Кровь героев - Колин Александр Зиновьевич - Страница 25

Однако «счастье все-таки улыбнулось» Гале (наверное, Господь Бог узрел ее страдания). Немногим более года назад она познакомилась с Юрием Николаевичем. Как жаль, что он поспешил и женился на этой «тигрице», вцепившейся в него своими жадными когтями. Ведь только в обществе Гали находил он, этот ужасно трудолюбивый, и такой добрый, и ласковый человек, настоящее успокоение, «только она одна понимала его». У Климова уже уши в трубочку сворачивались, но он терпеливо внимал… В конце концов, Богдан просил обращать внимание на все, что могло хоть косвенно иметь отношение к этой истории…

— Ходят ужасные слухи о том, что именно она, неверная жена Нина Саранцева, приложила руку к тому, — о, в это невозможно поверить! — что «случилось» с Юрочкой, — вещала Галя.

Климов насторожился. Сплетни, конечно, есть сплетни, да и настроена дамочка, мягко говоря, предвзято. Но чем черт не шутит?

— Она да еще ее любовник, Владик Носков — заместитель Юрия Николаевича, — пылала праведным гневом рыжекудрая красотка. — Тоже неблагодарный мерзавец! Как ему Юрочка доверял! Сколько для него сделал! А он вознамерился ограбить шефа, который получил крупную сумму наличными для закупки в Москве какого-то товара… Как они могли после того, что совершили, осмелиться стоять возле гроба этого «святого» человека! Да еще препятствовать той, «которая любила его так искренне, так бескорыстно», проститься с единственно дорогим человеком!

«Ага, деньги!» — пронеслось в мозгу у Александра, и он, стараясь говорить как можно более равнодушным тоном, поинтересовался:

— И что же этот Носков сделал? Мне ведь Юрий Николаевич говорил, что его ограбили, но про Нину и Носкова не упоминал.

— Ах, да не знаю я! Говорят…

— Кто?

— Что — кто? — Галя непонимающе на него уставилась.

— Кто говорит?

— Да все!

— Кто все? — едва не вышел из себя Климов.

— Все! — отрезала Галя. — И я не сплетница! Мало ли от кого я что слышала?

Климов мысленно плюнул.

«Да что я, следователь, что ли, допрос с нее снимать? — разозлился он. — Скажу завтра Вальке, пусть сам эту кралю трясет! Ишь, не сплетница она! А кто же?»

— А почему вы меня об этом спрашиваете, Саша? Мне казалось, что вы-то как раз больше меня знаете об этой истории… — Женщина выдержала небольшую паузу. — И о пропавших деньгах…

Тон ее Александру не понравился. Да и взгляд тоже — цепкий, испытующий.

«Нет, ты смотри, как сговорились! Неужели и эта думает, что я бабки прикарманил?.. Просто обидно даже!» С подобающе горестным видом Александр заявил:

— Нет, только и успел сказать мне Юрий Николаевич, что его ограбили… Спешил я очень, а то, может быть, он со мной и поделился бы своими мыслями… Да что теперь говорить…

«Как бы не так! Станет Паук кого-нибудь посвящать в свои махинации! — мысленно усмехнулся Климов. — Да и ты, милая, видно, не много знаешь? Однако пропавшие грины и тебе покоя не дают!»

Он изобразил кисло-сладкую улыбочку и, чувствуя отвращение к самому себе, произнес:

— Я глубоко уважал Юрия Николаевича, он так много для меня сделал…

— Да, да! — закивала Галя. — Большой души был человек!

Вернувшись на твердую почву причитаний, она несколько расслабилась и настороженность ушла из ее глаз.

«Ох, как ты мне надоела», — подумал Климов, стараясь не прислушиваться больше к посмертному гимну, который пела Пауку его любовница.

Наверное, следовало прервать поток этих жалоб, встать и уйти. Всякий раз, когда в непрерывном монологе хозяйки наступала короткая пауза, Саша напрягал мышцы, чтобы одним рывком выбросить свое тело из глубокого убаюкивавшего кресла и с сожалением сообщить, что у него еще куча дел и пора ехать. Однако именно в тот момент, когда решимость Александра достигала апогея, он получал предложение выпить за безвременно ушедшего отчима. Ну как тут можно было отказаться? Ведь Юрий Николаевич «столько говорил о вас, Саша, он любил вас, как родного сына». Ну кто бы мог подумать?!

