Просчет невидимки - Тамоников Александр - Страница 9

Коган вошел в пивную и осмотрелся. Типичная забегаловка на окраине, прокуренная и не очень чистая. И въевшийся в стены запах пива, соленой рыбы и дешевого табака. И это несмотря на то что стены почти всюду обложены стеклянной плиткой, которая моется различными средствами и не дает возможности развиваться всякой антисанитарии. Должна мыться. Как и полы. Вон те, с рваным линолеумом, по которому сейчас уборщица, одетая в черный халат, возит грязной половой тряпкой на швабре. Гулко отдаются под низкими сводами голоса подвыпивших, возбужденных алкоголем мужчин, хриплый неестественный смех.

Контингент тоже довольно однообразен. Собственно, посетителей этой забегаловки можно разделить на три категории. Первая – это обычные выпивохи, любители пива, которых хлебом не корми – дай сбежать из дома и нырнуть в такой вот подвальчик. И не волнует их ничто и никто. Только пиво и бестолковый треп ни о чем с такими же отупевшими типами. Другая категория – это законченные алкаши, потерявшие человеческий облик. Они ходят сюда в надежде встретить кого-то из знакомых, кто сжалится и нальет немного «беленькой» или хоть позволит допить пиво из его кружки. Ну, и третья категория – это люди деловые, для них важно затеряться в толпе, чтобы обсудить свои сомнительные делишки. Те, кто приторговывает краденым, дельцы черного рынка, торгующие в принципе тем же краденым, но только украденным у государства. Со складов, из столовых, детских учреждений, госпиталей. Среди них частенько попадаются и блатные, которые назначают тут встречи своим и чужим. Они обсуждают и планируют свои темные делишки.

Коган безошибочно определил в трех мужчинах, стоявших за высоким столиком у стены, уголовников. В этих заведениях не сидели за столами, здесь стояли, облокотившись на высокий стол, и пили пиво. Даже от двери он разглядел наколки на пальцах, не говоря уже о мимике и жестикуляции, выдающих в мужчинах блатных. Это не высшая каста уголовного мира, это послушные исполнители, это самостоятельные урки, которые промышляют на свой страх и риск. И Коган, прихватив с прилавка две кружки пива, двинулся к намеченному столику. Подойдя, он со стуком поставил свои кружки на свободное место.

– По здоровечку, – буркнул он, не глядя на уголовников, и принялся доставать из бокового кармана короткого драпового пальто газетный сверток, в котором приготовил воблу. – Не помешал?

Коган не смотрел на этих людей. Он их рассмотрел, пока стоял у входа, пока шел с кружками через весь зал между тесно составленными высокими столиками. Сейчас он, не глядя на них и старательно очищая от кожи воблу, просто чувствовал их. Этот справа нерешительный. Он удивленно таращился на своих дружков, не зная, что делать и как себя вести. Черт его знает, этого лупоглазого носатого мужика. Мало ли кто он такой. То ли послать его сложным сочетанием слов на воровском жаргоне, то ли сразу пендаля дать под зад, чтобы летел к выходу. А может, и просто прижать к печени финку и спросить с него? И потому, что этот тип лет тридцати был такой нерешительный, Коган и оставил его по свою правую руку. Как самого неопасного.

Второй, лет на пять постарше, с опухшей и старательно напудренной скулой, вчера, видимо, перебрал и с кем-то хорошо подрался. И кулаки сбиты, и скула. И баб любит. Этот неозлобленный, этот просто ждет команды того, у кого вес в криминальном мире побольше. А тот как раз стоит по другую сторону стола. Напротив. И сверлит незнакомца недоброжелательным взглядом. Нехороший у него глаз. И шрам на щеке, который он старательно прикрывает краем шарфа, нехороший. Но и этот не станет кидаться на незнакомого, пока не уяснит себе его масти, не оценит его положения в воровской иерархии. И этому третьему очень не нравилось, как наглый незнакомец себя ведет. Идиотом надо быть, чтобы не понять, что ты встал за столик с блатными. А он холоден, угрюм, даже как-то лениво себя ведет. Воблу щиплет, в рот полоски кладет. Пережевывает. И Коган решил как раз соленую рыбу и использовать, раз она попалась на глаза уголовнику и он на ней внимание заострил. Подвинув газету на середину стола, Коган поднял кружку и, буркнув «угощайтесь», сделал несколько глотков пива.

– Че хотел, дядя? – хрипло спросил мужчина со шрамом. – Ты «хозяйский», что ли?

– Интерес у меня есть. Вижу, что не «банзуха»[2], вот и подошел, – снова проворчал Коган, не поднимая глаз.

Голос его звучал уверенно и лениво, как будто он тут был хозяином положения. Эти интонации и его поведение явно бесили блатных, но и заставляли их опасаться незнакомца. Впрочем, не факт, что все закончится прилично. Такое развитие событий Борис тоже учитывал. Все-таки следователь особого отдела НКВД – это не следователь уголовного розыска. Специфика другая, знания и опыт соответствующие. Но Когану сейчас и не надо было «лепить горбатого». Главное, чтобы его боялись, тогда эти трое не станут совершать поспешных и необдуманных поступков. Посоветоваться они захотят с теми, кто тут принимает решения. В их кругу, конечно. И Коган, снова пережевывая соленые полоски рыбы, заговорил:

– Корешка своего ищу я. Сюда поехал и пропал. Может, слышал кто про Калину?

– Слышь, ты… – начал было тот, что стоял слева, уловив красноречивый взгляд человека со шрамом, но Коган тут же его перебил таким ледяным тоном, что у всех троих внутри кишки свернулись, словно от ощущения, что холодная сталь финки вот-вот войдет в брюхо.

– Ты рога не заголяй, братишка! У меня интерес большой в вашем городке. Второй пропадет – ответ держать придется. Серьезный базар будет.

– Ты откуда такой взялся? – уже более миролюбиво и на вполне гражданском языке заговорил человек со шрамом.

– Отвечу, – буркнул Коган и, пожевав кусочек рыбки, добавил: – Когда спросят. Хату Калина снять должен был, приземлиться хотели. Всем миром. Пропал Калина, родственники волнуются. Вы угощайтесь, угощайтесь. Рыбка с речки, речка далече, про рыбака уж и забыли все. Если кто вспомнит или узнает что про Калину, внакладе не останется. Хороший человек отблагодарит. Я тут на рынке каждое утро бываю. Городок у вас хороший, интересный. – Допив пиво из кружки, Коган вытер рот ладонью и не спеша двинулся к выходу.

«Все правильно, – думал он. – Уважение вызывает не тот, кто “блатную музыку” лучше знает. И этот со шрамом тоже так считает. А он у них в авторитете. Ничего, завтра они посмотрят на меня со стороны, убедятся, что не наврал. Посмотрят, не трутся ли поблизости опера из уголовки. Ну, а послезавтра подойдут. Только не на рынке, а попозже. Выследят меня и подойдут. И будет со мной разговаривать уже другой человек, который, может, и знает про Калину».

Калиной был тот самый уголовник, который умер в больнице от ножевого ранения. Он успел шепнуть, что его послали узнать, что хочет тот человек, который ищет банду беспредельщиков. За самим Калиной никого не было, он просто хотел сколотить такую банду, раз дело выгодное. Но кто-то не поверил и пырнул финкой в живот Калину прямо на улице. И когда майор Карев сложил в голове факты, он понял, что чужими руками группу на все готовых людей пытается подобрать вражеский шпион. И этот враг очень хорошо, как выяснилось, знает Советский Союз, раз умудрился даже проникнуть в уголовную среду. Он только предположил, а вот Платов собрал воедино все, что мог собрать из разных источников, и понял, что Карев прав. Ладно, запускаем в дело «банду Седого».

Коган остановился возле витрины магазина. Рассматривать тут было нечего. Война, одним словом. С продуктами плохо. Хлеб да крупа. Вон консервы. Не тот ассортимент, но хоть что-то есть. Коган, глянув в отражение в стекле, убедился, что за ним увязался самый молодой из этой троицы. Хорошо. «Заинтересовал я их, – усмехнулся Коган. – Он осмотрел себя, глядя в стекло. Надо кликуху мне подходящую придумать. Филин! А что, очень даже похож. Тем более по ночам люблю мышей давить». Хмыкнув, Коган двинулся дальше по улице, прикидывая, в каком месте удобнее избавиться от хвоста.