Нож сновидений - Джордан Роберт - Страница 68

Мэт обедал с Туон каждый полдень, когда караван останавливался, и даже стал приходить на вечернюю партию в камни пораньше, чтобы ей приходилось кормить его еще и ужином. Нерушимая истина: если заставишь женщину кормить себя на постоянной основе – значит, ты на пути к победе. Ну, по крайней мере, они вместе обедали, если его пускали в фургон. Однажды вечером Мэт обнаружил, что дверь заперта на засов, и никакие уговоры не заставили Туон с Селусией открыть. Видите ли, днем в фургон залетела птица, а это – невероятно плохое предзнаменование, в честь чего обе решили посвятить вечер молитвам и самосозерцанию, чтобы отвратить грядущее зло. Такое ощущение, что эти двое просто живут суевериями. Туон или Селусия, а то и обе, делали руками странные пассы при виде порванной паутины с сидящим в ней пауком. Туон с серьезным видом пояснила, что убрать паутину можно только выгнав оттуда паука, а иначе это грозит смертью одного из близких в течение месяца. Увидев, что стая птиц кружится на одном месте, парочка пророчила бурю, а преградив пальцем путь веренице муравьев, они засекали, сколько времени понадобится насекомым, чтобы вновь выстроиться друг за другом, после чего сообщали, сколько дней будет стоять хорошая погода. Да, кстати, после известия про птиц – ворон, что хуже всего, – три дня шел дождь, и бурей даже не пахло. Просто противная серая морось.

– Должно быть, Селусия просчиталась с муравьями, – сказала Туон и, изящно изогнув пальцы, поставила камень на доску.

Селусия в белой блузке и коричневом платье с разрезами, наблюдавшая за игрой через плечо госпожи, кивнула. Как всегда, ее золотистые короткие волосы украшал платок, который она носила даже в помещении. Сегодня он был из красно-золотого шелка. Туон же вся была затянута в голубую парчу, – на ней была накидка странного фасона длиной до бедер и юбка с разрезами для верховой езды, такая узкая, что, скорее, напоминала широкие штаны. Каждый раз его будущая жена довольно долго втолковывала швеям, что же она хочет получить в итоге, и почти всегда ее наряд оказывался для Мэта открытием. Очевидно, все ее туалеты скроены по шончанской моде, и у Туон едва ли можно найти платье для верховой езды, которое не вызвало бы бурных обсуждений. Дождь мягко стучал по крыше фургона.

– Видимо, в предсказание птиц вмешались муравьи. Это не так-то просто, Игрушка. Ты должен в этом разобраться. Хочу, чтобы ты понимал, что к чему.

Мэт кивнул, будто бы соглашаясь, и сделал ход черным камнем. И это она говорила что-то о суеверии, когда он беспокоился о воронах?! Однако умение держать язык за зубами – полезный навык в обществе женщин. В обществе мужчин тоже, но при женщинах надо следить за этим с особым тщанием. Понять, что разозлит мужчину, проще.

Но разговор с Туон опасен не только этим.

– Что ты знаешь о Возрожденном Драконе? – спросила она как-то вечером.

Мэт как раз набрал в рот вина, так что цветные всполохи, затянувшие сознание, потонули в приступе кашля. Вино не сильно отличалось от уксуса; даже у Нерима наступили тяжелые времена – хорошее вино сейчас вряд ли найдешь.

– Ну, он Возрожденный Дракон, – ответил Мэт, когда снова смог говорить, и стер рукой с подбородка капли вина. На секунду он увидел Ранда, с аппетитом жующего за большим темным столом. – Что еще нужно знать?

Селусия заботливо наполнила ему бокал.

– Многое, Игрушка. Например, то, что перед началом Тармон Гай’дона он должен преклонить колени перед Хрустальным Троном. Во всех пророчествах это указано, а я так и не смогла выяснить, где он. Это же очень важно, если он – тот, кто трубил в Рог Валир.

– Рог Валир? – слабо откликнулся Мэт. И что еще говорят эти пророчества? – Так значит, Рог нашелся?

– Ну, раз в него трубили, то, наверное, его сначала нашли, верно? – сухо заметила Туон. – Те известия, что приходят оттуда, где это произошло, очень меня беспокоят. Сохранить того, кто трубил в Рог, будь то мужчина или женщина, не менее важно, чем сохранить самого Возрожденного Дракона. Ты будешь ходить, а, Игрушка?

