Ненавистная пара (СИ) - Чередий Галина - Страница 27

— Удерживаю твое внимание, заставляя выслушать себя, — криво и вроде бы цинично усмехнулась Летэ, но за этим мне почудилось нечто беззащитное и обреченное. — Разве не ты мне в самого начала на том постоялом дворе постоянно твердишь, что единственный способ сделать это наверняка, — это ублажать тебя так или иначе.

Наше начало было не в том гадюшнике. И да, сказал. Но больше не хочу так. Не могу. В адову дыру все эти гадости, эту нашу сделку, наше прошлое. Не. Хочу. Так. А как? Да хрен его знает. Внутри все сводило от возбуждения и в то же время от горечи. Если и кончу сейчас, то однозначно одной лишь жгучей желчью, что выжигает кишки.

Отвернувшись от своей пары, я облился и, как был мокрым, пошел в спальню. Рухнул на живот на постель, чувствуя лишь опустошение. Летэ появилась вскоре и опустилась на кровать, почти не заставив ту колыхаться.

— Говори, — приказал, не отрывая лица от матраса.

Минуты шли, а она все молчала. А я больше не понукал, потому как в действительности мне было совершенно насрать на всех этих чужих людей, нелюдей, их трагедии и суету. Все главное и имеющее значение было тут, в этой спальне, но как сделать его чем-то не причиняющим разрывающую боль ежесекундно, я не представлял. Но я ведь, в конце концов, мужик, значит, тот, кто должен все равно пытаться, если даже понятия не имею как и почти уверен, что ничего не выйдет. Что впереди у нас лишь еще больше руин и ее, и моей души, и сотворим мы их друг в друге собственными руками. И все же…

— Летэ, я не хочу вот так… — вытолкнул из горла, будто слова имели твердость камней. — С тобой и со мной. Нужно иначе.

Она сглотнула громко, словно и ее горло отягощали те же несуществующие камни.

— Я тоже не хочу, Лор. Но еще я не хочу никогда больше становиться причиной чьей-то боли, а особенно твоей. Так что по-другому никак. И давай вернемся к магам.

Лязг и грохот упавшей тяжеленной воображаемой завесы, поднявшейся лишь на секунду между нами, был оглушительным.

Но теперь я знал, что она — это не монументальная стена из камня, не поддающаяся никакому разрушению. А раз так, то заставлю ее однажды подняться снова, а когда-нибудь разнесу в пыль.

— Иди сюда, — велел, перевернувшись и указав Летэ умостить еще влажную голову на мое плечо. — Рассказывай все.

Глава 19

Летэ явно ощущала себя некомфортно в этой позе, напрягшись всем телом и замерев в довольно неудобном положении, когда касаться приходилось только щекой моего плеча, а в остальном сохранять дистанцию. Долго так не пролежишь — мышцы сведет, но я не собирался облегчать ничего для нее, для нас обоих — это просто невозможно. Все, каждое маленькое движение навстречу, в любом смысле этого слова, давалось нам через усилия над собой, и лучше не притворяться, что это не так. Поэтому я продолжал удерживать ее голову, не давя уж слишком, но и не отпуская, предоставляя выбор: расслабиться или вырваться и отодвинуться. Летэ выбрала первое, обмякая и прислоняясь уже полностью к моему боку, и мне неожиданно стало теплее, будто в темную спальню пробрался солнечный луч и согрел нас.

— Какого рода рассказ ты желаешь от меня услышать? — спросила она, поерзав и дернув рукой, как если бы подавила порыв пристроить ту на моей груди.

— Считаю, с твоей стороны будет логичнее рассказать мне все от и до: как ты пришла к своим умозаключениям, тогда понять тебя станет проще, — посоветовал я, жалея отчасти, что в таком положении не могу смотреть ей в глаза, если только она сама не поднимет взгляд. — Но давай и учитывать, что тебе в итоге все же так и не удастся меня ни в чем убедить. Не все обязаны соглашаться с твоими умозаключениями в этой жизни.

Я аккуратно, как подкрадываясь, положил ладонь на ее сразу опять одеревеневшую спину, приобнимая, и прислушался к себе. Не взбесит ли и самого это чрезмерно отдающее настоящей интимностью положение? Вот и кто тут и к кому подкрадывается? Я к Летэ, она к моему здравомыслию со своими еще не совсем мне понятными целями, или оба одновременно к чему-то пока безнадежно ускользающему, тому, что то и дело отпугиваем, ударяясь в прежние эмоции, поддаваясь темным воспоминаниям.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— И что тогда? Не станешь мне помогать?

