Тайна врат Аль-Киира - Джордан Роберт - Страница 3

У северных ворот Ианты — они назывались Золотыми — караван остановился.

— Откройте ворота! — крикнул офицер. Он снял шлем. Открылось лицо, в выражении которого читалось куда больше жизненного опыта, чем этого можно было ожидать от юноши его лет. Грива черных волос обрушилась на плечи.

— Разве мы похожи на бандитов? Пусть Митра покарает вас, если вы сию секунду не откроете нам!

Стальной шлем, мелькавший между зубцов стены, сменился лицом со сломанным носом и короткой бородкой.

— А, это ты, Конан? — Человек обернулся и крикнул, обращаясь к кому-то за своей спиной: — Откройте им!

Медленно, со скрежетом распахнулась внутрь правая створка ворот, обитых железом. Конан галопом ворвался туда и направил своего сильного аквилонского жеребца в сторону, пропуская мимо себя караван. Десяток солдат в кольчугах держали створку плечами, пока последний мул не вошел в город. После чего ворота с грохотом захлопнулись. Послышался скрежет, и тяжкий замок был заперт.

Солдат, кричавший с бруствера, спустился вниз, к стене. Свой шлем он сунул под мышку.

— Я должен был узнать ваши проклятые восточные шлемы, киммериец, — сказал он, улыбаясь. — В конце концов, твоя рота наемников сделала себе это имя.

— Почему ворота закрыты, Юниус? — удивленно заговорил Конан. — Еще три часа до наступления темноты.

— Приказ, киммериец, приказ. Если ворота будут закрыты, мы, возможно, и сумеем уберечь город от беспорядков. — Юниус поглядел по сторонам и понизил голос: — Будет лучше, если Вальдрик умрет скорее. Тогда граф Тиберио сможет, наконец, положить предел разногласиям.

— А я думал, что генерал Искандриан держит армию в стороне от этих дел, — холодно произнес Конан. — Или ты нашел-таки себе место в этой сваре?

Солдат со сломанным носом нервно облизал губы,

— Я все это вижу немного не так, — промямлил он. Неожиданно он выпрямился, как шест, и произнес приказным тоном: — Позаботься лучше о том, чтобы продолжать свой путь, киммериец. Толкаться у ворот запрещено — особенно для наемников.

Он поспешно нахлобучил шлем, словно пытаясь придать своему распоряжению еще больше веса. Возможно, что на самом деле причиной этому было желание избежать проницательного взгляда киммерийца.

Презрительно фыркнув, Конан сжал пятками бока своего жеребца и бросился догонять свой отряд. Пока Искандриану — его называли Белым Орлом Офира, а кое-кто считал его лучшим полководцем столетия, — пока ему удавалось уберегать Офир от гражданской войны, он заботился о том, чтобы армия сохраняла верность Вальдрику, несмотря на то, что сам король этого почти не замечал, — как, впрочем, не замечал он и того, что его государство находится на грани уничтожения. Но если старый генерал потеряет власть над армией...

Помрачнев, Конан продолжал свой путь. Эта — пока что тайная — борьба за наследование престола ему не нравилась, но забота о своей безопасности и о безопасности его отряда вынуждала Конана постоянно быть в курсе событий.

Равнодушный прохожий не заметил бы на улицах Ианты ничего такого, что выдало бы ту необъявленную войну, которую вели между собой личные армии высокопоставленных господ за владычество над этой страной. Все так же были заполнены суетящейся толпой узкие мостовые и широкие бульвары, где мелькали купцы в роскошных одеждах рядом с оборванными торговцами, нарядные дамы в шелках, сопровождаемые свитой из нагруженных коробками слуг, высокомерные господа в бархате, благоухающие помадами и притираниями, запах которых смешивался с вонью из переулков и задних дворов, подмастерья в кожаных фартуках, которые среди всех своих забот всегда найдут минутку перекинуться словечком с девушкой, торгующей апельсинами и гранатами, грушами и оливами. Попрошайки, чью наготу прикрывали жалкие лохмотья, а на слепом глазу или плохо залеченном обрубке руки или ноги красовалась грязная повязка, лепились на каждом углу, и их было гораздо больше, чем прежде, потому что беспорядки в стране лишили земли и крова многих и многих крестьян. В прозрачных шелках и позолоченных ручных и ножных браслетах выставляли себя на обозрение девицы, приносящие утешение мужчинам, уютно расположившись возле храмов на широких лестницах или перед дворцами.