Мэт сделал ход, но в голове стоял полнейший бедлам: цвета крутились и перемешивались, но никак не складывались в отчетливый образ. Если честно, в таком состоянии ему вряд ли удастся выжать даже ничью из заведомо выигрышной позиции.

– Что-то к концу ты стал плохо играть, – пробормотала Туон, задумчиво сдвинув брови, и склонилась над доской, на которой черными и белыми камнями были захвачены примерно равные области.

Мэту было невыносимо сознавать, что сейчас она как раз пытается сопоставить тему их беседы и момент, когда он начал играть плохо. Разговаривать с ней, – все равно что идти по тоненькой, слегка подгнившей доске, перекинутой через ущелье. Один неверный шаг, и Мэт Коутон окажется не живее прошлогодней баранины. Но он просто обязан пройти по этой доске. Проклятье, у него нет выбора. Хм, и он получает от этого удовольствие. В каком-то смысле. Чем дольше он находится подле Туон, тем больше возможностей в подробностях запомнить это личико в форме сердечка, чтобы потом, прикрыв глаза, без труда воскресить его в памяти. Но шанс ошибиться подстерегает на каждом шагу. Это яснее ясного.

Однажды, преподнеся Туон букетик цветов из шелка, Мэт несколько дней подряд приходил без подарков. В какой-то момент ему даже стало казаться, что он замечает признаки разочарования на ее лице, когда является с пустыми руками. И вот, четыре дня спустя после отбытия из Джурадора, когда солнце еще только начинало освещать лучами безоблачное небо, Мэт пригласил Туон и Селусию покинуть фиолетовый фургон. Ну, по правде говоря, ему нужна была только Туон, но Селусия, видимо, считала себя ее тенью и пресекала все попытки их разлучить. Как-то раз он уже пробовал пошутить на это счет, но обе даже не удосужились прервать беседу, будто бы он ничего и не говорил. Но его утешало то, что Туон посмеялась бы над этой шуткой, хотя порой создавалось впечатление, что у нее нет чувства юмора вообще. Селусия, завернувшаяся в зеленый шерстяной плащ с капюшоном, – красный платок, однако, был оставлен на виду, – окинула Мэта подозрительным взглядом. Что ж, она постоянно так делала. Туон не так трепетно относилась к своему платку, тем более что под капюшоном голубого плаща длина темных волос не так заметна.

– Закрой глаза, Сокровище, – попросил Мэт, – у меня для тебя сюрприз.

– Обожаю сюрпризы, – ответила Туон и закрыла ладошками свои огромные глаза. На какое-то мгновение она даже заулыбалась в предвкушении, но только лишь на мгновение. – Некоторые сюрпризы, Игрушка.

Это прозвучало как предупреждение. Селусия стояла подле нее с непринужденным видом, но что-то подсказывало Мэту, что эта полногрудая женщина напряжена, словно кошка, готовая к прыжку. Видимо, как раз она сюрпризов не любит.

– Подождите здесь, – сказал он и исчез за углом фургона. Через несколько секунд он появился снова, ведя в поводу оседланных «лезвие» и Типуна. Кобыла ступала легко, приплясывая в ожидании прогулки. – Теперь можешь смотреть. Я подумал, ты не будешь против прокатиться верхом. – У них в распоряжении куча времени. Лагерь как будто вымер. Только кое-где можно было заметить дымок, поднимающийся из металлических труб.

– Она твоя, – добавил Мэт и чуть не охнул, когда закончил произносить последнюю фразу.

На этот раз никаких сомнений быть не могло. Только он сказал, что лошадь теперь принадлежит Туон, игральные кости в голове притихли. Не то чтобы они остановились, нет. Такое ощущение, что там перекатывается не один комплект кубиков. Один из них действительно остановился после разговора с Алудрой, а другой – сейчас, когда Мэт сообщил Туон, что «лезвие» – ее. Это само по себе странно. Что такого судьбоносного в том, что он подарил лошадь? Но Свет, было непросто разобраться, когда один только комплект костей предупредительно постукивал в черепной коробке. А сколько еще сейчас грохочут у него в голове? Сколько еще судьбоносных моментов вот-вот обрушится на него?

Туон тут же подскочила к «лезвию». Она непрерывно улыбалась, пока осматривала кобылу не менее тщательно, чем сам Мэт.