Беспощадный дикарь (СИ) - Идэн Вероника - Страница 28

Я бросаю еще один яростный взгляд на Мэйзи на заднем сиденье через отражение в зеркале.

— Думаю, ты наконец-то их потерял, — бормочет она, выгибая шею, чтобы выглянуть в заднее стекло, как будто это послеобеденная прогулка.

Желание сомкнуть пальцы на ее горле и сдавить, чтобы она действовала, черт возьми, заставило чуть не вырвать руль в смертельной хватке. Как она посмела спрятаться в моей машине? Еще один всплеск ярости проносится сквозь, поглощая давно дремлющие чувства, которые не давали мне покоя с момента нашего задержания.

Моя лживая ромашка не смогла удержаться от того, чтобы сунуть нос куда не следует, и теперь мне крышка. План проникнуть в их дом, чтобы порыться в персональном компьютере в поисках секретов, провалился. Я зря заплатил повару, потому что теперь Мэйзи предупредит родителей о том, что я собирался сделать. Так она поступала и раньше, когда нарушала свое обещание.

Несколько минут я еду в тишине, покидая центр города и направляясь к району судоходства, где находится мой склад. Не хочу везти ее туда, но я не могу сделать это в центре города, где есть свидетели.

Найдя пустую стоянку возле туристической тропы, заезжаю на нее и Мэйзи не двигается, пока я глушу двигатель. Энергия, гудящая под кожей, становится слишком сильной. Я выпрыгиваю из машины, открываю заднюю дверь и хватаю ее, не обращая внимания на то, что она вскрикнула, когда вытаскивал наружу.

— Эй…

— Нет, — рявкаю я, прижимая спиной к раме машины. — Нет.

Мэйзи стала слишком удобной. С тех пор как позволил ей сесть на мотоцикл и подвез домой, она превратилась в наглый вызов, забыв о том, что я обещал с ней сделать. Мне не стоит удивляться, ведь обещания для нее ничего не значат. Моя губа кривится. Я позабочусь о том, чтобы она не забыла, кто я на самом деле, так же как не забуду, кто она — лгунья.

— Мне жаль, — говорит она поспешно, глаза расширены, а руки подняты в защитном жесте. Я хочу сорвать этот чертов браслет с ее тонкого запястья. Он такой же лжец, как и она, заставляющий меня желать того, чего у меня нет. — Просто…

Скрежещу зубами и прижимаюсь к ней всем телом. — Ты просто что? Думала, что будет мило проказничать со мной? Подумай еще раз. Я же сказал тебе, маленькая ромашка. — Мои пальцы сгибаются на ее верхних руках, впиваясь в них. — Время игр закончилось.

Мэйзи задирает подбородок вверх, ее любимый вызывающий прием. — Почему у тебя есть пистолет?

Я резко втягиваю воздух. Она никогда не ведет себя так, как я от ожидаю. Каждый раз, блядь.

— Говорил же тебе, слухи обо мне не ошибаются. Я опасен.

Беги. Хочу крикнуть ей это в лицо. Но если бы она это сделала, я бы погнался, держась за нее изо всех сил. Я не могу ее отпустить.

Как могу так ненавидеть Мэйзи, но в то же время нуждаться, чтобы она была в пределах досягаемости? Это отголосок той глубокой связи, которую мы когда-то разделяли, или что-то большее, что связывает нас вместе?

— Почему ты решила, что у тебя есть право садиться в мою машину?

Мэйзи хмурится и прижимается к моему неподвижному телу. — Я рада, что сделала это. Ты зашел слишком далеко, — обвиняет она. — Ты не можешь добраться до меня, пройдя через Лану. Оставь ее в покое и просто приди.

Из меня вырывается пустое клокотание смеха, и я качаю головой. Меня раздражает, когда Мэйзи ведет себя так, будто ничего не знает.

— Мне не нужна чертова кухарка, чтобы добраться до тебя.

— Тогда почему ты заплатил ей за информацию о системе безопасности в моем доме? — Ее глаза сузились. — И тебе не следовало обманывать, похоже, ей действительно нужны деньги для дочери.

Теперь она притворяется, что заботится о других, и хочет прочитать лекцию об этике взяточничества. Мой мозг даже не может осознать всю нелепость этого. Та ее версия, что она добрая и заботливая, — очередная ложь.

— Я тебе этого не скажу, — жестко выдавливаю я из себя.

