Тайна врат Аль-Киира - Джордан Роберт - Страница 24

— Смердящий навоз хворого верблюда! Я совсем недавно видела истукана, на которого ты похож. Отвратительная вещь, от нее у любой женщины кровь застынет в жилах, — очень похожа на тебя! Ничего, кроме рогов и свидетельства о мужественности, вдвое больше нормального, а мозги у него, будь он живым, уж наверняка были бы тупые и куцые, как у тебя. Конечно, в том случае, если у тебя вообще есть то, что должно быть у мужчины!

Пока она говорила, он странно притих. Вся его злость пропала, и он с трудом подавил волнение, когда заговорил:

— Эта фигурка! Сколько рогов у нее было? Сколько глаз? Действительно ли она была мужского пола?

Карела изумленно уставилась на него. Он что, пытается отвлечь ее? Если это так, то он делает это весьма странным способом.

— Тебе-то что за интерес?

— Очень большой. Больше, чем ты можешь себе представить. Говори же!

— Статуэтка напоминала мужчину, — сказала она, все еще настороженно. — Если не считать, что на руках и ногах у него многовато пальцев, да еще и с когтями. Кроме того, у него четыре рога и три глаза. И оно смердило Злом, совсем как ты!

К нему вернулась улыбка, но теперь она предназначалась не женщине. И к ее удивлению, она была почти триумфальной.

— Забудь Инароса, — сказал он. — Принеси мне эту фигурку, и я дам тебе ПЯТЬСОТ золотых.

— Ты, наверное, полагаешь, что я еще возьму твое золото после того, что ты пытаешься сделать?

— Я полагаю, что ты возьмешь пятьсот золотых, даже если бы их протягивала тебе рука Эрлика. Подумай! Пятьсот!

Карела заколебалась. Сумма была головокружительная. И к тому же ей платили за киммерийца, что радовало ее уже само по себе. Но иметь дело с этим типом...

— Согласна, — с удивлением услышала она свой собственный голос. — Где мы встретимся, когда эта вещь будет у меня?

Он снял свой красочный мундир, так что стала видна его позолоченная кольчуга.

Один из твоих людей наденет это на свою куртку и в час, когда солнце стоит в зените, появится перед главными воротами дворца. В тот же вечер на закате я буду в этой хижине с деньгами.

— Согласна, — снова сказала Карела. — Теперь я ухожу. Советую тебе сосчитать до тысячи — если ты, конечно, умеешь считать, — прежде чем трогаться с места. Иначе тебе придется убедиться на собственном опыте, что твои распрекрасные доспехи не спасут тебя от арбалетного болта.

Она вышла из хижины и прыгнула в седло. Пока она скакала по лесу, ей хотелось громко петь. Пять сотен золотых и гадость киммерийцу, пусть даже незначительная. Но и более чувствительные удары не заставят себя ждать. И тогда Конану придется бежать из страны. Конану, а не ей! Да, он бежит — или умрет!

Синэлла металась по своей опочивальне, как пантера в клетке. Она ненавидела свое волнение и все же не могла его подавить. Серебряные лампы рассеивали мрак, сочившийся из-за окон, и тонкие, как воздух, занавеси ее ложа мерцали. Светлые волосы, мокрые от пота, липли к лицу, хотя ночь была прохладной. Обычно она следила за тем, чтобы ее экзотичная внешность была воплощенным совершенством, и никогда не позволяла ни одному локону растрепаться или краске на губах размазаться — никогда, даже если она была одна. Но в своем крайнем возбуждении сейчас она не замечала ничего.

В сотый раз уже она рассматривала в зеркало свои чувственные полные губы. Они выглядели точно так же, как обычно, и все же ей казалось, что они пылают. В ярости, скрежеща зубами, она снова заметалась по комнате. Ее длинное одеяние из переливающегося шелка обтягивало грудь и бедра.

С тех пор как этот... этот варвар поцеловал ее, она чувствовала себя так. Она просто не могла перестать думать о нем. Он такой рослый, с плечами, как у быка, с глазами, как зимнее море. Грубый чурбан! Никаких манер! Дикий и необузданный. Его руки легко могут раздавить женщину. Словно теплый мед растекся по ее телу, не давая ей покоя. Она не могла спать. Часами ворочалась она на своей постели, полная чувства, неведомого прежде.

