Второе счастье (СИ) - Черемис Игорь - Страница 25

К моему удивлению, Елизавета Петровна очень быстро осознала суть проблемы и начала её решать по-своему. Она провела несколько раундов телефонных переговоров, потом оделась и куда-то вышла – хотя по вечерам обычно сидела дома. А по её возвращении я стал обладателем массивного ключа с большой биркой из фанеры, на которой красным химическим карандашом были написаны три цифры 062. Как пояснила бабушка, это был номер бокса в одном из гаражных кооперативов, которые располагались вдоль железнодорожных путей Ярославского направления и служили дополнительной преградой между домами на Новоалексеевской улице и парком Сокольники. Я не стал уточнять, в какие долги влезла Елизавета Петровна, чтобы заполучить эту ценность абсолютно бесплатно. У стариков были свои собственные отношения, в которые лучше не лезть, если вам дороги рассудок и жизнь.

С гаражами в СССР была примерно та же засада, что и с отдельными квартирами, если не хуже. Это хорошо показал Эльдар Рязанов в своем фильме про гаражный кооператив – возможно, для него это было что-то наболевшее. Но диагноз проблемы совершенно не означал наличие адекватного лечения. Гаражей было мало, строили их с диким отставанием от набирающей темп автомобилизации граждан, распределялись они очень странным образом, да и свободно купить их было почти невозможно – для этого надо было стать членом одного из тех самых гаражных кооперативов и получить за немалые деньги освобожденное предыдущим товарищем машиноместо. И стоили они чуть ли не дороже квартир.

Снять гараж тоже было непросто. Теоретически это можно было сделать через объявления в газетах или на бирже в Банном переулке – там, где народ занимался и квартирным обменом, – но практически всё, что касалось гаражей, замыкалось на правление кооперативов. Деньги они, разумеется, тоже любили и могли помочь страждущим, но это заметно увеличивало стоимость аренды. У меня лишних денег не было, но я подумывал про визит в ближайшие гаражи, чтобы за бутылку водки купить доступ на пару часов к обычному верстаку с тисками. Ну или без тисков – это как повезет. Вмешательство Елизаветы Петровны уберегло меня от лишних унижений, за что я был ей очень благодарен.

Взамен мы с ней договорились начать взаимовыгодное сотрудничество. Она получала помощь в содержании квартиры, а я показывал, что у меня есть крепкая мужская рука, которая может сделать быт двух женщин чуть более комфортным. В конце концов, за свою жизнь я прошел через массу ремонтов и имел квалификацию, которой хватило бы, чтобы стать в ЖЭКе сантехником или целым слесарем. А после сдачи экзаменов по ПУЭ – или как они сейчас называются – и электриком. Перед существующим контингентом у меня было одно большое преимущество – я почти не пил. Ну почти. Да и то предпочитал пиво.

В общем, весь понедельник я с нетерпением ждал знакомства со своей новой мастерской, но мироздание словно решило немного испытать меня.

***

Когда после окончания пар меня перехватила Натаха, я испытал нечто вроде злости, хотя эта девушка была ни в чем не виновата.

Натаха – вернее, Наталья Савельева – была у нас в группе единым в трех лицах лидером. Никто её не назначал и не выбирал, во всяком случае, ничего подобного я не помнил, но она заведовала одновременно комсомолом и профсоюзами и в дни выдачи стипендий собирала взносы. Ещё она была старостой и отмечала отсутствующих на лекциях и семинарах – если преподавателям по каким-то причинам было лень заниматься этим самим.

Мне её активизм и в первой жизни был до одного места, а сейчас и подавно. Тем более что теперь я точно знал, что ничего она со своей вовлеченности в общественные процессы не поимеет. На втором курсе Натаха залетела от какого-то случайного любовника, родила здорового паренька весом в четыре с половиной килограмма, ушла в академический отпуск, после которого перевелась на заочное отделение и навсегда исчезла из моей жизни.