И все же в толпе ощущалось какое-то новое настроение, и это был знак того, что не все идет так, как надо. Побагровевшее лицо — там, где должно царить спокойствие. Учащенное дыхание, хотя нет никаких причин для спешки. Острый, ищущий взгляд, хотя оснований для подозрительности вроде бы не имеется. То, что происходило за городскими стенами, тяжелым грузом ложилось на Ианту, хотя никто открыто не признавался в том, что знает о военных столкновениях, и страх, что война войдет в город, мучил каждого.

Конан протолкался сквозь толпу и натянул поводья, останавливая жеребца возле своего унтер-офицера, поседевшего уже немедийца. У этого человека был в свое время выбор: дезертировать из роты городской охраны Бельверуса<Бельверус — второй по величине город Немедии.> или дать себя повесить за то, что слишком хорошо выполнял свой долг — к великому огорчению одного высокородного господина из того же города.

— Держи глаза открытыми, Махаон, — заговорил с ним киммериец. — Если кто-нибудь заподозрит, что мы везем, на нас могут напасть даже здесь.

Махаон плюнул, попав довольно далеко. Даже шлем не мог целиком скрыть приметный шрам, рассекающий его широкую переносицу. След от шестиугольной кофийской звезды синел на его левой щеке.

— Я сам отдал бы серебряную монету, лишь бы узнать, как это барону Тимеону удалось отхватить такой куш. Я и не подозревал, что наш толстяк имеет хоть какое-то отношение к рудникам.

— Он с ними и не связан. Немного золота и, быть может, парочка хорошеньких камешков застрянет у него между пальцев, а остальные предназначены другому.

Темноглазый ветеран бросил на Конана вопросительный взгляд, но киммериец больше ничего не сказал. Ему не стоило большого труда установить, что Тимеон был всего лишь орудием графа Антимидеса; однако Антимидес как будто был одним из немногих вельмож Офира, которые не старались захватить престол после смерти короля. Если это так, то ему не требуется тайная поддержка. Судя по тому, как обстоят дела, это может означать только одно: он ведет куда более крупную игру, чем кто-либо мог подозревать. Но ведь и Антимидес не имеет прав на рудники и, следовательно, на содержимое седельных сумок, нагруженных слитками золота и коробками с изумрудами и рубинами. Для умного человека это была вторая причина молчать, пока он не узнает большего. И это грызло гордость молодого киммерийца.

Он возглавил свой отряд наемников в Немедии не столько благодаря удаче, сколько обстоятельствам, но год удачных операций, которые они провели с тех пор, как перешли офирскую границу, создал им хорошую репутацию. Конные лучники Конана-киммерийца были известны своей неустрашимостью и целеустремленностью — чертами, которые были особенно присущи самому командиру отряда. Их уважали даже те, у кого имелись все основания ненавидеть их. Долгим и суровым был путь Конана от вора — этим он промышлял в ранней юности — к капитану отряда наемных солдат. И этого положения он достиг в том возрасте, когда большинство из подобных ему могут только задумываться о таком успехе. Для него же это означало восхождение к свободе — так, во всяком случае, он это рассматривал, потому что ему никогда не нравилось выполнять чужие приказы. Но сейчас его втянули в игру человека, которого он ни разу еще даже не видел, и это ему мешало. Это очень мешало ему.

Когда показался дворец Тимеона — вызывающее роскошное здание кубической формы, сложенное искусно обтесанным камнем с колоннадой и широкой лестницей, зажатое между храмом Митры с одной стороны и гончарней с другой, — Конан неожиданно спрыгнул с седла и бросил удивленному Махаону поводья и шлем.

— Как только все будет доставлено в подвалы, можешь отпустить людей до утра. Они заслужили небольшого отдыха.

— Барон будет не в восторге от того, что ты ушел, когда золото еще не заперто на замок, Конан.