Новая весна - Джордан Роберт - Страница 81

– Попозже лорд Мандрагоран расскажет тебе обо всем, что твоя душа пожелает, – сказал Брис сыну. – Но ему здесь еще кое с кем нужно встретиться. Так что ступай к госпоже Тувал и садись за книги.

Когда в сопровождении Бриса Лан пересекал зал, выложенный красно-белыми плитками, ему показалось, будто все присутствующие в ожидании чего-то затаили дыхание.

Эдейн была такой же, какой ее помнил Лан. Пусть старше на десять лет, с поседевшими прядями на висках и новыми морщинками у глаз, но эти большие темные глаза захватили его. Ее ки’сайн по-прежнему был белого вдовьего цвета, и ее волосы черными волнами ниспадали ниже талии. Эдейн облачилась в красное шелковое платье в доманийском стиле, облегающее и почти прозрачное. Она была прекрасна – и даже не пыталась этого скрывать. Лан невозмутимо поклонился ей.

Какое-то мгновение Эдейн просто смотрела на Лана, холодно и оценивающе.

– Было бы... проще, если бы ты пришел ко мне, – тихо произнесла она. Ее будто не волновало, что эти слова слышал Брис. А потом Эдейн грациозно опустилась на колени перед потрясенным Ланом и взяла его ладони в свои. – Именем Света, – громким чистым голосом заговорила она, – я, Эдейн ти Гемаллен Аррел, клянусь в верности ал’Лану Мандрагорану, Повелителю Семи Башен, Лорду Озерному, истинному Клинку Малкир. Да рассечет он Тень!

Даже Брис выглядел ошеломленным. В оглушительной тишине Эдейн поцеловала пальцы Лана, затем со всех сторон раздались приветственные кличи. Кричали «Золотой Журавль!» и даже «Кандор вместе с Малкир!»

От криков Лан очнулся, высвободил руки и поднял Эдейн на ноги.

– Миледи... – начал он тихим, срывающимся голосом. – Нет короля Малкир. Великие Лорды не бросали свои жезлы.

Она приложила ладонь к его губам. Такую теплую ладонь.

– Из пятерых оставшихся в живых трое находятся в этом зале, – сказала Эдейн. – Спросить у них, какой выбор они сделают? Пусть свершится то, что должно.

И затем она отступила, растворилась среди тех, кто радостно кинулся к Лану с поздравлениями, – тех, кто, позволь им Лан, готов был немедленно принести ему клятву верности.

Лана выручил Брис. Взяв его за локоть, принц увлек Лана на длинную, обрамленную каменными перилами галерею. Внизу, сотнях в двух футов, виднелись городские крыши. На эту галерею над обрывом Брис удалялся, когда хотел уединиться или побеседовать с кем-то с глазу на глаз; всем это было известно, и поэтому никто не осмелился идти следом. На галерею вела одна-единственная дверь, окна сюда не выходили и из дворца не доносилось ни звука. Брис с Ланом принялись неспешно прохаживаться по галерее, заложив руки за спину.

– Знай я, что она затеяла, – промолвил Брис, – я бы никогда не принял ее в качестве гостьи. Если тебе угодно, я дам ей понять, что ее пребывание тут нежелательно, и откажу в гостеприимстве. Эй, не смотри так на меня. Я достаточно осведомлен в обычаях Малкири, чтобы не нанести оскорбления. Она весьма ловко загнала тебя в угол, заколотила в ящик, куда ты, насколько я понимаю, сам ни за что бы не залез.

Брис понимал намного меньше, чем предполагал. Однако, сколь бы учтивы ни были слова, отказ в гостеприимстве все равно стал бы смертельным оскорблением.

– «Время точит даже горы», – процитировал поговорку Лан. Он был не уверен, удастся ли теперь избежать того, чтобы возглавить войско для похода в Запустение. Не был уверен, хочет ли он этого избежать. Все эти мужчины и женщины помнят о Малкир. Малкир достойна о себе памяти. Но какой ценой?

– Что ты будешь делать? – без околичностей спросил Брис. Вопрос был прост и задан впрямую, но ответить на него было очень непросто.

– Не знаю, – ответил Лан. Она выиграла поединок, но легкость одержанной ею победы оглушила его. Грозный противник – женщина, которая носит в прическе частицу твоей души.

