Ведьмина дорога (СИ) - Авербух Наталья Владимировна - Страница 36

Он извлёк из-за пазухи небольшой кинжал из чистого золота и передал Арне. Тот внимательно осмотрел его и передал своей даме. Магда взяла кинжал в руки. Был он отлит по форме рыцарского меча и не годился бы в кинжалы даже не будь он из золота. Тяжесть его убеждала лучше всяких слов. Магда осмотрела оружие и увидела крошечный скол в одном месте.

— Это не игрушка! — возвысил голос алхимик. — Не безделка! Не литьё! Нет, это подлинный рыцарский меч, побывавший в бою и преображённый моим чудесным искусством!

— Я раздам людям вдоволь денег, — обещал в наступившей тишине молодой Дюк, — и станут не нужны раздоры и дрязги.

Глава четвёртая

Семья

Вейма который день не находила себе места. Магда пропала, как в воду канула, и не было никакой возможности что-то о ней узнать. Вампирша то плакала, то злилась, с трудом удерживаясь от того, чтобы крушить мебель. Это уже было. Это уже происходило с ней. Это не первый раз.

Почему? Почему, почему, почему, стоит к кому-то привязаться, как он — или она! — уходит, исчезает без единого слова?! Неужели Магда не вернётся?! А если вернётся? Повадится вот так вот исчезать без предупреждения?!

Вейма чувствовала, что не сможет этого пережить — снова.

Что ей делать?

Как можно было снова к кому-то привязаться? Как можно было позволить себе довериться? Как можно было — снова?!

Обучение Норы велось нерегулярно, и Вейма не являлась в замок, не вызывая там особенного удивления. На третий день, однако, за ней пришёл Менно и, отводя взгляд, заявил, что госпожу Вейму очень ждут их милости. Вампирша пожала плечами. Делать ей было всё равно нечего.

— Где твоя подруга? — спросил барон, едва девушка перешагнула порог зала. Его взгляд остановился на заплаканных глазах Веймы.

— Я не знаю, ваша милость, — устало ответила вампирша. — Она куда-то пропала.

— После того, как она сбежала с преступником, ведьма Магда будет объявлена вне закона по всему Тафелону, — сказал цур Фирмин спокойно. Вейма поёжилась. Она-то знала, что такое быть вне закона. В зале повисла напряжённая тишина.

— Ваша милость, — прервала молчание Вейма. — Ведь ничего неизвестно! Она пропала в тот же день, но это не значит, что она ушла с тем человеком! А если и ушла, то не по своей воле!

— Ты ручаешься за неё? — поднял брови барон. Вейма опустила взгляд. Ручаться за человека, который совершил преступление — значило разделить с ним и приговор. Или с ней. Настолько сильно вампирша не любила ни одного человека.

— Видите ли, ваша милость, — неуверенно начала она, оглядываясь по сторонам в поисках вдохновения, — мы с Магдой договорились… мало ли как повернётся судьба… Если одна из нас вынуждена уйти… или ей угрожает опасность… она отвяжет собаку. Когда я вернулась домой, собаки не было.

Этот довод барона, казалось, только позабавил.

— Собака — плохой свидетель, — хмыкнул он. — Твоя подруга могла выпустить её погулять.

Вампирша покачала головой. Об этом она тоже думала.

— Нет, перед уходом Магда бы посвистала и пёс прибежал бы назад.

Доводы смотрелись жалко. Ни один человек в мире не оправдал бы преступницу только потому, что она отвязала собаку.

— Значит, твою подругу увели силой? — уточнил барон.

Вампирша устало пожала плечами. Собака была отвязана. Плохой знак. Но козе кто-то задал корм, да и знахарь утверждал, что Магда шла по доброй воле. Ещё бы верить ему… Пропавший разбойник был проклятым, а проклятый может потребовать с ведьмы службу. Он мог просто пригрозить, что зарежет… или пожалуется общине. Магда ведь привела на ритуал белую волшебницу. Много было причин ведьме вывести преследуемого беглеца. Много. Суть от этого не менялась. В глазах закона Магда была преступницей.

— Я не знаю, ваша милость, — ответила девушка.

Барон кивнул, будто ничего другого и не ожидал.

