Перекрестки сумерек - Джордан Роберт - Страница 31

В первый момент Мэт проклял Ищущих Ветер за то, что они начали действовать раньше, чем ему было обещано. Но тут же осознал, что перекатывание костей у него в голове прекратилось. Почему? Он хотел было снова проклясть все вокруг, но у него не оставалось времени даже на это. В следующее мгновение офицер уже подсаживал Эгинин в седло, торопя ее продолжать путь, и выкрикивал отрывистые распоряжения вываливающим из караулки стражникам, отряжая кого-нибудь сбегать в город и узнать, что там за тревога; он же пока построит остальных, чтобы отразить любую угрозу, изнутри или снаружи. Круглолицая женщина подбежала со своей дамани,чтобы занять место среди солдат; а из караулки показалась еще одна пара, связанная ай'дам.А Мэт с остальными уже скакал галопом наружу, навстречу грозе, увозя с собой трех Айз Седай, две из которых были беглыми дамани,и похищенную наследницу Хрустального Трона Шончан, в то время как позади них над Эбу Дар разражалась еще более сильная буря. Вспышки молний, более многочисленные, чем стебли травы…

Вздрогнув, Мэт заставил себя вернуться в настоящее. Эгинин, хмуро взглянув на него, выразительно потянула за руку.

– Влюбленные, идущие под руку, не несутся сломя голову, – пробормотала она. – Они, э-э… прогуливаются. – Она насмешливо скривила губы. Домон, должно быть, просто ослеп от любви. Или же его просто слишком часто били по голове.

В любом случае самое худшее уже позади. Мэт надеялся, что выбраться из города было самым сложным. С тех пор он ни разу не слышал грохота костей. Кости всегда были дурным знаком. Он запутал свои следы, как мог, и теперь был уверен, что понадобится кто-то столь же удачливый, чтобы отделить золото от шелухи. Взыскующие учуяли след Эгинин в ту ночь, и теперь она, скорее всего, была в розыске еще и за похищение дамани,хотя, по здравом рассуждении, она должна была после этого мчаться прочь с такой скоростью, на какую только были способны ее лошади, и к настоящему моменту быть уже на расстоянии многих лиг от Эбу Дар, а не сидеть вблизи от городской стены. Ничто, кроме совпадения во времени, не связывало ее с Туон. Или с Мэтом, и это существенно. У Тайлин, разумеется, имелись и другие обвинения против него – ни одна женщина не простит мужчину, связавшего ее и засунувшего под кровать, даже если она сама это предложила, – однако, если ему повезет, он останется вне подозрений и в отношении всего остального, произошедшего той ночью. Если ему повезет, никто, кроме Тайлин, вообще не вспомнит о нем. Связать королеву, как поросенка на рынке, при обычных обстоятельствах этого достаточно, чтобы приговорить человека к смерти; но следовало принять во внимание все детали, сопровождавшие исчезновение Дочери Девяти Лун; и то, какое отношение имел к этому Игрушка Тайлин. Мэта до сих пор раздражало, что его видели в роли нахлебника – хуже, домашнего питомца! – но в этом были и свои преимущества.

Он считал себя в безопасности – по крайней мере от Шончан, – однако одна деталь беспокоила его, как колючка, впившаяся в пятку. Точнее, колючек было несколько, и большинство из них произрастало из самой Туон, но эта имела особенно длинный шип. Исчезновение Туон должно было выглядеть столь же невероятным, как если бы среди бела дня вдруг пропало солнце, но тем не менее не было поднято никакой тревоги. Никакой! Не было объявлений о вознаграждении или предложений выкупа, солдаты не обыскивали с дикими глазами каждую повозку и каждый фургон в радиусе десяти миль, не носились галопом по предместьям, вынюхивая все норы и укрытия, где могла быть спрятана женщина. Те древние воспоминания давали Мэту некоторое представление о том, как выглядят поиски похищенного королевского отпрыска, однако, не считая повешенных людей и сожженных кораблей в гавани, Эбу Дар снаружи выглядел точно так же, как и за день до похищения. Эги-нин утверждала, что подобный розыск должен производиться в высшей степени секретно, так что даже многие Шончан могли до сих пор не знать, что Туон исчезла. Ее объяснение включало в себя потрясение для Империи, и дурные предзнаменования относительно Возвращения, и потерю сей'тайр,и она говорила так, словно верила каждому своему слову, но Мэт не верил ей ни на грош. Шон-чан, конечно, странный народ, но никто не может быть настолько странным. От молчания Эбу Дар у него начинало покалывать кожу. Он чувствовал, что в этом молчании скрывается западня. Когда они добрались до Великого Северного тракта, он был рад, что город скрылся за низкими холмами.

