Рейдеры - Алексеев Михаил Егорович - Страница 41

Последний вопрос Чибис задал сотнику, как фактическому посреднику между людьми столь разных эпох.

Сотник, так же спустившийся с коня, стащил перчатку с левой руки, напоминая Чибису, что он тоже княжий воин, и что такое наручные часы, знает.

– Я с ним поеду. Сколько ты ему времени даешь, командир?

– Думаю, часа им за глаза хватит. Заодно объясни им наши основные законы. Стоп! Скажи мне, решение принимать будут мужчины? – снова обратился он к сотнику.

– Да. Принимать решение должны мужчины, а женщины должны быть послушны воле мужчин.

– Тогда, старик, еще один момент, – остановил он старика, уже взявшегося за холку коня, собираясь взобраться в седло.

– Там, – Чибис махнул в сторону, откуда они приехали, – много раненых. Отправь туда женщин. И, если твой народ примет мое предложение, сегодня вечером я разрешу похоронить погибших. Если нет – мы сами это сделаем. Все! Езжай!

Старик, выслушав перевод, склонил голову, обозначив понимание, и неожиданно легко запрыгнул на коня.

«Кентавры, блин!» – восхитился Чибис. Сам он сидел в седле, как собака на заборе, по словам княжьего конюха, ведшего конную подготовку в их роте. «Как все успокоится, нужно поработать над этим вопросом в этой командировке», – решил он про себя.

– Курим пока, парни! – отдал он распоряжение, а сам, забравшись на броню, принялся осматриваться с помощью бинокля.

Кавалеристы тем временем спешились и занялись личными делами, поглядывая тем не менее в сторону остатков орды. А там, вокруг подъехавшего парламентера и сотника с охраной, сгруппировались оставшиеся мужчины. Одновременно, огибая по дуге расположение победителей, к месту сражения рванула конная толпа женщин и подростков.

– А что это там такое? – внезапно громко спросил Чибис, не отрываясь от окуляров бинокля. Сейчас, после того как толпа кочевников поредела, он в бинокль разглядел около кибиток группу стоявших на коленях людей, которых охраняли то ли подростки, то ли очень юные воины. Периодически пользующиеся кнутами для поддержания дисциплины. И то, что эти люди не были соплеменниками разбитой орды, в бинокль было заметно. Слишком много среди стоящих на коленях было светлоголовых.

– А ну-ка, Горазд! Ты из нас лучше всех в седле держишься, чтобы хотя б не смешить степняков, возьми у кавалеристов коня и двух воинов в сопровождение на всякий случай – съезди, разберись. Сдается мне – пленники это. Из славян.

Горазд спрыгнул с брони и, оглядевшись, подошел к воину, возле которого щипал траву достаточно рослый конь. Коротко переговорив с ним и двумя его товарищами, Горазд повесил автомат на грудь и вскочил в седло. Стремена оказались коротковаты, но ехать было недалеко, и он не стал ничего менять. Вслед двинувшемуся к кочевью Горазду порысили и и два конника из сотни. Горазд в седле на фоне щуплых степняков легкой конницы смотрелся не по годам солидно. Ростом он и ранее выделялся, а за последний год, насыщенный беспрерывными тренировками и боевой учебой, раздался и в плечах. На стриженной под «полубокс» голове была аккуратно, по-спецназовски, повязана камуфлированная косынка, из-под насупленных бровей на мир строго смотрели серые глаза. Воин! И только редкая еще русая бороденка подсказывала, что Горазд очень молодой воин.

Через несколько минут он и его сопровожающие были уже на месте. Командир был прав – это были рабы. Около полусотни человек. Молодые, хотя в том состоянии, в каком их увидел Горазд, можно было и ошибиться. В основном славяне, но среди них попалось и несколько степняков. Видимо, из других племен. Горазд ранее никогда не встречался с кочевниками – Смоленск, к счастью, достаточно далеко от степи – и поэтому его глаз не различал их племенной принадлежности.

– Витязь! Забери меня отсюда! Спаси! – вскочила и бросилась к его коню щуплая фигурка во рванье. По голосу это был либо подросток, либо девушка. И мгновениями позже по остаткам грязного сарафана Горазд понял, что все же девушка.

