Париж с изнанки. Как приручить своенравный город - Кларк Стефан - Страница 57

В рекламе был указан sixième ascenseur, что означало шестой этаж на лифте, но мне что-то не понравился вид крохотной кабинки, зависшей над лестницей, и я предпочел отправиться пешком. (Когда-то я прочитал во французской газете, как часто ломаются лифты и как трудно вызвать мастера в уик-энд. Простоять два дня в спичечной коробке? Non merci.)

Шесть этажей – это ерунда, если только вы не собираетесь разговаривать в течение десяти минут после подъема. У меня время в запасе было, и я с комфортом отдышался на вполне уютной лестничной площадке с низким потолком. Пол был выложен плиткой, чем-то напоминающей крупные ириски, и вообще возникало ощущение, будто находишься в студии художника под самой крышей.

Хозяин сказал, что мне нужен sixième droite (шестой этаж и направо), и хотя справа я увидел три двери, нетрудно было догадаться, за какой из них находится квартира на продажу. Дверь была приоткрыта, и я расслышал громкий голос, диктующий по телефону адрес.

Я постучал, попутно отметив, что замок хлипкий и надо бы его заменить, и, не получив ответа, толкнул дверь.

Передо мной открылась типично парижская картина – в распахнутом окне маячила высунувшаяся на улицу фигура с сигаретой в одной руке и телефонной трубкой – в другой. Хозяин квартиры, мужчина лет за пятьдесят, с длинными седыми волосами и в кожаной куртке, жестом пригласил меня зайти, продолжая договариваться о следующем визите покупателя. Вытянув руку с сигаретой еще дальше вперед, словно желая дать затянуться голубям, он сделал мне знак начинать осмотр.

В объявлении квартира значилась как 18-метровая, так что смотреть особо было нечего. Комната с грязновато-белыми крашеными стенами, дешевым столом из ламината, складным стулом у стены (квартира продавалась с меблировкой – vendu meublé), напротив диван с шоколадно-коричневой накидкой. Комод из дерева под сосну с отметинами от кружек, наподобие олимпийских колец, и черными кратерами от затушенных сигарет.

Пока я любовался мебелью, хозяин, не отрываясь от трубки, великодушным жестом дал мне понять, что можно забирать все, что нравится, даже не покупая квартиру.

Не уверенный в том, что когда-нибудь дождусь персонального интервью, я прошел в соседнюю комнату. Половину ее занимала пара кухонных модулей, на одном из которых стояла видавшая виды электрическая плитка, а второй был мойкой из нержавейки. Рядом находилась душевая кабинка со шторкой, которая выглядела довольно новой, а за бежевой дверью-гармошкой скрывалось что-то вроде туалета. Я не сразу угадал в этом сооружении туалет, поскольку увидел приземистую чашу, которая, вероятно, предпочла бы быть раковиной, а к ней крепился бачок. Все это громоздилось на белом постаменте. Я даже подумал, не секс-игрушка ли это – скажем, стульчак-вибратор. Но штуковина казалась смутно знакомой, кажется, я видел нечто похожее в старом французском фильме.

– Bonjour!

Сзади подошел хозяин и извинился, что так долго висел на телефоне. Он спросил мое имя, вычеркнул его из списка и начал рассказывать мне, очень по-дружески, все, что я уже знал из рекламы.

Я перебил его:

– C’est un toilette, ça?

– С’est un sani-broyeur, – ответил он, и до меня дошло.

Когда я только приехал в Париж, мне довелось пару недель пользоваться таким устройством. Или, вернее, неделю пользоваться, а вторую неделю ждать прихода сантехника, который бы его починил. Sani-broyeur – это дьявольски хитроумное изобретение, позволившее французским домовладельцам избавиться от общего туалета на лестничной площадке, установив его в собственной квартире, пусть даже (и это ключевой момент) и в отсутствие подвода канализационной трубы. Устройства подсоединяли к обычному водопроводу, отсюда и broyeur (дробилка) как часть названия.

Инстинктивно я потянулся к бачку и нажал слив – это нелишне сделать при осмотре квартиры. Неисправный туалет всегда подскажет, что в доме масса других недоделок.