Не особенно я хочу этого, говоря по чести. Прямо сейчас перспектива лежать вот так вечно, позволяя происходить этому непонятно чему между нами, выглядела куда как привлекательнее каких-то там великих свершений в не пойми чью славу и благо. Что если взять и застыть в этом моменте, когда мы в кои-то веки не противники непримиримые вроде бы.

— Не так категорично, — буркнул, шевельнув пальцем, чтобы огладить местечко около ее позвоночника, и тут же заметил крошечные пупырышки, появившиеся на коже Летэ. Глубоко вдохнул и выдохнул, ловя такую же собственную реакцию. — У нас впереди достаточно времени, чтобы ты могла еще постараться убедить меня в правильности своей точки зрения. Но сразу скажу: с помощью секса этого делать больше не пытайся.

— Почему же? — хмыкнула Летэ, кажется, почти совсем расслабляясь. — Ты большой поклонник секса.

Да, женщина, пойди мы этой дорогой, и я соглашусь с чем угодно и пообещаю любую хрень, только бы получить от тебя все, что сможешь дать. Но только кончу, сразу потянет блевать от всех этих миазмов ревности и отвращения к такого рода манипуляциям. Никто их так не способен презирать в свой адрес, как тот, кто пользовался ими по отношению к другим. К тебе.

— Я решил поменять условия нашей сделки. — Вообще больше не желаю сделки. — Дела отдельно, постель отдельно, Летэ. И только давай ты не кинешься изображать, что не хочешь меня нисколько, и все, что происходило в последние дни в этом смысле между нами, — чистое принуждение с моей стороны и геройская жертва с твоей.

— Или что? — сглотнув и натянувшись каждой мышцей, спросила она.

— Или ничего. — Зверь затрясся внутри от протеста и возмущения, но не ему решать. — Уходи и никогда не возвращайся.

Ляпнул и сам же оторопел. Отпущу? Вот возьмет, поднимется, оденется… Да куда ей, к бесам, идти? Кто еще ее даже слушать станет? Кто захочет связываться и хоть пытаться разобраться. Да никто. Один я такой дурак и при этом единственный ее шанс. Но все же, а вдруг? Для чего язык свой распустил? Ведь не отпущу ни за что, и прими она сейчас решение уйти, происходящее между нами навсегда уже станет насилием.

Ну и наплевать! Зато уж честнее некуда.

Летэ поерзала, но спустя несколько безумно тягостных для меня секунд осторожно положила-таки ладонь мне на грудь.

— Что ты знаешь об устройстве трех миров, Лор, и их взаимодействии? — спросила она совершенно иным, сугубо деловым тоном, как бы подводя черту перед предыдущей темой и закрывая ее. Насовсем? Отодвинем, типа, на время?

— Ты хотела спросить, что я знаю об устройстве ДВУХ миров, конечно, — немного едко переспросил я, злясь на отсутствие самого важного ответа как такового, но сдержавшись пока. — Нашего, Верхнего, и Нижнего, то бишь мира бесов.

— Если их всего два, то откуда взялись и куда девались, по-твоему, все Бессмертные?

— Да мне-то откуда знать? Были, да все вышли?

Кого вообще могут волновать эти самые Бессмертные, от которых и остались одни древние руины повсюду да Иральд с Брандагоном где-то там, на островах, два упыря-затворника, коих живьем никто уже несколько поколений не видел, а те, кто сам к ним совался, обратно уже не возвращался. Может, сказки все, и не было никогда в нашем мире никаких великомогучих и залитых по уши магией Бессмертных, а все те города обычные люди строили, да все забылось, стерлось.

— Не вышли, — немного самодовольно хмыкнула Летэ, брызнув из-под ресниц немного насмешливым взглядом, отчего у меня непроизвольно задергался уголок рта. То ли улыбнуться, то ли оскалиться, поди разберись в себе. — А пришли и ушли. И никакой наш мир не Верхний, Лор, а Срединный. А так называемые вотчины — это прежние, последние из сохранившихся Переходных территорий. По ним пролегает путь от нас в настоящий Верхний мир, к этим самым ушедшим Бессмертным.