Птичка по имени Авелин (СИ) - Красовская Марианна - Страница 34

Шантор же поспешил увести Аду в свой северный замок. Его маленькая супруга неожиданно оказалась беременной. В таком положении чем дальше от дворцовых интриг, тем лучше. Мне не хватало подруги, но я была за нее рада.

Несмотря на то, что я уже больше года не принимала противозачаточных отваров, у меня так и не было детей. Видимо, организм был не способен уже зачать. Конечно, я переживала. Ральф же только отмахивался и говорил, что так даже лучше. Дети ему не нужны. Слишком опасная стала жизнь, может, потом… Когда к власти придет Вазилевс. Я молчала – а что я ему скажу? Я теперь вообще не уверена, что хочу ребенка… от него.

Столица живет своей жизнью. Люди танцуют на балах. Люди ходят по улицам. Люди варят яды в своих подвалах и убивают друг друга по ночам. Люди изменяют своим супругам.

Сабрина Дормез громко, так, чтобы я слышала, рассказывает подругам, что граф Волорье неутомим в постели. Настоящий жеребец. Мне почти не больно, немного даже смешно. Эта дура действительно думает, что я буду выяснять отношения, устрою скандал? Нет, я просто сообщаю Хлое, которая сейчас при дворе, что муж подцепил где-то постыдную болезнь, и я не допускаю его до своей постели, пока он не вылечится до конца. К вечеру об этом будет знать весь двор. Ральф, конечно, будет орать, но это уже не мои проблемы. Пусть орет, мне плевать. Мне не до его оскорбленного самолюбия.

У меня много задач, и вовремя уклоняться от чересчур загребущих рук Люциуса – одна из самых простых. Ральф велел мне искать доказательства того, что король Раймонд умер насильственной смертью, и я пользуюсь любой возможностью, чтобы подслушивать, подглядывать, запоминать чужие слова. Я уверена в его правоте, я даже догадываюсь, какой яд могли использовать преступники. Да, придворный лекарь не нашел следов отравления, но это не значит, что их не было. К примеру, экстракт крайне редкого папоротника с Ильенских островов мгновенно останавливает сердце при испуге. Ничего сложного: напоить короля, а ночью напугать его – вот и нет человека. Причем пить вино с добавленным ядом мог хоть весть двор – а умер именно тот, у кого проблемы с ночными кошмарами.

Короля было жаль, он мне нравился. Умный и спокойный старичок, хоть и излишне нервный в последние дни. Да, жаловался на дурные сны, на то, что быстро устает. Выписал себе лекаря из Ниххона. Согласно моим книгам, которые я в последние дни изучала более, чем тщательно, страхи короля и его усталость могли свидетельствовать о сердечной недостаточности, но выглядел он бодренько. Словом, подозревать при дворе, возможно, и подозревали, но никто ничего предъявить не мог.

В конце лета мне пришло письмо из Эльзании. Тетушка Агнесс, которая заменила мне мать, умерла. Аптечная лавка осталась в наследство мне. Я проплакала несколько дней, умоляла Ральфа отпустить меня если уж не на похороны, то навестить родных, но он жестко заявил, что ему я всяко нужнее, чем родственникам, которым несколько лет было на меня совершенно плевать. Времена были такие, что Северная коалиция и дня не могла прожить без своей лучшей шпионки. Я никуда не уехала, конечно, потому что спорить с Ральфом бессмысленно: он может сделать всё, что угодно. И в кандалы заковать, и в клетку, и еще что-то придумать. Я уже давно не питала иллюзий по поводу своего брака. Любовь? А была ли она – любовь? Мы беззастенчиво использовали друг друга. Все деньги, которые попадали мне в руки, я отправляла в Эльзанию сначала тете, потом дядюшке Амбруазу, оставив себе лишь небольшую сумму на случай побега.

Пахло жареным. Жареным пахло так сильно, что я давно не могла нормально спать, просыпаясь по ночам с криками. А еще я страшно устала: пребывание птицей сильно выматывает. На всякий случай приготовила всевозможные противоядия для себя и мужа. Тщательно запирала дверь спальни. А на утро горничная красиво укладывала мне кудри, подводила глаза и губы, затягивала корсет, восхищаясь, что моя талия с каждым днем всё тоньше, и помогала надеть туфли и перчатки. Я отправлялась во дворец, где вместе с кучкой других знатных дам праздно проводила время: гуляла по саду, сплетничала, кокетничала с гвардейцами и прочей шушерой, которой при Люциусе стало слишком много. И, скрываясь за кустами, обращалась птицей и летела к окнам королевского кабинета. Моя тактика не могла не дать плодов.

- Ваше величество, мы получили новые вести с Севера. Ваш брат собирает войска. На его стороне тамошняя знать.

- Скажи что-нибудь новое. Вазиль собирает войска последние несколько лет.  

- Но раньше он никогда не покидал своих угодий, а сейчас он и его люди везде, даже в столице. Может быть, стоит…

- Грейсон, в чем мы можем его обвинить? Со смерти отца не прошло даже полугода. Мы не имеем права сейчас даже отменять его назначения, как это будет выглядеть?

- Ваше величество…

- И без того уже нам чуть ли не в лицо говорят, что мы виновны в смерти отца…

- Ваше величество, тише, тише! Я надеюсь, бумаги надежно спрятаны?

- Надежнее некуда.

Я не верила ушам и глазам. Люциус вот так запросто хранит при себе ТАКИЕ вещи? А он подходил к каминной полке, нажимал на завитки, заглядывал в выскочивший ящичек и, удовлетворенно крякнув, снова его закрывал.

Разговор продолжался. Король и его советник обсуждали налоги, войска и планы, нужно было бы слушать и запоминать, но в ушах у меня шумело от волнения. Сейчас они покинут кабинет, а я…  

===

Флакон был прохладным и гладким, острые грани приятно давили на подушечки пальцев. Его хотелось держать в руках, ловить солнечные лучи, катать между пальцами, разглядывать. Он был словно драгоценность. Бумаги были не такими интересными, к тому же ветер трепал их, норовя вырвать из рук.

Куда их прятать? Домой нельзя - слишком опасно. Я понимала, что при малейшем подозрении к нам придут гвардейцы и разнесут дом по камушкам. Значит, нужно прятать во дворце. И если яд - запросто, хоть бы и в щель между черепицами, то куда девать письма? Разве что туда, где этих писем немерено? Спрятать дерево в лесу, спрятать курицу в курятнике!

Сейчас... ещё немного подышу. Тяжело мне так долго птицей, особенно после клетки. Мой предел - час, не более. А сколько я просидела на окне у Люциуса - Бог весть. Флакон с ядом засунула в щель между трубой дымохода и черепицей, которая чуть сдвигалась. Если не знать, где искать - нипочём не найдёшь. Вряд ли Люциус затеет ремонт крыши - в казне попросту нет на это денег. Но если и затеет - то при чем здесь графиня Волорье?

Засунула бумаги в лиф платья, перекинулась птицей и, устало взмахивая крыльями, полетела вниз, к окнам библиотеки. К счастью, по летнему времени форточки были приоткрыты. Совсем немного, но воробей протиснуться может. Здесь никого не было, я опустилась на балкон второго яруса, обратилась в человека и выхватила с полки книгу про морские завоевания Марка Дайнесса. Понятия не имею, кто такой этот мужик, думаю, и Люциусу это тоже мало интересно. Сунула письма между страницами книги, поставила обратно на полку и рванула отсюда прочь как можно быстрее.

Птичьи силы были на исходе, мне, черт возьми, нужно было в таком виде питаться, а мух ловить я не смогла бы себя заставить. С трудом дотянула до парковой беседки, где уже человеком опустилась на скамейку, тяжело дыша и успокаивая бешено колотящееся сердце.

29. Самая красивая женщина Ранолевса

Тише, Авелин. Ты жива. Тебя никто не видел. Все будет хорошо, будет - ведь правда? Заплакать бы... но нельзя: макияж должен быть безупречен. Но руки тряслись и дыхания не хватало - мне было отчаянно страшно и очень жаль себя. Я все сделала правильно, но прекрасно понимала, что ввязалась в опасную игру - для чего? Раньше бы я сказала - ради Ральфа. Но сейчас... нет, ради него я и пальцем не пошевелю. Я его ненавижу. Хотя и все еще люблю. Почему я все ещё не сбежала? Дома... дома сейчас созрели абрикосы. Народ гуляет на ярмарке. Время собирать белоцвет и гориславку, август - самое время. А я вляпалась по горло в интриги, которых не понимаю, хожу буквально по лезвию ножа, я забыла, когда спокойно спала ночью. Не пора ли с этим закончить?