Смертник (СИ) - Булгакова Ирина - Страница 17

– Я серьезно, Грек.

– И я тоже. Можно сесть посидеть, пока меня не будет. Но ухо держать востро. Вопросы есть? – Дождался, пока Макс неопределенно кивнет и продолжил. – Все вопросы после моего возвращения.

   Хотел уже уходить, но краем глаза Грек заметил живчика, нацелившегося на легкую добычу. Если он в Максе не ошибся, то примерно представлял себе, кому, по идее, выпала роль стать лакомым кусочком.

– Я сказал, можно сесть, – улыбнулся Грек.

   Случилось так, как он и предполагал. Оглянувшись по сторонам в поисках того, чем можно воспользоваться, любитель уюта прямиком направился к живчику, дружелюбно укрытого мягким ковром из ярко-зеленых листочков. Кочку, значит, подходящую Макс себе нашел.

– Стоять, – негромко приказал Грек, с удовольствием отмечая, что несмотря ни на что, Макс замер с поднятой ногой, не доходя каких-нибудь полшага до кочки.

   Нет, не ошибся он в Максе – в голове идеи вроде правильные, а для Зоны человек конченый. Не будешь же за ним как за малым дитём ходить: туда ногу поставь, здесь лужа, смотри, обходи аккуратно. Если у Краба чутье отсутствует, он, хотя бы делает все с оглядкой, десять раз подумает, куда ногу ставить. А этот…

   Того, кто сам в петлю лезет, спасти невозможно – все равно способ отправиться на тот свет найдет.

   Грек поднял камень поувесистей и с замахом бросил в гостеприимную кочку. Хитрая тварь почуяла дуновение воздуха и, не дожидаясь пока что-то коснется листвы, раззявила зубастую пасть. В мгновенье ока растертый железными челюстями в крошку камень исчез в ненасытной глотке. Судя по всему, усиленное питание твари не понравилось. Трогательные листочки втянулись внутрь и нечто, похожее на огромного ежа, вырвало из земли многочисленные лапы и без лишней суеты скрылось в густых зарослях кустарника.

– Не будет с тебя толку, сынок. – Покачал головой Грек. – Самое дорогое, что у тебя осталось, и то не можешь устроить по-человечески.

– Я вообще не знаю, – внезапно окрысился Макс, – как вы тут во всем этом разбираетесь! Как вообще одно от другого можно отличить? Холмик и холмик был – ничего страшного!

   На побелевшем от пережитого страха лице ярко горели глаза, полные праведного гнева.

– Вот именно, что не знаешь. Умника из себя строишь, а некоторые, перед тем как идти в Зону, книжки разные читают, информацию в голову складывают, чтобы не страдало то, что ты собирался на кочку пристроить. Или, во всяком случае, с людьми знающими общаются. Не на прогулку сюда ходят, сынок. Но сдается мне, ты так этого и не поймешь.

– Читал я, читал! И с людьми разговаривал. Столько всего плетут про эту Зону, что не знаешь, где правда, а где ложь!

– Скажу тебе самое главное, сынок. Все, что ты слышал о Зоне – все правда.

– Все? – тупо переспросил Макс.

– Все. – Подтвердил Грек кивком головы. Потом негромко позвал: – Очкарик. Ты почему на кочку не сел, она ближе к тебе была?

– Не знаю, – тяжело вздохнул Очкарик. – Она… эта кочка, как бы сказать, ровная какая-то была, как будто кто-то специально ее подстригал. И яркая. Мне показалось, – парень замялся, – как будто живое старается неживым прикинуться.

– Поэт. – Ободрительно усмехнулся проводник. – Я тоже в молодости стихи писал для стенгазеты. Почитаю тебе потом на досуге. Но подметил точно, слышишь, Макс номер сто один? В Зоне все не так, все наоборот. Живое – мертвым прикидывается, а мертвое – живым. В самую суть смотришь, Очкарик. Ладно, садись теперь, чисто кругом, – милостиво разрешил Грек.

   И, поворачиваясь, успел отметить, как нерешительно переминается с ноги на ногу Краб, бросая кроткие пытливые взгляды на Очкарика. Оно и понятно: союзника себе ищет. Тоже не дурак, начинает понимать, что Очкарик – проводник от бога, с таким не пропадешь. Думает, все его мысли скрыты, а на самом деле у него на лбу черным фломастером написано: если отставного прапора придется раньше времени замочить – случай тоже ждать не будет, он либо есть, либо его нет – то с таким уникумом как Очкарик, есть шанс живым с Зоны выбраться.

   «Молодые, – Грек на ходу неодобрительно покачал головой, – хоть бы на чужих ошибках учились».

   Со времени, когда Грек был на свалке в последний раз, ничего не изменилось. Груда старой, разной степени изношенности техники, издалека напоминала муравейник. В центре высилась гора искореженного металла. Угадать в нем то, что прежде, крутя колесами, передвигалось по дорогам, не представлялось возможным. Острые углы разорванных капотов, крыш, черные дыры вместо лобовых стекол, подвески всех мастей. Что за сила стянула все в кучу, забиравшуюся на высоту более тридцати метров? Та сила, что неожиданно иссякла и остальной металлолом остался в беспорядке валяться на поле, площадью в несколько раз больше футбольного, создавая некое подобие лабиринта, пройти по которому, не напоровшись на внезапно обрушившийся на голову металл – затея почти нереальная.

   С первого взгляда стало ясно, что мародеров на свалке нет. Среди разномастной, искореженной техники, среди сгнивших крыш и вывороченных наизнанку двигателей всевозможных комбайнов, тракторов, МАЗ-ов, ВАЗ-ов, УАЗ-ов, Жигулей и Побед, расположилась сытая стая слепых собак. В том, что стая была сытой, можно было не сомневаться: пара собак затеяла любовную игру. Остальные лежали поодаль. Черная сука, распластавшись на спине, кормила подросших щенков.

   «Отъелись, падаль, – зло прищурился Грек. Чего-чего, а дармовой жратвы в Зоне хватает, вот и жиреют».

Для кого-то стая собак обернулась смертью, а новичкам сегодня опять повезло. Сытая стая нападать не будет, зверье остается зверьем. Отогнать стаю, в случае чего, проще простого. Пара выстрелов и они разбегутся. Лишний шум ни к чему – вот что должно стоять во главе угла.

   Впрочем, разбегутся – сильно сказано. Так, отбегут на безопасное расстояние. А потом, оставаясь незамеченными для глаз, пойдут по следу – будущая добыча тоже на дороге не валяется. Будут преследовать отряд на таком расстоянии, чтобы их неожиданное появление, скажем, через сутки – чаще ночью, явилось бы полной неожиданностью для того, кто сталкивается с этим впервые.

   Грек готов был  мириться с опасным эскортом на первых порах. Тем более что впереди отряд ждала река. Слепые твари, как почти все порожденья Зоны, терпеть не могли воду, поэтому километров через пять оторваться от них не составит труда.

   Будто услышав его мысли, черная сука подняла голову и уставилась в том направлении, где за кустами скрывался Грек. На узкой морде, с затянутыми пленкой глазами, дернулся огромный влажный нос. Сука пыталась по запаху определить, исходила ли с холма угроза для стаи. Кончики острых ушей, прикрывающих ушные раковины, встали торчком. Собака целую минуту, не шевелясь, оценивала обстановку, потом вернулась к прерванному занятию.

   Сомнений, если они и были, не осталось: мародеров в окрестностях свалки нет. Они народ нервный и не потерпели бы присутствия собак. Да и те небольшие любители близкого соседства двуногих. Так или иначе, завязалась бы война и кому-то бы не поздоровилось.

   Кстати, не жалкие ли останки мародеров переваривались сейчас в утробах слепых тварей?

   Человека, потерянно бредущего между завалами искореженной техники, Грек заметил в последнюю очередь, когда собрался уходить. Заскорузлая повязка в рыжих пятнах подсохшей крови скрывала пол-лица. Сквозь камуфляж, разорванный в нескольких местах, проглядывало тело: в подтеках и ссадинах, покрытых корками запекшейся крови. Неестественно вывернутое плечо стягивал автоматный ремень. Непосредственно само оружие болталось за спиной и при каждом шаге било человека по боку.

   Издалека человек походил как на зомби так и на убогого – живого сталкера, потерявшего рассудок. И тот и другой мог представлять опасность.

   А мог и не представлять.

   Зомби и убогие бесцельно бродили по дорогам Зоны и сталкеров, как правило, не трогали. Но так же, как в каждом правиле бывают исключения, имелось и здесь свое "но". Временами на тех и на других находило. Причем эти времена никак не зависели от внешних условий. По крайней мере, ученые, получившие массу порождений Зоны в качестве материала для исследований, так и не смогли определиться: в связи с чем безобидные, постепенно мумифицируемые создания и сумасшедшие, вдруг впадают в не мотивируемую агрессию. Тогда бойся попадаться им на пути. Живучий до последнего зомби в отсутствии под рукой оружия, рвал зубами все, до чего мог дотянуться. Ровно до тех пор, пока благодаря умелым действиям не распадался на отдельные фрагменты.