивительного, если под кокаином он считал себя неуязвимым, непобедимым, защищенным даже от стихии. Тогда и шторм был для него не предметом опасений, а источником возбуждения.

С другой стороны, он мог взять лодку в отчаянии. Если Питеру нужно было сбежать, чтобы не отвечать на вопросы по поводу смерти Мика Кэмбри и Джастина Брука, он мог бы подумать, будто самое лучшее – взять яхту. На земле его обязательно кто-нибудь да заметил бы. У него не было машины. Ему пришлось бы голосовать. А ведь с ним еще и Саша, так что водитель наверняка вспомнил бы обоих, если бы полицейские стали его допрашивать. Питер ведь не дурак.

Однако и положение яхты, и ее поломка предполагали нечто другое, нежели бегство.

Линли включил зажигание. Мотор ожил.

– Завтра я собираю людей, – сказал он. – Будем искать.

***

Леди Ашертон встретила их в северо-западном коридоре, где они собирались оставить плащи и фуфайки. Она стояла, прижав руку открытой ладонью к груди, словно защищаясь от предстоящего удара. Другой рукой она вцепилась в накинутую на плечи красно-черную шаль, которая подчеркивала цвет ее лица и цвет платья. Тонкая шаль была нужна ей больше для защиты от неведомого, чем для тепла, и ее била дрожь то ли от холода, то ли от волнения. Леди Ашертон была очень бледной, и Линли подумал, что в первый раз его мать выглядит на все свои пятьдесят шесть лет.