Sani-broyeur откачал содержимое чаши и начал его перемалывать.

– Сегодня можно купить и практически бесшумные, – сказал хозяин, взмахнув телефонной трубкой в опасной близости от чаши.

Честно говоря, мне не очень хотелось это знать.

– Почему вы продаете? – спросил я.

Еще один важный вопрос. Если хозяин начнет юлить, не исключено, что впереди вас ждут какие-то неприятности. Скажем, скандальный развод или спор из-за наследства между враждующими родственниками могут осложнить вашу сделку.

– Мы переезжаем в campagne[281], — сказал он. – Я все распродаю.

Мужчина выглядел слишком молодым для пенсионера, но я вспомнил, что мы во Франции, так что его поколение вполне может себе это позволить. Если он начал работать сразу после школы, он уже мог заработать полную пенсию. Продажа собственности в Париже и переезд в résidence secondaire обеспечивали ему спокойную старость.

И тут я кое-что вспомнил. Я вернулся и снова оглядел комнату. Квартира казалась просторнее восемнадцати метров, и теперь до меня дошло.

– А где кровать? – спросил я.

– C’est un clic-clac, – ответил он, имея в виду раскладушку.

Конечно. И гардероба нет, нет даже вешалки для одежды.

Чтобы в комнате можно было жить, она должна быть обставлена мебелью, чего нельзя было сказать про это помещение.

У хозяина снова зазвонил телефон, он наспех извинился, снял трубку и начал убеждать кого-то, что квартира еще не продана и ее можно посмотреть прямо сейчас.

Я жестом дал понять, что должен идти. Хозяин улыбнулся и кивнул на прощание – ему было ясно, что я не заинтересовался покупкой, но он знал, что кому-нибудь она приглянется.

– Non, non, un sani-broyeur, – донесся до меня его голос, – как и во всех студиях на этом этаже. Проблем никогда не было.

Но я уже был на середине лестницы.

Квартира «под крышей»

Мой следующий визит не шел ни в какое сравнение с описанным выше, главным образом потому, что квартира была уж очень соблазнительной и, будь у меня деньги (и, разумеется, острая необходимость в pied-à-terre), я бы ее точно купил.

Находилась она в Девятнадцатом округе, в Бельвиле. Не центр города, конечно, но район, который с каждым днем становится все более стильным, при этом сохраняя свой традиционный колорит. В рекламном объявлении речь шла о grand studio[282] с видом во внутренний двор, «под крышей» (по идее, все квартиры должны иметь крышу, но зачастую этим коварным термином обозначают жилье среди чердачных балок), с мезонином, что позволяет поделить студию на две комнаты.

Я поинтересовался, когда хозяин проводит показы, и мне было сказано: «По субботам, начиная с девяти».

Ровно в девять утра я уже был на месте, но оказался не первым. Во дворе – скорее, это была внутренняя аллея, а не двор – мужчина средних лет фотографировал дом на айфон. Я зашел в здание, одобрительно отметив записку на двери с извинениями перед соседями за то, что дверь открыта. Похоже, в доме благополучная атмосфера.

Лестница была деревянная, хотя и без коврового покрытия, но не выглядела неухоженной. Граффити на стенах не было (в приличных домах Парижа эти художества недопустимы). Совсем как в моих любимых ресторанах – без особого шика, но он и не требуется.

Толкнув дверь в квартиру (с крепким замком), я увидел женщину лет шестидесяти, которую интервьюировал невысокий мужчина лет тридцати с небольшим. Он что-то аккуратно записывал в свой «Партикюльер».

– Et les charges, c’est par mois ou par trimestre? – спрашивал он. (Расходы на содержание здания платить ежемесячно или раз в квартал?)

– Par trimester, – ответила она, и молодой человек постарался скрыть облегчение.

Я поздоровался, вытер ноги о коврик и прошел вперед, а дама взмахнула руками, словно приглашая меня пройти дальше. У нее было слегка озадаченное, но счастливое выражение лица, как у художника, чьи работы вдруг стали модными и теперь все валом валят в его студию. На столике я заметил бланк compromise de vente — предварительного договора на куплю продажу. Она явно была настроена подписать документ уже сегодня утром.