— Я ещё не принял решения, — сообщил он. — Висельник Медный Паук объявлен вне закона по всему Тафелону, поэтому его и его сообщников будет судить союз баронов. Была ли она его сообщницей — это я буду решать сам, ведь она моя поданная. Но лучше бы у твоей подруги были веские оправдания.

— Да, ваша милость, — склонила голову вампирша. О большем просить было невозможно.

— Урока сегодня не будет, — сообщил барон. — Ступай к Норе, она подготовит для тебя приличную одежду.

— Но, ваша мило…

— Ты когда-нибудь слышала о моём старшем сыне? — не стал слушать её барон. — Он нанёс нам визит. Моя дочь будет присутствовать при разговоре. Я хочу, чтобы ты сопровождала её. Иди переоденься.

— Но почему, ваша милос?..

— Мой сын — один из братьев-заступников, — невесело усмехнулся барон.

— Ваш сын! — ахнула вампирша. — Но зачем?..

— Я оценил твою помощь с отцом Гайдином, — напомнил барон.

Вейма молча кивнула. По приказу сюзерена она составила такое письмо церковным властям, что фанатик Гайдин оказался виновен сразу в трёх видах ереси, два из которых считались полностью искоренёнными. Они написали тогда ещё и в университет, наставникам Веймы, со ссылками на их труды и на труды их наставников и на труды ранних богословов, и университет полностью поддержал позицию барона и его людей. Бедняге Гайдину еле-еле удалось оправдаться. Стараниями Веймы его ждал костёр. Угрызения совести по этому поводу девушку не мучили.

— Твоё образование сослужило мне службу тогда, сослужит и теперь, — заключил барон. — Но ты должна не привлекать к себе внимания. Оденешься как придворная дама моей дочери и будешь её сопровождать. И скорее. Я не могу долго держать братьев-заступников на конюшне.

Брат Флегонт был высоким худым человеком с тощим бесцветным лицом. Редкие светлые волосы обрамляли выбритую макушку, глаза были тёмными и какими-то неприятно цепкими. Он не походил ни на отца, ни на сестру, круглолицую девушку с волосами неопределённо-тёмного цвета. Барон отвёл ему скамью, покрытую овчиной, точно такую же, на какой всегда сидел сам.

Нора была в самом своём простом платье, тёмно-синем, поверх которого надела рыцарское — чёрное с серебряными полосами. Вейма не знала, что это означает, но девушка была бледна и печальна… вампирша осторожно принюхалась. Нет, не печальна, испугана. Вейме досталось старое платье ученицы, бледно-голубое, затянутое, как и все господские платья, не на талии, а под грудью. Вампирша была выше Норы, и снизу пришлось поддеть юбку, наскоро переделанную из низа другого платья, ярко-зелёного. Получившийся наряд провисал на груди и оставлял открытыми запястья. Вейма надела двурогую шапочку с прикреплённым к ней покрывалом и чувствовала себя настоящим пугалом. Её ученица вышла с непокрытой головой, что допускалось для незамужней девушки, хотя и не было обязательным. Барон был в своей обычной домотканой одежде, не потрудившись ради сына надеть даже рыцарскую рубашку.

Взгляд гостя скользнул по сестре, которая села на своё кресло, подвинутое ближе к любимой скамейке её отца. На «придворной даме», вставшей за спиной молодой госпожи, он не стал задерживаться и обратился к отцу. Разговора брат Флегонт, однако, начинать не торопился.

— Сын, — нарушил молчание барон. — Ты приехал в мои владения.

— Отец, — с какой-то непонятной скрытой издёвкой отозвался брат-заступник. Ни в голосе его, ни во взгляде, ни в запахе не было и следа родственных чувств. — Я рад, что ты согласился увидеть меня…

— Зачем ты приехал? — перебил барон. Вейма насторожилась. Вопрос казался резонным, логичным, однако пах барон так, как будто именно перебил сына. Он не любил его. Не любил, не ценил, но было что-то ещё, затаённый гнев, горечь и слабый аромат позора, окутывавший Фирмина всякий раз, когда его взгляд останавливался на отпрыске.

— Я хотел поговорить о Барберге, деревне моей матери.

— Меня не интересует твоё мнение о моей деревне, — немедленно отозвался барон.