Тракт был широким большаком, одним из основных торговых путей страны, и по нему могли свободно проехать бок о бок пять-шесть повозок. Тракт покрывали земля и глина, спрессованные за сотни лет до такого состояния, что они могли поспорить твердостью с камнями древнего мощения, выступающими то здесь то там на несколько дюймов над поверхностью дороги. Мэт и Эгинин, вместе с Ноэлом, плетущимся за ними по пятам, поспешили к противоположному краю дороги, пробираясь между купеческим караваном, тянущимися по направлению к городу, – караван охраняли женщина со шрамом на лице и десять мужчин с твердыми взглядами, в кожаных жилетах, покрытых металлическими бляхами, – и вереницей непривычно выглядящих, гребнями поднимающихся к краям фургонов поселенцев, которые направлялись к северу; в одни фургоны были впряжены лошади или мулы, в другие – волы. Босоногие ребятишки, зажатые между фургонами, с помощью прутов сбивали в кучу четырехрогих коз с длинной черной шерстью и больших белых коров с отвисшими сосками. За последним фургоном шел человек в мешковатых синих штанах и красной круглой шапочке, ведя за собой на толстой веревке массивного горбатого быка; веревка была пропущена через кольцо в носу животного. Если не обращать внимания на одежду, он мог бы сойти за двуреченца.

Мужчина окинул взглядом Мэта и его спутников, которые шли в том же направлении, словно хотел что-то сказать, потом покачал головой и пошлепал дальше, больше на них уже не глядя. Учитывая то, что Мэт прихрамывал, они двигались не очень-то быстро, и поселенцы медленно, но неуклонно обгоняли их.

Эгинин, которая шла сгорбившись, комкая свободной рукой узел платка у себя под подбородком, перевела дух и расслабила пальцы, почти до боли впившиеся в бок Мэта. Через мгновение она выпрямилась и сверкнула глазами в спину удалявшегося фермера, словно готова была пуститься вдогонку и надрать уши и ему, и его волу. Затем, словно этого ей было недостаточно, когда фермер уже отошел шагов на двадцать от них, она перенесла сердитый взгляд на отряд шончанских солдат, марширующих по середине дороги быстрым шагом и постепенно нагоняющих поселенцев, – человек около двухсот, идущих в колонну по четыре; за ними следовало несколько пестрых фургонов, запряженных мулами и покрытых туго натянутой парусиной. Середину дороги оставляли свободной для передвижения военных. Полдюжины офицеров на хороших лошадях, в шлемах с тонкими перьями, скрывающими все лицо, кроме глаз, ехали во главе колонны, не глядя ни влево ни вправо; их красные плащи были заботливо расправлены на конских крупах. На знамени, которое несли по пятам за офицерами, было изображено нечто наподобие стилизованного серебряного наконечника стрелы или, может быть, якоря, на котором скрещивались длинная стрела и зазубренная золотая молния; внизу была надпись и какие-то цифры, но Мэт не смог их разобрать, поскольку порывы ветра мотали знамя взад и вперед. Люди у фургонов с провиантом носили скромные темно-синие штаны и куртки и квадратные красно-синие шапки, но солдаты были разодеты в высшей степени кричаще даже для Шончан: их сегментированные доспехи были покрыты голубыми полосами, оттененными снизу серебристо-белым, и красными, с золотисто-желтым отливом; их шлемы были раскрашены во все эти четыре цвета так, чтобы напоминать головы устрашающих пауков. Спереди на шлемах были прикреплены большие эмблемы с изображением якоря – Мэт все же решил, что это якорь, – стрелы и молнии; все, кроме офицеров, несли на боку луки с двойным изгибом, а на поясах у них щетинились стрелами колчаны, уравновешенные с другой стороны короткими мечами.