Потом Брис с Ланом негромко поговорили об охоте, о разбойниках, о том, скоро ли сменится затишьем прошлогодняя вспышка активности Запустения. Брис высказал сожаление, что вынужден был отвести свою армию и потому не участвовал до конца в войне с Айил, но другого выхода не было. Они обсудили также расплодившиеся слухи о неком мужчине, способном направлять Силу, причем о том, где именно он появился, рассказывали разное. Брис считал, что все это – досужие басни, еще один болотный огонек, и Лан с ним согласился. Еще молва твердила, что ныне повсюду встречаются Айз Седай, а что тому причиной, никто не знает. В своем письме Брису Этениелле сообщила, что в одной деревне, которую она миновала на своем пути, две сестры поймали женщину, выдававшую себя за Айз Седай. Она могла направлять Силу, но это ничего ей не дало. Две настоящие Айз Седай плетками прогнали самозванку через всю деревню, заставив признаться в своем преступлении всем жившим там мужчинам и женщинам. Потом одна из сестер увезла обманщицу в Тар Валон, где ее и ждет настоящее наказание – что бы последнее ни значило. Если Элис соврала, назвавшись Айз Седай, то ей придется несладко. Поймав себя на этой мысли, Лан слегка удивился – ему-то какое до нее дело?

Лан еще тешил себя надеждой, что до конца дня ему удастся избегать встречи с леди Эдейн. Но когда гостя проводили в его апартаменты – на сей раз провожатым был один из дворцовых слуг, – она уже была там. Эдейн поджидала Лана в гостиной и сидела на позолоченном стуле, устало откинувшись на спинку. Ни горничных, ни Булена Лан не заметил. Похоже, Ания и в самом деле заодно с Эдейн.

– Боюсь, сладкий мой, красавцем тебя уже не назовешь, – сказала Эдейн вошедшему Лану. – Думаю, с годами ты станешь даже уродливей. Но больше, чем твое лицо, мне всегда нравились твои глаза. – Улыбка ее стала томной и призывной. – И твои руки.

Лан стоял у порога, так и не отпустив дверную ручку.

– Миледи, и двух часов не прошло, как вы клялись...

Она перебила его.

– И я послушна моему королю. Но, как говорит пословица, наедине со своей карнейрой и король – не король. – Она дразняще засмеялась. Явно наслаждаясь своей властью над ним. – Я принесла твой даори. Подай его мне.

Невольно Лан посмотрел, куда она указала, – на столике возле двери стояла плоская лакированная шкатулка. Крышку он приподнял так, будто весила она с добрый булыжник. Внутри, свернутый кольцами, лежал плетеный волосяной шнурок. Лан до мельчайших подробностей помнил утро после их первой ночи, когда она привела его на женскую половину Королевского дворца в Фал Моране и на глазах придворных дам и служанок обрезала его волосы по плечи. Она даже объяснила всем, что сие означает. Все женщины были заинтригованы и принялись шутить, когда он сел у ног Эдейн и начал плести для нее даори. Эдейн блюла древние обычаи, но на свой манер. Волосы на ощупь были мягкими и гладкими; должно быть, она каждый день смазывала их бальзамом.

Медленно подойдя к Эдейн, Лан опустился перед ней на колени и, держа даори двумя руками, протянул ей.

– В знак того, чем я обязан тебе, Эдейн, всегда и навеки. – Если в его голосе и не слышалось трепета того первого утра, вряд ли она удивилась.

Эдейн не приняла шнур. Вместо этого принялась рассматривать Лана – так львица разглядывает молодого оленя-несмышленыша.

– Я знала, что даже за столь долгое отсутствие ты не забудешь наших обычаев, – наконец промолвила Эдейн. – Идем.

Поднявшись, она схватила его за запястье и увлекла за собой к балконным дверям. Балкон отстоял от земли локтей на двадцать и выходил в сад. Двое слуг поливали садовые растения и отдельные кусты водой из ведер; по дорожке из сланцевых плит ступала молодая женщина в голубом платье, таком же ярком, что и ранние цветы, распустившиеся возле деревьев.

– Это моя дочь, Изелле. – На миг голосу Эдейн придали теплоту материнская гордость и любовь. – Помнишь ее? Теперь ей семнадцать. И она еще не нашла себе карнейру. – Молодых мужчин выбирали их будущие карнейры, и таким же правом обладали и молодые женщины. – Но, по-моему, ей все равно пора замуж.

Лан смутно припомнил ребенка-непоседу, за которым слугам было не угнаться, отраду материнского сердца, но мысли его в те времена были заняты лишь одной Эдейн. О Свет, она и сейчас всецело завладела его мыслями, а дурманящий аромат ее духов текуче вползал в ноздри. И волнующий запах ее самой.