Жена Эмиля. Наследник для Зверя (СИ) - Устинова Мария - Страница 37

Феликс неодобрительно смотрел брату в спину. Отношения между ними натянутые. Странно, что они в одной комнате и еще не избили друг друга.

– Когда домой? – спросил Феликс.

– Врачи сказали, нужно остаться минимум на ночь, – словно предчувствуя, Эмиль добавил. – О делах здесь нельзя. Поговорим, когда выпишут.

Я усмехнулась, о делах они говорить в клинике не хотят, чего же Феликс пришел? Внезапная вспышка братской любви, желание увидеть племянника? Вдруг я заметила, что Эмиль начал собираться.

– Куда ты?

– Мне нужно отлучиться, – пояснил Эмиль. – Феликс останется с тобой, пока я не вернусь.

– Ты шутишь? – обомлела я.

– Нет, родная. Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Доверять можно только самым близким, кровным родственникам. Я быстро, не волнуйся.

Он поцеловал меня в щеку, склонился над колыбелькой посмотреть на малыша и направился к двери. Феликс покачал головой с таким видом, словно у него изжога, и уселся на стул напротив.

– Считай, я твой охранник, – он приподнял просторную футболку, демонстрируя рукоятку пистолета, торчащую из внутрибрючной кобуры. – Не обращай на меня внимания.

Ему легко говорить… Я сразу же почувствовала себя скованно. Малыш спал, но скоро вновь кормить – мне при девере это делать? Феликс неотрывно пялился на нас, а когда я забросила ноги на кровать и укрылась одеялом, вздохнул.

– Непрошибаемый дурак. Я про твоего мужа. Как назвали-то?

– Еще не обсуждали, – помедлив, призналась я.

– Дура-а-к… Ты извини, что тебя испугал, помнишь, в машине? Позарез нужно было встретиться с Эмилем, а он же непрошибаемый, с детства такой. Все по-своему, договориться невозможно…

Я слушала вполуха, Эмиль ненавидел свое детство, будто не хотел признавать, что был ребенком. Он и своих не хотел заводить, пока я не забеременела. Как он сказал: не хочу, чтобы дети повторили мою судьбу.

– Слышал, у вас проблемы были... Эмиль человек сложный. Подробностей не знаю, но вижу, он тебя любит. Не говорил, небось?

– Говорил, – улыбнулась я.

– Да ты что! – удивился Феликс. – У него слово доброе не выпросишь.

– И что толку? – улыбка стала горькой.

Говорил, а через месяц резвился со шлюхами. Чтобы не наболтать лишнего, я отвернулась к стене. Ни  к чему Феликсу видеть слезы.

– Ты не руби сгоряча, – услышала я осторожный голос, Феликс взвешивал каждое слово. – Он иногда ведет себя, как сволочь. Мне объяснять не надо, я знаю. Я же его вырастил, понимаешь? Из-за меня он такой урод. Но я клянусь, Эмиль никогда и никого так не любил с тех пор, как родителей не стало.

– Что с ними случилось? – обернулась я.

– Мама умерла рано, ему десяти не было. Отца убили в пьяной драке через год. Жили трудно…

Феликс вдруг отвел глаза.

– А ты?

– Я сам еще щенком был… Мне восемнадцать стукнуло, его под мою опеку оставили, а куда было о брате заботиться? Не справился я с ним. Эмиль из дома убегал, скитался. Потом за ум взялся, с ним его природа не обидела… Только меня знать теперь не хочет.

Я могла спросить почему, но не стала. Мне этих крупиц хватило, чтобы понять: не простил непутевого брата за тяжелое детство. Я и раньше замечала детали, которые выдавали это в муже. Маниакальное стремление к финансовому благополучию, феноменальная целеустремленность… Неумение любить и жалеть даже себя. Только меня жалел, когда я тронула его слабостью. Сам был сиротой, хлебнул, и этой судьбы не хотел своим детям. Об этом не хотел говорить, когда я выводила его на откровенность.

И пусть бы ушел из криминала, если боится, только все сложней. Мой муж не умеет останавливаться. Он с десяти лет сражался за кусок хлеба и место под солнцем и перестать означает для него то же, что умереть.

Когда Эмиль вернулся, я взглянула на него другими глазами. Он сбросил пиджак с плеч, ласково улыбнулся мне и кивнул Феликсу на дверь, мол, проваливай.

Тот нехотя встал и буркнул, выходя:

– Вернетесь домой, поболтаем, братишка. Есть о чем.

