Мурмир - Агафончикова Татьяна - Страница 20

15

В природном теле было не так уж плохо. Холод и голод воспринимаются проще, когда знаешь, что изменить что-либо не в твоих силах. Но, сбежав от Марка, я столкнулась с несколько иными, непривычными проблемами… Бездомные и домашние собаки, агрессивные люди, отсутствие мест для охоты. Ловить подвальных крыс в подъездах городских домов не слишком хотелось. Впрочем, попадались добрые люди, иногда благодаря им получалось неплохо поесть, особенно когда пожилые женщины или дети выносили что-то на улицу. Кажется, Оля в первые дни наши знакомства кормила меня чем-то подобным – тогда я болела и мне было всё равно, чем питаться, лишь бы поддерживать силы. Сейчас было не всё равно: еда оказалась не так хороша, как та, что я могла бы добыть в своем мире на охоте. Но насыщала она неплохо – а это было главным. Мне нужны силы и для того, чтобы выживать, и для того, чтобы думать. А подумать было над чем.

Во-первых, машина Марка сработала. Его отбросило назад во времени, а с ним вместе и весь наш мир. Первобытные времена нами недостаточно изучены, но одна из теорий гласит, что переворачиваться люди научились позже, чем обрели разум. Возможно, Марк сумел попасть в прошлое до того момента, как это произошло. Значит, машина сработала не в настоящем, а в прошлом, и в результате развитие мира пошло по другому пути – более далекому от природы. Марку, похоже, это нравилось, но мне было трудно принять подобные перемены.

И это приводило меня к «во-вторых»: бывший муж живет в созданном им мире тысячелетиями. Он обрел бессмертие и иммунитет к болезням, хотя, по его же словам, действие машины могло его убить, если бы не защитные меры. Может быть, какие-то изменения произошли с его защитным костюмом, и тот до сих пор его оберегает? Впрочем, это скорее вопрос моего любопытства. На самом деле куда важнее другое – стала ли бессмертной я? Конечно, это легко выяснить, но мне вовсе не хотелось погибнуть из-за какой-нибудь глупости. Значит, на этот вопрос я смогу ответить лишь спустя много лет – или если со мной произойдет несчастный случай. К чему я, разумеется, никоим образом не стремилась, и именно поэтому всячески избегала собак и людей – разумеется, когда это было возможно.

Ещё одним вопросом для меня, условно, «в-третьих», было местоположение машины Марка – если, конечно, бывший муж не уничтожил её либо она сама не разрушилась от перегрузок, или от чего там обычно ломается подобная техника… Если она сохранилась, то вполне вероятно, что всё, сделанное Марком, можно исправить. Также мне была интересна та точка местности, в которой я появилась. Теперь оставалось лишь жалеть, что не спросила Марка, где именно он оказался после того, как сработала его машина. Не знаю, почему, но я думала, что он материализовался на том же месте, где и я – с разницей во времени, но не в пространстве. Никаких убедительных (да и неубедительных) доказательств этому у меня не имелось, но иногда интуиция оказывается важнее логики. И даже точнее. Но точного ответа и здесь не имелось, как и возможности его получить.

К последней проблеме мне было страшно приближаться даже в мыслях: сохранился ли в какой-то параллельной реальности наш первоначальный мир, или же он исчез навсегда? Первое казалось мне чем-то сродни детской мечте – а вот здорово, если бы! – и оттого я сама, надеясь, казалась себе наивной и глупой. Но второй вариант вообще лишал любых надежд – на возможность переворачиваться в любой момент по своему желанию, на ощущение единства с природой, на радость охоты и на встречу с близкими. Поэтому в него верить не хотелось.

Мои опыт и интуиция говорили, что без надежды жить, конечно, возможно, – но вот только жизнью это назвать трудно. В конце концов, не случайно надежда оказалась на дне ящика Пандоры… И всё же интересно, это Марку удалось сохранить мифы почти в том же виде, какими они были у нас, или таков естественный путь развития мира? И почему так мало упоминаний о кошках и совсем никакой информации о превращениях (оборотни-волки не в счет, они и вовсе звучат для меня как насмешка над нашей истинной природой) – связано ли это с отсутствием у людей природного тела или со стараниями Марка? И не слишком ли много я возлагаю ответственности на бывшего мужа?

