Плата за души (Книга 2) - Гомонов Сергей "Бродяга Нат" - Страница 25

- Да ты что?! - иронично усмехнулся Константин Геннадьевич. Надо же! Чем она взяла его, интересно? Что он в ней нашел? Пожалуй, в таком возрасте и не поймешь уже... - А как насчет нашего друга-Котова?

- Его люди потеряли их следы еще в Ростове. Я проверял.

- А по-твоему, куда эта парочка отправилась теперь?

- Не знаю, - Андрей снова отвел глаза.

- Знаешь. И там на них снова могут выйти.

- Ну и что?!

- С тобой бессмысленно разговаривать. Я и не знал, что ты такой упрямый. Хорошего защитничка она себе нашла в твоем лице... Прямо драматическое произведение выходит...

- Я уезжаю домой. И занимайтесь вы своей Чечней - теперь вам никто не помеха! - Андрей поднялся, взял кейс, плащ, отсалютовал двумя пальцами и, не обращая внимания на сверлящий взгляд отца, вышел из офиса.

Константин Геннадьевич отбросил диск, кашлянул в кулак и связался по селектору с секретарем.

**************************************************************************************

Тонкие иглы прорезали хрустальный воздух...

Он расправил крылья, на которых отрастало огненное оперение. Еще немного - и можно будет взлететь. Еще немного... Летать во всех мирах непросто. "Чтобы нарушить закон, нужно его знать. А чтобы нарушить безнаказанно, знать его нужно еще лучше"...

Несколько взмахов - и по воде, по студеной воде ручья, побежала легкая рябь.

Огненная птица припала к источнику, изнемогая от жажды. Земля охладила ее тело, воздух - ее крылья.

- Вскоре снова будем прощаться... - сказал Попутчик. - Я не оставлю тебя без помощи... - он коснулся крыла, и огненная птица благодарно рассыпалась золотистым пухом, чтобы скорее заснуть.

Перебирая в руках пушинки, Третий Даос пожал плечами:

- Я всегда знал, что он ошибся миром...

И сказал Атум: "Владыка богов! Иди, выходи на землю! Я дарую тебе - восхвалят и последуют за тобой спутники твоего отца Осириса! Я сотворю твое имя! Ты достигнешь горизонта и придешь к Стенам Дома тайного именем! Выходит сила из моих членов, проникает в мои члены усталость!"

Усталость проникла в его тело, и он согнулся. А Блистающий поплыл, и совершил свой путь сам, и воссел во главе богов среди свиты прекратившего правление.

И вскричал Атум:

- О, Сокол, сын мой Гор! Да воссядешь ты в этой земле твоего отца Осириса в имени этом твоем: "Сокол на Стенах дома тайного именем"! Молю, да будешь ты среди спутников Ра-Ахути на носу ладьи Извечного на веки веков!

Молвила Исида:

- Смотрите же на Гора, о боги!

И сказал юный Гор:

- Я - Гор, Сокол на Стенах дома тайного именем! Мой полет достиг горизонта!.. Далеко мое место от Сета, врага моего отца Осириса... Я поднимаюсь в моем полете! Нет бога, творящего то, что я сотворил! Я отражу врага моего отца Осириса и поставлю его под мои сандалии!.. Я - Гор, рожденный Исидой!.. Я - Гор, далеко мое место от людей и от богов! Я - Гор, сын Исиды!

ЛЕТО, КОНЕЦ ИЮНЯ...

Николай помрачнел и не вымолвил ни слова до самого дома. Рената тоже молчала. Её раздражало все: и то, как Гроссман ведет машину, и то, что лето выдалось душным и жарким, и то, что вокруг столько красивых девушек, разодетых по последнему писку моды, а ей приходится носить эти жутко бесформенные платья, блузки, майки и рубашки. Ей казалось, что Николай, как и раньше, косится на сторону, и уж теперь ей нечем крыть: конечно, выглядит она ужасно. Скорее бы все это кончилось!..

Едва они въехали во двор, Рената увидела машину Марго у их подъезда. Николай чуть заметно поморщился. Только этой вороны сейчас не хватало... Вообще он научился переносить общество этой подруги жены. В письмах она была более резкой и категоричной, а на деле оказалась компанейской мадам, до мозга костей прозаиком, но не материалистом (в понимании Гроссмана, истинная феминистка должна быть еще и материалистом).

Рита помахала им рукой и вышла из автомобиля. Да, и внешне она была фигурой заметной: худая, длинная (выше плеча Ника такое не в его вкусе!), черноволосая, со стилизованной "ведьмистостью" - вылитая мамаша Адамс из знаменитой семейки. Впрочем, и стиль жизни у нее такой же: при первом знакомстве ее отрок едва не пригвоздил Гроссмана к двери оперенной иголкой. Единственное, за что Ник был ей по гроб жизни благодарен, так это за то, что она вернула его жену на землю, привела в чувство и пристроила к себе в ателье отвечать на звонки и принимать заказы. Рената успокоилась. Вокруг нее создалось почти осязаемое поле умиротворения. Гроссман не мог на нее налюбоваться: она была такой трогательной, кругленькой, с печальными глазками потерявшейся кошечки. Он даже не подозревал, что она будет так нравиться ему в этом положении. Ему хотелось посадить ее в нагрудный кармашек и никуда не выпускать. Он бы так и сделал, если бы она ему это позволила. Но нет: Рената игнорировала его по-прежнему. Она была лояльна ко всему - кроме него. Это была расплата; Ник помнил ее слова: "Ты как ребенок: если у тебя что-то не получается, ты готов кричать: "Так не честно, я так не играю, давай заново!" Было бы легко и неправдоподобно, если бы она вдруг взяла и все ему простила. Только не в этой жизни. Только не эта женщина...

- Держи, папаша! - и Марго завалила Ника кучей каких-то пакетов, скопом вытаскивая их из машины.

- Ч-что это?! - Гроссман даже присел под их тяжестью и обилием.

- Все! - отмахнулась швея. - Неси наверх! А мы тут потрещим с твоей женой...

Рената с усталым видом выкарабкалась из автомобиля:

- Давай лучше дома. Не то я сойду с ума от этой жары...

- Ну, дома, так дома! - тут же согласилась Марго и закрыла за нею двери.

Николай возился на кухне с ужином, а Рената стала разбирать привезенные Ритой пакеты.

- Нравится? - кокетливо спросила швея, демонстрируя хорошенький атласный конвертик нежно-голубого цвета.

- Прелесть! - улыбнулась Рената и шепнула: - Только Гроссману не показывай!

- Почему это?!

- Потому что он хочет видеть розовый - и не иначе...

- Да брось ты! Какая же тут девчонка?! Настоящий парень! И вообще, мать, заканчивай приезжать на работу!

- Марго-о-о... - печально протянула та. - Я не могу оставаться наедине с собой... Мне страшно быть одной хотя бы минуту...

- Разве ты одна?

Рената села на диван и задумчиво уставилась на сцепленные между собой руки: