Звезды сделаны из нас - Ру Тори - Страница 63

— Они уже все провернули? Жесть. А ведь я не шутил, Кузнецова: ты мне правда нравишься... — От проявления поддержки я готова упасть на холодную землю и разреветься, но его сочувственная мина становится дебильной и радостной: — Да ладно, Кузя. Не нравишься. Прикалываюсь я...

— Пусть валит, Паш! Что она нам сделает? Наведет порчу или позовет своего воображаемого друга из Москвы? — визжит из глубины двора Милана. За спиной скрипят ржавые петли, щелкает замок, и на мир опускается оглушающая тишина.

Глава 36. Глеб

Ночью выхожу на балкон. Воздух сырой и холодный. Дождя нет, но всё кругом пропитано влагой. Небо тёмное, пустое и безжизненное. Глупо надеяться увидеть хоть одну звезду, но я всё равно старательно вглядываюсь в густую черноту над головой, потому что точно знаю, что они там есть. Звёзды. Они есть всегда, в любое время года, ночью, днём, не важно. Там, далеко-далеко, на расстоянии нескольких световых лет от нашей планеты, а многие и гораздо дальше, пребывают в бесстрастной невесомости космического пространства и живут своей жизнью от момента рождения в туманной звёздной колыбели до угрюмой старости чёрных дыр или ослепительного взрыва сверхновой. Каждый атом нашего тела принадлежит когда-то существовавшей звезде. И то, что «мы все сделаны из звёзд» — понятное, не вызывающее с физической точки зрения сомнений, утверждение. Однако мне всё равно не нравится думать о себе, как о какой-то там пыли, словно моя жизнь так невообразимо мала и, на фоне процессов, происходящих в вечности, до такой степени ничтожна, что всё в ней перестаёт иметь смысл.

А что, если всё совершенно наоборот? Что это не мы сделаны из звёзд, а звёзды из нас?

Быть может этот процесс ещё пока не изучен, но в один прекрасный день появится новый Хокинг и докажет, что сила мыслей, чувств, порывов души и энергии каждого человека способна сформировать и породить свою собственную звезду? Одну единственную, уникальную и не похожую ни на одну другую. У кого-то его звезда ярче, у кого-то темнее, чья-то горит красным пламенем, а у другого закована в лёд.

И когда я вот так стою на балконе, глядя в хмурое, беспросветное ночное небо, там в далёком космосе растёт и разгорается моя звезда. Ведь быть звездой намного приятнее и важнее, чем пылью.

Все эти дни я не перестаю думать о Неле ни на минуту. Даже, когда размышляю о звёздах, всё равно, будто веду диалог именно с ней. И то, что я не могу рассказать ей об этих соображениях, заставляет пережить новый приступ мучительной тоски. Я очень скучаю по ней и всё больше и больше склоняюсь к тому, что нужно всё вернуть, как было.

И я бы уже давно сдался, если бы придумал, как объяснить эту нелепую блокировку, не раскрывая её истинной причины. Но всё идёт к тому, что признания не избежать.

Интересно, что скажет Нелли, если я признаюсь ей в любви? Будет прикалываться или поймёт? Убеждаю себя, что даже если станет прикалываться, то я готов. Пусть так. Я ведь всё равно ни на что не претендую. Она там, я здесь. Что мешает мне любить её на расстоянии?

Она просто должна знать, насколько важна для меня. Именно так и только в такой форме.

Не то, что я прошу, чтобы она дала мне в ответ надежду или утешение, а что ценю её, дорожу ей и хочу продолжать наше общение настолько долго, насколько это будет возможно.

Захожу на её страницу и снимаю блокировку. Была в сети час назад.

Как в первый раз тщательно просматриваю фотографии из её альбомов и снова ощущаю жгучую потребность немедленно с ней поговорить.

А потом, повинуясь какому-то непреодолимому приступу мазохизма, перехожу в профиль её Артёма, вероятно, чтобы найти очередное подтверждение его несостоятельности, и неожиданно натыкаюсь на выложенный полтора часа назад пост.

«Кто в теме, подваливайте. Отрыв только начинается!».

Под ним короткое видео. Изображение довольно тёмное, но я отчётливо различаю полураздетую, потерянную Нелю, сидящую в беспомощном потрясении на кровати. Вокруг неё гогот и подначивающие голоса. Рядом уткнувший лицо в ладони и сотрясающийся от смеха Артём, за кадром слышится голос Миланы: «Забились на три недели…». «Если хочешь продолжим», — вторит ей Артём. Я не все разбираю слова, но понимаю, что это какая-то разводка и подстава. Вижу потрясённое лицо Нелли, как она дрожит и едва сдерживается, чтобы не разрыдаться, и ощущаю такой бешеный прилив негодования и ярости, что на пару секунд перестаю дышать. Чувствую, как кровь приливает к лицу, а глаза застилает туман. Резкий адреналиновый выброс заставляет провалиться во времени и пространстве. Я словно не понимаю, где нахожусь и едва не роняю телефон вниз с балкона. А потом вдыхаю и вдыхаю промозглый осенний воздух, чтобы хоть немного унять взбесившееся сердце.

Мне всё равно, что у них там произошло, из-за чего и как, чувствую лишь ослепляющую ярость и снова и снова представляю, как припечатываю этого Артёма мордой о стену.

Всё, что я тогда говорил о Макарове — правда. Он был моим испытанием и преодолением. Но одно дело я, а совсем другое — девчонка. Слабая, доверчивая и напуганная. Чистая и искренняя.

Шумно вылетаю с балкона и, совершенно не думая, что могу разбудить маму, мечусь из комнаты в комнату, торопливо соображая, что я могу сделать для Нели и как помочь.

Отыскать телефон Артёма и позвонить ему? И что дальше? Наехать? Обругать? Пригрозить? Но чем? Чем я могу ему пригрозить, если он там, а я здесь? Да и заслуживает он не угроз, а наказания. Жёсткого и беспощадного. Снова мысленно бью его прямо в лицо и даже слышу хруст, с которым ломается его нос. Только так. Только возмездие.

Во мне всё полыхает, я хочу позвонить Неле, чтобы поддержать её, но потом, вспомнив, что свой номер она мне так и не дала, надиктовываю короткое и, пожалуй, чересчур эмоциональное голосовое послание, которое в следующую же минуту удаляю, сообразив, что передо мной ей будет особенно стыдно. Ведь мы же договаривались победить их всех и занять свои законные «звёздные» троны.

И тут среди хаоса перескакивающих с одного на другое мыслей меня вдруг пронзает неожиданное и необычайно чёткое осознание: «У меня есть деньги». У меня много денег. Сначала это просто абстрактная вспышка, мимолётная, и, казалось бы, не имеющая к ситуации никакого отношения мысль, однако довольно быстро она оформляется в нечто вполне понятное и логичное. У меня есть деньги, чтобы поехать к ней. Неля говорила часов десять на поезде.

Это довольно долго. Но, как мама шутит: «Бешеной собаке семь вёрст не крюк».

Смотрю на часы. Два пятьдесят. Отвратительно неудобное время. Метро не ходит, да и расписание поездов я не знаю. Но план созрел и вместе с его появлением я начинаю понемногу успокаиваться. Только подумать! Я смогу встретиться с ней по-настоящему, вживую. Смогу отомстить за неё Артёму (как именно я ещё не придумал, но сломанный нос, меньшее, чем он может поплатиться), а главное, это будет прекрасная возможность объяснить ей всё про себя. Рассказать, что чувствую, как скучаю, почему заблокировал и увидеть её глаза в этот момент не через экран монитора, а прямо перед собой. Бессилие ярости сменяется бурным подъёмом, теперь я отчасти немного даже рад тому, что всё так случилось, ведь не будь этого видео, я бы, возможно, никогда не пришёл бы к этому прекрасному и утешительному решению.

Быстро загуглив расписание поездов, выясняю, что нужный мне поезд отправляется с Казанского вокзала только в семь сорок шесть утра. До вокзала ехать около тридцати минут, значит в семь нужно выйти из дома. На часах уже три двадцать. Так что я ещё могу успеть немного поспать. Но только опускаюсь на кровать, как с ужасом вспоминаю, что завтра суббота, и что у Мишки день рождения, и что мы должны с мамой ехать его поздравлять. Окрыляющий энтузиазм сменяется грузом отчаяния и какое-то время я сижу в полнейшем ступоре и прострации, взвешивая все «за» и «против». Но иного выхода, кроме как сделать выбор, у меня нет.

Мама конечно на меня страшно обидится, но отказаться от этой поездки я уже не могу. Если не поеду и подчинюсь обстоятельствам, то никогда себе этого не прощу.