В принципе, три её должности подразумевали, что у неё имелись возможности устроить подлянки тем, кто её по каким-то причинам не устраивал. Например, мелкая пометка в журнале посещаемости могла всерьез испортить репутацию с деканатом. Вернее, потом придется долго и нудно доказывать, что ты был на той лекции, а Савельева ошиблась – и в конце концов доказать, но ничего приятного в этом процессе не было. Натаха ещё могла вспомнить твою фамилию, когда комсомольские лидеры придумывали что-то воодушевляющее, но при этом бесплатное и пожирающее прорву времени. В общем, с ней лучше было поддерживать хорошие отношения – на всякий случай.

В целом я уважал её стремление освободить своих одногруппников от утомительного общения с различными комитетами, поэтому особо над ней не издевался. Ну а для меня-сегодняшнего люди вроде Натахи интереса вообще не представляли, и за месяц моего пребывания в прошлом мы общались лишь дважды – перед отъездом я предупредил её, что отпросился в деканате, и она пообещала проследить, чтобы мне не поставили заслуженные прогулы, а после возвращения отблагодарил шоколадкой. Конечно, я мог просто из природной доброты предупредить её о необходимости изучить способы применения презервативов, но это было сродни пророчествам Кассандры – Натаха обязательно забудет о моих словах и будет жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Или не будет, я же не знал, как она восприняла внебрачного ребенка. Могла и порадоваться тому, что подарила миру нового человечка. Мир, конечно, такие подарки не ценит, но матери всё равно ими гордятся. А она хорошо подходила на роль «яжематери», хотя, наверное, пока ничего не знала про овуляшек, беременюшки и про то, как масюн ножками пихулечки.

– Серов, у тебя есть время? – Натаха начала издалека – впрочем, как обычно.

Меня по имени называли редко. Произносить слово «Егор» на регулярной основе рисковали только люди с хорошей дикцией. Например, Алла. Это был своего рода тест, который срабатывал прямо при знакомстве, за что я всю жизнь был благодарен своим родителям. В институте я был либо Серым – либо Серовым. Фамилия у меня, правда, тоже была не подарок, особенно для тех, кто немного картавит, но всё же её было легче произносить.

– Немного есть, – осторожно сказал я.

– Мне с тобой поговорить надо, – она выразительно посмотрела на Жасыма, который остановился рядом погреть уши. – Наедине.

Общей дороги у нас с Казахом было – до метро, потом он возвращался в общагу, а я направлялся в сторону дома Аллы. Так что ему было не нужно меня ждать – как и мне его.

– Я пойду, брат, – кивнул Жасым. – А вы поворкуйте, голубки. Ты только не забывай, что тебя дома ждут.

Он хитро подмигнул мне, а я в ответ стукнул его в плечо – привычка Аллы оказалась заразной, хотя я старался соизмерять силы – и повернулся к заалевшей Натахе. Для активиста она была очень стеснительной; помнится, мы очень удивлялись, когда она сумела забеременеть – ведь для этого надо было заниматься сексом.

– Наташ, он шутит, хотя меня действительно ждут. Ну чего ты хотела мне сказать такого тайного?

– Я просто не хотела, чтобы эти... твои...

С Жасымом и Дёмой у Натахи было что-то личное, я не помнил что именно. Кажется, Дёмыч зачем-то начал её задирать чуть ли не в первую неделю занятий – или даже раньше, во время традиционного вывоза вчерашних абитуриентов в Бухту радости на теплоходике, а Жасыму это показалось смешным. Наоборот вряд ли – Казах относился к людям достаточно хорошо, и не ему с его восточным типом лица критиковать кого-либо за внешность. В принципе, Дёме тоже, но у него напрочь отсутствовали понятия о приличиях. В общем, какая-то причина не любить моих соседей по комнате у Натахи имелась.

В целом Натаха не была уродиной. Круглое лицо, аккуратный нос и неаккуратно выщипанные брови в сочетании с химической завивкой были широко распространены на территории СССР в этом времени. Её портили глаза – они оба присутствовали на лице, но были расположены очень близко к носу и друг другу, что делало девушку похожей на некоего мультяшного персонажа, получившего огромной киянкой по макушке. Я подозревал, что она осведомлена об этой своей особенности, сильно её стесняется, и поэтому волевым усилием старался не делать ей сомнительные комплименты про форму черепа, который я хотел бы иметь в своей коллекции.