Симеон (СИ) - "Мархуз" - Страница 21

Валериан Зубов красивее Платона, но моложе, поэтому был сослан на русско-турецкую войну. Где, кстати, отличился не раз. Николай Александрович (старший из братьев) наиболее крупный из семейства и если начнётся какая-нибудь драка, то мне придётся взять его на себя. Старше меня на девять лет (ему 28)… Блин, о какой фигне я думаю, здесь всё-таки почти три тысячи придворных. И все в курсе подоплёки празднества.

Не удивляюсь тому, что среди этой разряженной банды я оказался единственной тёмной лошадкой. Во-первых, остальные друг с другом, пусть даже слегка, но знакомы, так как ошиваются в одних и тех же тусовках. Во-вторых, на мне мундир капитана первого ранга с двумя орденами, а вот морда совсем юная (19 лет всего лишь). Явное несоответствие, ясен перец, цепляет взор. "Кто это?", "чьих будет?", "Почему не в маскарадном костюме?"… Дело в том, что сегодня бал-маскарад, но часть посетителей всё-таки в партикулярном платье (как, например, Храповицкий) или в мундирах.

Ладно бы я стоял в сторонке (именно там я и находился), но подходят иногда самые солидные люди поздоровкаться. На черта мне такая засветка? Хорошо, что Храповицкий отправил свою подругу жизни к знакомым дамам потрещать о женском, а сам остался рядом. Старики (Елагин и Разумовский) тоже подходили, как будто это обязательно следовало сделать. Даже сверхзанятый Григорий Александрович, болтаясь по залу, подгрёб, сказал пару ласковых, похлопал меня по плечу одобрительно и отвалил к другим. В какой-то момент на меня обратили внимание издаля: сначала Павел, а потом и Екатерина. Хорошо хоть не завопили на всю поляну:

— Эй, чувак, конай сюда, здесь водки нет — здесь одна вода!

По замыслу Потёмкина (который мне разъяснил наставник) основные толки-кривотолки должны начаться после театральной постановки.

— Будет показано в античном стиле история с намёком о вреде, который наносит молодой вертопрах.

Ни шиша не понимаю, но стесняюсь переспросить. Неподалёку расположилась какая-то семейка с молоденькой тёлочкой на выданье, могут услышать. Ага, народ зашевелился и зашушукался, а потом попёрся в следующее громадное помещение. Повсюду такое богатство, что тот же Абрамович со своим замком просто смешон, как нищеброд какой-нибудь.

Увы, никаких коллизий не произошло и никто на намёк не обратил внимание. Слишком всё было сиятельно и торжественно, а закончилось тем, что Потёмкин встал на колени перед Екатериной и начал целовать её руку. Ясно, что я просто не петрю в церемониальности и традициях времени. Оказывается была проявлена высочайшая верноподданость!

Потом все кушали, а затем мне позволили свалить пока при памяти. Лишь вернувшись домой Храповицкий разъяснил всё более подробно.

— Светлейший перестарался с роскошью и разнообразием, поэтому никто не обратил внимания на его демарш. Он хотел, заодно, показать двору своих сторонников. А были бы вы в маскарадном костюме, никто бы и не обратил внимания.

Неужели меня вовлекают в какую-то интригу, да ещё и втёмную? Совсем не нравятся дурацкие загадки и мистификации. С другой стороны, уже начинает мешать моя безродность. Ну что за фамилия "Великий", каким-нибудь Рюмкин-Водкиным гораздо проще быть.

— А вы из каких Великих изволите быть? Случайно не болгарского царя левый отпрыск?…

— Что-то я не упомню кто при дворе Великий?…

— Выдумают же, хоть на конюшню отправляй…

— Небось в приюте фамилию дали. За рост, что ли? С них станется, не переживайте…

Дней через десять выяснилась моя родословная, хотя и частично. По крайней, мере, навестивший нас клнязь Таврический внёс определённое упорядочение.

— Семён Афанасьевич, я тут побеседовал о тебе с Екатериной, рассказал о твоих планах, важных отечеству. Оказывается тебя заметили и за другие планы о которых я не знал. Так что быть тебе вскоре графом по матери.

Пришлось сделать непонимающую морду лица, чтобы выдать недоумение и любопытство одновременно.