Один из охраны рабов, а ими действительно оказались подростки, до этого разинув рот смотревшие на приближавшихся воинов, бросился ей наперерез, что-то гортанно крикнув.

– А ну, не балуй! – Конь, получив удар пятками под бока, прыгнул вперед, загораживая полонянку.

Подросток отпрянул, злобно ощерившись. Горазд потянул рукой ремень автомата, переводя его в удобное для стрельбы положение. Вряд ли кочевник понял, что это значит, но тут за спиной Горазда прозвенела сталь вынимаемых из ножен клинков и рядом с ним выросли фигуры двух таких же, на взгляд Горазда, степняков. Но своих! Пацан тут же утих и отошел к своим товарищам, следившим за происходящим в стороне.

– Витязь! Забери меня отсюда! Рабой тебе готова быть! Только не оставляй! – продолжала молить рабыня, держась за стремя. Грязная, со спутанными волосами, лишь местами имеющими природный светлый цвет, столь же грязым исхудалым лицом и серыми глазами, из которых ручьем текли слезы. Горазд нагнулся и, когда она схватила его руку, легко поднял ее, закидывая на холку коня впереди себя. Пахло от нее… Горазд уже отвык от таких запахов. С другой стороны, тут так везде пахло. Орда!

– Так! Всем слушать меня! Встаем и идем вон туда! – Нагайкой Горазд указал в сторону бронемашин.

Пленники… бывшие пленники, о чем они еще не знали, поднялись и покорно побрели, куда им указали новые, более могущественные хозяева. Горазд и конники двинулись вслед, оставив юных сторожей на месте. Девушка затихла под руками Горазда. Только иногда вздрагивала, словно чего-то пугаясь. И продолжая беззвучно плакать.

– Ты что плачешь? И как тебя звать? – чтобы как-то отвлечь девчонку, поинтересовался Горазд, старательно отводя лицо от гривы грязных волос, то и дело тыкающихся ему в подбородок.

«Как бы блох или вшей не подцепить! Проявил доброту!» – чертыхнулся он про себя.

– Милица меня звать. А плачу по матушке и батюшке, братикам и сестрицам своим. Одна я осталась сиротой. – Девица замолчала.

– В полон как попала?

Милица, всхлипнув, принялась рассказывать:

– Мы из полян. Жили на краю степи. Точнее в лесах, к которым подступает поле. Степняки к нам давно уже не захаживали. Не любят они леса. А тут две седмицы назад пришли нежданно. Городок наш стеной деревянной огорожен был, да не успели ворота затворить – ворвались степняки в него. Батюшка схватил топор и щит и к воротам дворовым побежал, крикнув нам, чтобы бежали к потайному ходу под стеной. Не успели мы! Перехватили нас степняки на улице. Меня за косу схватили, ударили по голове, я память и потеряла. Когда в себя пришла, связана уже была, и среди тех, кто рядом был, никого из родных не было. Думается мне, не успели они убежать. Побили их. И остались они в горящем городке. Лучше бы и мне там умереть, но судьба не сжалилась надо мной. Выжила лишь потому, что собирались продать. Поэтому меня и еще нескольких девушек не трогали. За две недели пятеро пленников умерли. А я вот еще живая.

Пока Милица рассказывала о своем горе, они добрались до места, и она замолчала, глядя на невиданные машины и людей на них. Горазд почувствовал, что она боится. Она действительно снова испугалась. Все ей было незнакомо. Воин, впереди которого она сидела на спине лошади, хотя бы речью и лицом привычен был ее глазу. Именно поэтому она решилась броситься к нему в поисках защиты. Чего не сделала бы никогда ранее. Очень уж непривычны были его одежда и снаряжение. И если броня на нем была, то оружия она не заметила вовсе. И сейчас он привез ее к таким же, как и он сам. Странным и непривычным. Среди которых почти нет привычных ее глазу лиц. Они сами и все вокруг них было ей непонятно. Удивительно, но только конные воины, победившие орду, пленниками которой они были, выглядели понятными и привычными. Но они тоже были степняками. И у нее закралась мысль, что ее полон не закончился – просто сменились хозяева.

– Ну вот и приехали! – произнес над ее ухом воин. – Слезай!

И соскочив с коня первым, легко принял ее на руки, опустив на землю.