Птичка по имени Авелин (СИ) - Красовская Марианна - Страница 37

По моим подсчетам прошла зима. А может, и не одна – я уже ни в чем не была уверена.

Когда в один из дней в камеру заглянул гвардеец и кинул мне бархатный плащ – я даже не поняла, чего он от меня хочет.

- Наденьте плащ, ваша милость, - странным, рычащим голосом сказал он. Я так давно не слышала ничей голос, кроме своего, что даже растерялась. – Сегодня знаменательный день.

Я надела плащ, накинула капюшон. Он странно посмотрел на мои босые ноги, но ничего не сказал.

Шла по коридорам, морщась от того, что ступни колют песчинки и обжигает холод. Шла, даже не понимая, что всё теперь меняется. Когда меня вывели из здания, я зажмурилась и начала задыхаться. Какой яркий свет! Какой невыносимо холодный воздух! Сколько запахов и звуков кругом!

Понимая, что я сейчас упаду, гвардеец подхватил меня на руки и куда-то понес. Я не открывала глаз – слишком страшно. Неужели – эшафот?

- Ну, ну, графиня, - раздался насмешливый голос над моей головой. – Полно трястись. Разве вам неинтересно, что происходит вокруг?

Под моими ногами были деревянные доски. Теплые. Нагревшиеся под солнцем. Сильные руки надавили на плечи, заставляя опуститься на пол. Я открыла глаза, с ужасом понимая, что сижу у ног своего врага. Огляделась и замерла: площадь. Эшафот, как я и ждала. Палач в черном балахоне. Клетка с сидящим в ней человеком.

Не узнать его я не могла.

31. Королевские милости

- Дозволено ли мне… Ваше величество… - пересохшее горло с трудом выталкивало слова. – Попрощаться с мужем?

Люциус посмотрел на меня внимательно. Я любила и ненавидела Ральфа одновременно, но никогда, никогда не желала ему смерти, тем более, такой. Сейчас я готова была умолять. Целовать королю ноги. Согласиться на всё, даже на все его притязания, только бы он позволил мне дотронуться до мужа… В последний раз.

- Хорошо, - наконец, кивнул король. – Мы будем милостивы. Мы позволим вам попрощаться.

Он кивнул одному из стражников: тот подошел ближе. Люциус что-то ему прошептал. Меня подняли под локти, поставили на ноги. По телу, затекшему от неудобной позы, побежала колючая дрожь. Я, стараясь не шататься последовала за стражником к клетке – и плевать, что все это видели. Поднялась на помост. Опустилась на колени – теперь по доброй воле.

Лицо Ральфа было покрыто засохшей кровью. Один глаз заплыл синяком. Волосы всклокочены. На плечах – следы от кнута. Но даже в таком виде он казался мне аристократом и смотрел гордо.

- Что мне делать? – спросила я мужа по-ниххонски, уверенная, что мой страж не понимает этого языка.

- Улетай. Спасайся. Мы проиграли.

- Мы не победили, но и не проиграли, - ответила я твердо. – Шантор жив, Северный собирает войска. Проиграл только ты, но с потерей Башни партия не заканчивается.

Я врала - откуда мне знать, что происходит в мире? - но врала уверенно. Мне не хотелось, чтобы он умер в поражении. Пусть хотя бы гордость его поддерживает. 

- Всё равно улетай, - ответил муж, морщась и шепелявя. В его рту не хватало нескольких зубов. – Это не твоя война. Мне жаль, что я тебя в это втянул. Прости. Прости за всё.

- Я люблю тебя, - сказала я, потому что так мне показалось правильным: во всяком случае сейчас я действительно любила его, восхищаясь мужеством этого человека.

- Я никогда не любил тебя, - ответил он, кривя губы. – Только использовал. Забудь про меня и живи дальше.

Стражник лениво пнул меня ногой в бок, давая понять, что время вышло. Я поднялась, цепляясь за прутья клетки. Ральф протянул руку, мимолетно касаясь моих ледяных пальцев, а после закрыл единственный глаз. Подталкиваемая стражником, я взошла на помост, где сидел Люциус, оседая без сил у его ног. Вопли толпы вдруг ударили меня по ушам. Мне не хотелось ни видеть, ни слышать, только обнять себя руками и хрипеть от боли, но мне не было позволено даже этого. Король больно ухватил меня за волосы, заставляя поднять голову и повернуть ее к эшафоту.