Почему она вообще взяла к себе на службу этот Вольный Отряд? Только затем, чтобы позлить Антимидеса, а это всегда доставляло ей удовольствие. Нет никаких причин оставлять наемников у себя, кроме одной: пусть Антимидес не воображает, что она может дать слабину. И еще... этот варвар!

Она отчаянно пыталась направить свои мысли в другое русло.

— Я не отдам себя ему, — громко крикнула она. — Ни одному мужчине! Никогда!

Есть другие дела, которыми она должна заняться. Женщины. Да. В бронзовой статуэтке Аль-Киира она была теперь уверена. Люди, которых Тараменон послал вслед за Галбро, доставят ее ей. Но для ритуала ей необходима еще женщина, и не каждая подойдет. Это женщина должна быть великолепной красавицей, наделенной к тому же невероятной, дикой гордостью. Гордых женщин полно, но все они либо безобразны, либо стары, либо не подходят по каким-либо иным причинам. Прекрасных женщин множество, некоторые даже имеют известное количество гордости — но дикой гордости?.. Без исключения все они дрожат перед сильным мужчиной и в конце концов склоняются перед ним, даже если и сопротивляются какое-то время.

Почему с женщинами всегда бывает так? Но теперь она понемногу начинает понимать почему. Какое же создание женского пола может устоять перед мужчиной вроде варвара? Опять о нем! Она беспомощно ударила себя кулаком по бедрам. Почему он все время пробирается в ее мысли?

Внезапно она решительно сжала губы. Она подошла к столику с мраморной доской, который стоял у стены, затянутой коврами, и взяла клочок свернутого пергамента. Там лежали три длинных черных волоса, которые остались на ее одежде после того, как варвар... Ее рука задрожала. Нет, об этом она не должна теперь думать! У нее должна быть совершенно ясная голова. Должна!

Почему же он? Почему не Тараменон?

Потому что Тараменон никогда не пробуждал в ней таких чувств, как Конан? Потому что она так долго играла с ним, что осталось лишь наслаждение от самой игры?

— Это будет Конан! — прошептала она. — Но это будет так, как захочу я!

Она схватила пергаментный сверток и быстро вышла из спальни.

Рабыни, которые чистили полы в то время, когда госпожа их обычно спала, поспешно освободили ей дорогу и прижались лбами к мраморным плитам. Она обратила на них внимания не больше, чем на мебель своего роскошного дома. Она бежала прямо в свой потайной покой. Закрыв за собой дверь, Синэлла зажгла лампы. Восторженное чувство направляло теперь все ее действия — уверенность в том, что скоро она достигнет своей цели.

На столе, заставленном различными сосудами, она осторожно извлекла один волос. Одного вполне достаточно, а два Других пусть останутся у нее на тот случай, если она захочет еще раз применить чары против варвара.

На гладкой серебряной пластине кровью девственницы нарисовала она знак рогов — знак Аль-Киира. Для этой цели она использовала кисточку из волос нерожденного ребенка на стержне, сделанном из кости пальца его матери. Затем она поставила две свечи на двух противоположных сторонах пластины и зажгла их. Черными были свечи, сделанные из вытопленного жира убитых, похищенных из могил в освященной земле. Теперь нужно было действовать быстро, но и очень осторожно, чтобы не получить вместо желаемого нечто ужасное. Она прижала язык зубами и нарисовала на краю пластины остальные знаки: Требование, Похоть, Желание, Вожделение, Страсть, Порыв.

Быстро отбросила она кисточку, подняла руки над головой, затем опустила их и протянула вперед в жесте мольбы. На чужом языке, который она выучила с большим трудом, прошептала она слова, и звук отразился от бледных стен, словно крик. Синэлла призывала силы, связанные с Аль-Кииром, но не его собственные. Силы этого мира, а не той пустоты, где он заточен. Когда-то, в самом начале своего пути, она пыталась использовать эти силы, чтобы найти связь с Аль-Кииром. Результатом был штормовой огонь, спаливший башню ее замка, что на полпути к аквилонской границе. Этот огонь не могли потушить водой. Он горел так, словно не было ничего, что он не мог бы уничтожить. Еще долго после этого она боялась повторять попытки, не в последнюю очередь из-за косых взглядов в ее сторону и из-за слухов о чародействе в замке Асмарк. Эти слухи преследовали ее. Чтобы отвести от себя подозрение, Синэлла обвинила в ведовстве одну старуху, кухонную прислугу. Бабка выглядела как раз так, как должна выглядеть, по мнению людей, ведьма, и ее сожгли на костре. Эта первая ошибка научила Синэллу осторожности.