– Вали, – огрызнулся Эмиль.

– Вы помирились? – спросила я, когда захлопнулась дверь.

– Вынужденный союз в целях защиты, – сдержанно ответил Эмиль. Ему не нравился брат, но пока я была в плену, он со всеми от безысходности заключил союзы. С братом… и с Андреем? Эта мысль не давала покоя – был Андрей в лесу или нет?

– Его ведь не было в лесу?

Эмиль обернулся, агрессивно глядя на меня. Как с ним разговаривать, если на каждый вопрос ершится?

– Не было.

– А Андрей был?

Я ждала вспышки, но Эмиль нахмурился.

– Откуда ты знаешь?

– Догадалась по выстрелу, – под настороженным взглядом я продолжила. – Одного из банды тихо сняли перед нападением. Это ты его послал?..

Неоконченный вопрос повис в воздухе. Если Андрей пришел за мной, почему не дает о себе знать? Как призрак.

– У нас были разные цели. Я шел за своей женой, Дина. А Андрей, – Эмиль жестко взглянул мне в глаза, – хотел пообщаться с ахмедовскими. Он забрал всех, кого взяли живьем, и где он сейчас, я не знаю.

– Зачем? – поразилась я.

– Допросить? Мне плевать, Дина. Таким у нас был уговор. Мне нужна была только ты.

Я опустила глаза, малыш расхныкался, и я с облегчением занялась ребенком. Лицо Эмиля смягчилось, пока он смотрел, как я кормлю, затем переодеваю срыгнувшего малыша, но осталось болезненно горьким. Ему есть о чем подумать после перестрелки и смерти Алены, которая фактически спасла нам с сыном жизнь… Она была бы жива, если бы Антон не приехал с ней повидаться. Если бы Эмиль держал себя в руках и из-за тех фото я не попала на сохранение. Все из-за мужиков.

На следующее утро врач обрадовала, что вечером мы можем вернуться домой. Мне привезли одежду для малыша: синий комбинезон, вязаную шапочку, пинетки. Белоснежный конверт на меху. Пока я одевала ребенка, Эмиль занимался выпиской. Для всех матерей это счастливые хлопоты, а я собиралась с тяжелым сердцем. Давно не была дома, отвыкла от него, с тех пор между мной и Эмилем появилось отчуждение.

Хорошо, что муж не делает вид, что ничего не случилось, согласен на разговор. В прошлый раз я чуть не умерла от его холода. Он согласился, но кто бы знал, как я боюсь правды.

Глава 38

К нашему возвращению квартиру вылизали до блеска и сияющих окон. Она казалась чужой. Меня здесь с лета не было, а уже середина декабря. Скоро Новый год…

– Я помогу, – Эмиль взял ребенка, пока я неловко расстегивала соболя. – Пойдем, покажу кое-что.

Видя, как он уносит белоснежный конверт по коридору, я ощутила неприятный укол в сердце, и почти побежала следом: мимо зимнего сада, гостиной. Эмиль остановился на пороге комнаты, в которой я мечтала сделать детскую.

– Нравится?

Он тут все обустроил. Голубые обои, непрактичный белый ковер. В центре резная кроватка с пышным матрасом, у окна пеленальный столик и комод, заставленный игрушками.

– Мило, – выдохнула я.

Эмиль внес малыша в комнату, и я поскорее отобрала конверт, распеленала ребенка и уложила в кроватку. На улице темнело, и я включила ночник. Муж ждал у двери, пока я насмотрюсь на сына. Я нехотя вышла из детской. Когда увидела, что Эмиль уносит сына, бросилась за ним, даже сапоги не сняла. Сердце чуть из груди не выскочило.

– Сваришь кофе?

Мы избегали смотреть друг на друга, но я кивнула. Не знаю, как начать. И покончить хочется с недомолвками, и страшно. На кухне я с трудом нашла турку. Путалась в шкафах, словно в чужой квартире – то ли от нервов, то ли так сильно отвыкла. Во рту пересохло. Я взглянула в сторону холодильника, но не решилась оставить закипающий кофе без присмотра.

– Что-то хочешь?

– Воды.

Он налил стакан минералки, поставил рядом, намеренно задев висок колючим подбородком. Ласково приобнял и вдруг потерял контроль. Эмиль развернул меня к себе, властно целуя в рот. В поцелуе было раздражение, он словно дал понять – ты моя жена, не смей со мной так холодно.