- Смотри, сучка, и не смей закрывать глаза, - прошипел он. – Смотри, так будет с каждым, кто усомнится в нашей власти. Эта же участь ждет и тебя, если ты не скажешь, где бумаги.

Надо же... он до сих пор их не нашёл. Кто бы мог подумать!

Я хотела зажмуриться, но глаза почему-то отказывались закрываться. Ральфа выволокли из клетки двое гвардейцев. Сам он уже идти не мог, даже стоять не мог, падая на колени возле плахи.

- Последнее слово! – провозгласил палач, и толпа вдруг замолчала. Стало настолько тихо, что слышен был шелест листьев на деревьях.

Ральф поднял голову, расправил плечи и вдруг улыбнулся.

- Мы не победили, - громко и четко сказал он. – Но и не проиграли. До тех пор, пока жив хоть один из нас – Люциус, ты не сможешь спокойно спать.

- Надо было вырвать ему язык, - процедил король, цепляясь за мои волосы так, что у меня слезы выступили из глаз. – Ненавижу!

Он махнул рукой, и палач – крупный мужчина в черном – заломив Ральфу руки, уложил его лицо на плаху. Взмахнул огромный топор. Толпа взвыла, заглушая звук удара. Что-то круглое покатилось по помосту, словно детский мяч, разбрызгивая алые капли. Сознание милосердно покинуло меня.

===

В моей голове пульсировало "ты следующая". Я не хотела умирать. Ещё больше я не хотела умирать на потеху толпе. Как-то вдруг вспомнились однажды брошенные слова "Хоть бы ты почувствовал на своей шкуре, что такое клетка", оказавшиеся пророческими. Да, Ральф не был мне хорошим мужем. Он втянул меня в свои аферы. Он без колебаний пожертвовал нашим (видимо, только моим) ребёнком ради своих целей. Он манипулировал мной. Сколько раз я желала ему смерти?

Сейчас я была готова на всё. Если мне пообещают, что не будет эшафота, будет яд или кинжал - я всё расскажу! И бумаги отдам, и флакон, умоляю, только не эшафот! Только не палач!

Я выла, вырывалась, царапалась, когда двое гвардейцев волокли меня куда-то. Один сжалился надо мной и шепнул:

- Король велел привести вас в порядок. Вы идете в баню, не в тюрьму.

- Не в пыточную? - жалобно пискнула я. - Не к палачу?

- Нет, графиня. Не сегодня. И не терзайте себя: ни разу в истории Ранолевса женщин не казнили на площади. И не пытали.

- Зачем ты ей это говоришь? - рыкнул второй. - Было так весело!

- Она всего лишь женщина, на глазах которой только что казнили мужа. Любой бы сломался.

Гвардеец остановился, а потом подхватил меня на руки, как сломанную куклу.

- Тише, графиня, тише. Не обещаю, что все будет хорошо. Но сейчас только баня.

- Идиот, такое развлечение испортил. Та, вторая, была забавнее. Согласилась на всё, лишь бы её не мучили...

Первый промолчал, а я все думала, кто был до меня в их руках? Ада? Хлоя? Сабрина? Кто?

Меня поставили на ноги в какой-то маленькой комнате, где всего и было - лохань с водой и пара кувшинов. Две женщины, лица которых я даже не пыталась разглядеть, довольно вежливо велели мне полезать в лохань. Я не сопротивлялась. Тело словно было скованно льдом, от горячей воды стало даже больно.

- Что делать с волосами? - вполголоса спросила одна. - Их не разобрать. Тут колтун. Ну, или работы на несколько часов.

- Резать? - неуверенно предложила вторая.

- Указаний не было.

- Спрячем под платок, - решила первая.

Вот и славно. Хотя я бы отрезала без всякой жалости. Надо отдать женщинам должное: они были осторожны. Бережно обмывали мое измученное тело. Охали, видя синяки и ссадины. Обстригли ногти на руках и ногах и втерли масло в потрескавшиеся пальцы. Мне было почти хорошо. Я хотя бы больше не пахла. И белье надели простое, но чистое. И халат - бархатный, и туфельки из мягкой кожи.

Те же гвардейцы вели меня снова, но теперь я хотя бы шла и не стонала. Мне даже удалось гордо задрать подбородок и держать ровно спину.

- А она красивая, - заметил тот, кто ругался на своего приятеля. - Может, нам её отдадут... потом.

- Молчи уж. Не для таких, как мы, эта птичка.