Наконец Александр заметил, что его ноги плохо слушаются, лицо раскраснелось от вина, и решил, что в таком виде он неминуемо станет добычей гаишников при въезде в город. Этого еще только не хватало!

«Надо подождать немного, пока не пройдет опьянение. Как раз и жара спадет. И вообще пускай стемнеет».

Это была очень трезвая мысль, но, вот незадача, оказалось, что ждать удобнее всего со стаканом в руке. Климов уже давно снял траурный пиджак и ненавистный галстук. Какой тут, к чертовой матери, траур? Может человек, избитый ментами и просидевший ни за что ни про что двое суток в камере, немного расслабиться на свободе? Может он немножко выпить и закусить приготовленным рукой радушной хозяйки великолепным салатиком из помидоров со сметанкой? Зачем спрашивать?

Трах, бах, тарарах! Остатки салата в фаянсовой миске (самое вкусное) каким-то непостижимым образом оказались на белой рубашке «от Богданова» и на траурных брюках. Климов вскочил как ошпаренный. Галя всплеснула руками.

— Сейчас я все сделаю! — воскликнула она, помогая гостю расстегнуть рубашку. — Да не стесняйтесь вы, снимайте скорее брюки!

Александр поспешил выполнить приказание. Почти совсем, как ему самому казалось, протрезвевший Саша, чувствуя себя полным идиотом и тупо взирая на пятно на паласе возле столика, стоял в одних трусах и носках посредине комнаты.

«Нехорошо, — пожурил сам себя Александр; привыкший убирать за собой самостоятельно, он направился в ванную. — Надо найти какую-нибудь тряпку…»

— Куда вы? — спросила Галя, вбегая в комнату и буквально врезаясь в дверях в Климова. — Я все постирала…

Поясок, перехватывавший упругую Галину талию, сам собой развязался и упал на пол. Скользкие шелковые полы кимоно распахнулись, обнажая большие белые груди с крупными коричневатыми сосками. Она вдруг обеими руками обхватила его и прижалась своим крепким жарким телом. Александру ничего не оставалось делать, как только поцеловать ее. Видимо, голубица этого и ожидала. Она с готовностью ответила на его поцелуй, со страстью впиваясь губами в его губы.

Оторопевший было от первых жарких ласк неутешной «вдовицы», Климов решил, что раз уж ввязался в драку, то надо не плошать. Уже смеркалось, когда он, утомленный неистовством своей подруги, лишь на минутку, как ему показалось, задремал…

Прошло почти трое суток с того момента, как в квартире Носкова «АОН» высветил наконец долгожданный телефонный номер. Тогда, выслушав сообщение Оборотня, Владлен Валентинович поначалу даже завыл от отчаяния. Потом, правда, немного успокоился: хоть деньги и пропали, главный свидетель, одного только намека которого Мехмету оказалось бы достаточно, чтобы превратить Носкова в груду окровавленного мяса, утратил возможность давать показания. Но оставался в живых еще один человек, участвовавший в неудачной операции на Загородном шоссе. Это-то и беспокоило Владлена Валентиновича. Это и еще одно: Оборотень перестал звонить.

Однако Носков просчитался, полагая, что он хоть и не сорвал солидный куш, но все-таки вышел сухим из воды… Он понял это после визита Таджика, заявившегося к нему прямо в офис…

Таджиком называли человека Мехмета; он занимался вопросами, требовавшими применения физического воздействия или устранения нежелательных персон. Этот с виду совсем не страшный, смуглый чернявенький человечек, каких полным-полно за прилавками рынков и коммерческих киосков, на вид лет тридцати — тридцати пяти, в миру прозывавшийся Рахматулло Фаризовым, без приглашения явился в офис «Лотоса», расположенный в одном из самых престижных, старинных особняков в центре города. И совершенно не чувствуя себя чужим среди антикварной мебели шикарного лапотниковского кабинета, Таджик без всяких предисловий заявил, глядя Носкову прямо в глаза, что ему известно о происшествии на Загородном шоссе.

Владлену Валентиновичу понадобилось все его самообладание, чтобы полным сожаления голосом ответить, не отводя глаз:

— Мне, разумеется, тоже.