— А-а, ты же память потерял, вспомнил. В общем, ты сын бывшей фрейлины Ушаковой, ныне графини Разумовской, — Потёмкин порой бывает очень непосредственным, — об остальном умолчу, ибо сам не ведаю.

Врёт он всё, но вынужден государственную тайну скрывать.

— Благодарю, ваша светлость, я и не знал доселе. Теперь всяческое уважение и почитание к Софье Степановне проявлять буду.

Тоже делаю вид, потому что так принято, иначе на моветон можно нарваться.

— Ружейным заводом уже люди занялись, которым поручение дал. А со стрелковым полком пока нужно обустройство его подготовить. Государыня не против новшества, но я летом в Яссы отбуду.

Получается, что он лично не сможет полком командовать, поэтому выцыганил эту должность для меня. "Порадовал", зараза, мне такой обузы явно не хватало для полного счастья. Увы, но спорить с такой мощной фигурой мне не по силам. Явно, что он восстановил свои позиции при дворе, хотя и не уменьшил влияние ни Зубова, ни Салтыкова.

— Твой мальтийский проект очень по душе императрице, но она в раздумьях. Если Орден согласится на вхождение в Россию, то на приорство, видимо, поставят кого-нибудь из Зубовых. Или Павла в Ригу отправят, чтобы подальше с глаз.

Весёлый разухабистый главнокомандующий слишком много тайн открывает, как бы нам всем это боком не вышло.

— На твои экспедиции за моря выдам двести тысяч, а остальным сам озаботься. Дел много помимо этого.

Ни фига себе, царский дар. Надеюсь не нужно будет ему очередной новый континент подарить?

— Семён, я не просто так разбрасываюсь, верю в тебя, что верой и правдой будешь всю жизнь служить государям и отечеству.

Остаётся лишь головой кивать с благодарностью. Роялей теперь на пять оркестров хватит, но где исполнителей брать? Это лишь кажется, что дай кому-нибудь миллион и он сразу все проекты свои реализует. Не так просто сказка сказывается. Лучше бы самый богатый человек в Европе мне пару десятков инженеров дал, а к ним вдобавок ещё сотню другую спецов в других сферах деятельности.

Очередной вояж Храповицкого на ковёр к Екатерине расставил ещё пару точек над "и".

— Вижу, Александр Васильевич, что к вам и Григорий примкнул.

— Да, Ваше величество, он заинтересовался военными реформами в дополнение к своим. А также некоторыми другими прожектами.

— Как так получается, коли сначала Разумовский, затем Елагин и наконец Потёмкин вокруг Симеона сплотились?

— То всё экономические интересы, полезные государству. Опять же три экспедиции есть возможность подготовить и отправить в дальние края. Одну из них осенью пошлём.

— Ну, хорошо, надеюсь денег не надо? Главное, в придворные шашни не лезьте, а то накажу.

— Помилуй бог, матушка, Семён двора боится.

Храповицкого вот-вот отпустили бы, но Екатерина вспомнила, что не совсем за тем вызывала о чём говорили.

— Александр Васильевич, забыла важное спросить по Франции. Мирабо помер, а кого теперь следует иметь в виду? Ты у Симеона попытай, может подскажет.

— Так видим теперь беду от Робеспьера и его парижского клуба якобинцев. Опасаемся, что они могут к большой крови привести.

— Странно, английский посол другое думает, а мои люди каждый своё талдычит. Ладно, иди, да передай Симеону вот этот документ на графский титул. Во дворце вручать не хочу, а то мой чернявый может недовольство и ревность проявить.

Платона Зубова пока в графья не определили, так что императрица не хотела возбудить его ревность к другим в плане титулования.

Потёмкин, конечно же, уникальная личность. Он даёт роскошные празднества и в то же время умудряется заботиться, как о строительстве нового завода, так и о создании нового полка. О размере расходов страшно даже задумываться. На увеселения вроде тратится по двести тысяч в месяц. В то время когда среднестатические богатеи тратят около 20 тысяч на бал и театрализованную постановку. Чую с таким спонсором мы далеко не уедем, хотя двести штук он по-честному уже передал нам. Хватит на две североамериканские обстоятельные экспедиции и ещё солидная сумма останется в запасе.