Чем больше я размышляла, тем больше осознавала, что ответы на все вопросы может дать лишь один человек. Я должна точно выяснить, что случилось с машиной, и заставить его вернуть меня назад. Если это возможно, то только Марк сможет справиться с такой задачей – как бы я ни относилась к его философии и поступкам, его интеллект всегда вызывал восхищение, особенно в области изобретений.

К тому же я начала скучать по вертикальному телу – отказываться насовсем ни от одного из обликов я не собиралась. А ещё, как оказалось, я соскучилась по Оле, с которой провела немало времени в этом странном мире, и даже по Олегу, которого едва знала, но который помогал мне во всём – пусть даже только ради своей девушки. В моменты, когда я думала о них, я приходила в парк – нав этом мире передвижения в природном теле в целях безопасности пришлось ограничить, я ни разу не вышла за пределы города. А вот парк нашла сразу, как сбежала в природном теле от Марка – это было единственное место, которое я знала, где могла в таком виде побыть в одиночестве, не рискуя быть схваченной ловцами бездомных животных или же озабоченными их судьбой людьми. Против вторых я ничего не имела, но становиться домашней любимицей не планировала. Теперь я знала, что не каждый человек в этом мире отреагирует на мое превращение так же спокойно, как Оля.

Мысли о подруге заставили меня ощутить вину – ведь она не знает, что со мной случилось, и, наверное, волнуется. Но, несмотря на наши хорошие отношения, своими переживаниями я не могла поделиться даже с ней. Оля никогда не жила в природном теле, не видела нашего мира, где прогресс шел по пути, более безопасному для природы, чем здесь. Поэтому она не могла понять моей боли. Но, если быть совсем честной, я и не хотела, чтобы она могла понять. Мне казалось, что это в какой-то степени обесценило бы мои страдания. Возможно, эти мысли были вызваны эгоизмом, а возможно, чем-то иным. Мне не хотелось думать ещё и об этом.

Со временем я поняла, что этот мир мне не нравится – нет, он не вызывал у меня отвращения или ужаса, но перспективы жить всегда только в одном из двух тел и постоянно скрываться казались не слишком приятным будущим. И я боялась, что никакие новые знакомства, поиск работы и обретение хоть какой-то цели в жизни смогут сделать меня счастливой в таких условиях. Значит, выбор прост – оставаться несчастной и прятать от окружающих половину себя или попытаться что-то предпринять. И вполне возможно, что в результате никакого выбора у меня не окажется.

На самом деле не только желание действовать побудило меня вернуться в вертикальное тело. Я довольно много провела времени на улицах в природном теле, чтобы понять, что у большинства существ в таком обличье разум сохранился лишь на уровне инстинктов – как у любого животного. Все мои попытки пойти на контакт не привели ни к чему. Спустя несколько дней я бы обрадовалась даже проявлению агрессии в свой адрес – но этих существ беспокоили только безопасность, утоление голода и размножение. Они даже не говорили со мной, а объяснялись на языке тела – многие этикетные формулы у них сохранились, но эти существа уже не были способны понимать их истинное значение. Это пугало: думаю, такое положение вещей можно сравнить с тем, как если бы все люди вдруг лишились способности думать и говорить и были способны только к удовлетворению биологических потребностей. В этом смысле для меня кошки ничем не отличались от людей – ведь это всего лишь две составляющих одного организма. Иметь два тела, имеющих разум, способный вместить опыт сразу обоих, было для меня так же естественно, как дышать. Достаточно страшными мне казались и люди, только вертикальные тела, – как будто возможность дышать отобрали, но жизнь почему-то не прекратилась, – а уж кошки, тела природные, помимо возможности дышать были лишены ещё и разума. Больше всего меня пугало то, что ни те, ни другие даже не догадывались, что всё должно быть по-другому, и поэтому существующее положение их вполне устраивало. А вот я никак не могла с ним смириться.