Мэйзи мятежно поджимает губы, привлекая внимание к ним и резкий вздох покидает меня, когда новая потребность толкает чувства. Мне требуется больше усилий, чем я хочу признать, чтобы поднять взгляд, борясь с нелепым желанием накрыть ее рот своим.

Что, черт возьми, со мной не так? Я не буду ее целовать. Я должен трясти ее легкое тело и требовать, чтобы больше никогда не выкидывала подобных трюков.

— И что более важно, — продолжает она, как будто я не уклонился от ее вопроса, — почему за тобой так следили? Если бы не свернул в переулок, они собирались тебя ударить.

У меня нет ответов, которые она хочет получить, почти нет ответов, которые хочу получить для себя. А если бы и были, я не бы дал их. Но когда моя голова проясняется настолько, что больше мыслей проскальзывает сквозь гнев, одна вопиющая истина становится неотвратимой. Я был безрассуден в жизни, для меня никогда не имело значения, закончится ли эта охота моей смертью. Вот как далеко готов зайти, чтобы узнать правду для своей семьи.

Но это пренебрежение к жизни не распространяется на Мэйзи. При всей моей ненависти к ней и ее семье, мысль о смерти неприемлема.

Неправильность этой смерти пронзительным звоном отдается в голове, когда встречаю ее взгляд в машине.

Тот, кто следил за нами, связан с теми же больными людьми у власти, которые держат этот город в своих когтях. Они опасны и способны сделать так, чтобы убийство выглядело как несчастный случай. Им все равно, от кого избавляться. Если их алчности угрожает опасность, они пойдут на все, чтобы остаться на вершине.

Что бы ни чувствовал к ней, я не хочу ее смерти. Ненависть — это сильная, но страстная эмоция, такая же всепоглощающая, как и любовь. В каком-то смысле ненависть — это любовь, равная по силе, по тому, насколько глубоко она проникает.

Я любил Мэйзи до того, как возненавидел. Может быть, это чувство никогда полностью не уходило, а просто сместилось и превратилось в эту большую, более сложную эмоцию, которая управляет моим сердцем, когда смотрю на нее.

— Не знаю, — наконец говорю, как будто слышу свой голос вне тела, немного приходя в себя от мысли, что все еще влюблен в свою бывшую лучшую подругу. — Они определенно не искали дружеской беседы, если поймали нас.

Ее горло работает, когда она сглатывает, и страх смешивается с ярким возбуждением, озаряющим ореховые глаза. Что-то открывается в моей груди, трещина в крепости, которая позволяет увидеть ее прямо сейчас, отдельно от родителей.

На один слишком долгий, душераздирающий момент моя голова наполняется вспышками худших сценариев. Внедорожник сбивает мою машину с дороги, везет нас куда-то, чтобы задержать, или пропускает все это, чтобы всадить две пули в наши головы — все это заканчивается смертью Мэйзи в моем сознании.

Нет, разум восстает против этого и дрожь пробегает по моим рукам. Она, наверное, чувствует это. Мысль о том, что она сломлена и ушла из этого мира, неправильна, горло сжимается, и я моргаю от ошеломляющей волны отказа, обрушивающейся на голову.

Это никогда не начиналось как ситуация с нами, но теперь, когда у меня возникла мысль, она не уходит. Это чертовски неприятно, учитывая, сколько грязи искал на ее криворуких родителей. Но это всегда были я и она, и тогда, и сейчас.

К черту.

Что-то внутри щелкает, и я теряю контроль над собой. Я больше не могу сдерживаться, мной овладевает одна — единственная потребность — поцеловать ее, прижать к себе и стереть из моей головы образы того, что будет, если ее не станет.

Моя рука вцепилась в волосы, и мой рот накрыл ее рот. Мэйзи застывает на мгновение, затем издает тоненький звук, когда губы раздвигаются для меня. Грубый, ломаный звук скребет мое горло, когда погружаю свой язык в ее рот, требуя так, как всегда хотел, но не позволял.

Это была черта, которую я не собирался переступать, но теперь, когда целую ее, это не имеет значения. Я никогда не хочу останавливаться.

Мэйзи вырывается из объятий и кладет одну ладонь мне на щеку, пока поглощаю ее в разрушающем душу поцелуе, а другая зарывается в волосы. Сердце сильно бьется, когда я пытаюсь уложить ее обратно, туда, где ей было место, и она целует в ответ, прижимаясь, словно пытаясь забраться в мое тело — или, может быть, втянуть мою тьму в себя.