153 самоубийцы - Лагин Лазарь Иосифович - Страница 41

Но потом, когда наши стали бить из пушки и немецкий лейтенант упал с осколком в черепе, остальные двое перепугались. Рыжий, похожий на отощавшую свинью, что-то крикнул адвокату, и тот потащил Олю к окну, чтоб наши увидели ее и прекратили огонь. Но Оля нарочно упала на пол рядом с мертвым лейтенантом, схватила его пистолет и успела два раза выстрелить и размозжить адвокату голову, прежде чем рыжий ее прикончил.

А потом я стал кричать, и набежали люди, и меня снова увели к Снегиревым, и поили какой-то гадостью, и уложили спать. Когда меня укладывали, я уже не кричал, потому что мне пришла в голову замечательная идея.

Вы понимаете, пройдет время, и наш город снова отстроится и станет еще красивей, и богаче, и счастливей, чем до войны. И тогда люди могут все забыть. А этого ни за что нельзя допустить. Ни за что! И вот я хочу предложить, чтобы наш дом не отстраивали. Пусть его оставят таким, каков он есть – разбитым, без стен, без крыши! И пусть на нем будет только одна надпись такими крупными буквами, чтобы отовсюду было видно. Всего три слова: «ПОМНИ О НЕМЦАХ!» И все. И пусть в этот дом по воскресеньям и праздникам ходят экскурсанты, а я буду всегда здесь. Я буду водить их по дому и все подробно рассказывать. А по вечерам показывать желающим через замочную скважину Ниночкину детскую. И в каждую полночь они смогут увидеть, какой конец настиг немцев в Ниночкиной детской, и в нашем городе, и в других городах, где они побывали, всюду, куда только ступала их сатанинская нога. Это очень важно, чтобы хоть один дом не отстроили в каждом нашем городе, в каждом селе, и пусть это будут дома – памятники, дома – вечное напоминание, чтобы никто не мог, не смел забывать о немцах…

Цикота перевел дыхание, глянул на свои ручные часы и совсем другим тоном промолвил:

– Три часа… В это время Ниночка возвращалась из детского сада…

И не успел он закончить фразу, как на лестнице послышались чьи-то легкие шаги и два голоса – детский и женский.

Я чужд какому бы то ни было суеверию, но на этот раз я почувствовал, как у меня по телу побежали мурашки. Что касается Цикоты, то он так и застыл в радостном и нетерпеливом ожидании.

– Тише! – шепнул он мне, задыхаясь. – Ради бога, тише! Шаги замолкли перед дверью. Глухо донесся голос: женщина что-то объясняла ребенку. Раздался звонок. Цикота бросился открывать дверь, и вошла девочка лет пяти, разрумянившаяся на морозе, синеглазая, быстрая в движеньях. В руках она держала шапку с наушниками.

– Дядя Толя, – обратилась она к Цикоте с уморительной и трогательной заботливостью, – вы забыли у нас шапку. Нате!

– Спасибо, Валечка, – тихо промолвил Цикота и надел шапку.

– А теперь, – сказала девочка, – пойдемте к нам. Пора обедать.

Она взяла его за руку и повела, притихшего и послушного, через улицу к домику с заколоченными окнами. Она шла уверенная, гордая порученьем, возложенным на нее мамой, и полная очаровательной, я бы даже осмелился сказать – материнской, нежностью к этому большому, но больному дяде. Быстрая, краснощекая, рожденная для счастья маленькая хозяйка возвращенного к жизни города. Высокое, праздничное солнце стояло над ее головой.

Они шагали, а за ними окаменевшим криком о мести застыл полуразрушенный, разбитый снарядами трехэтажный угловой дом. Пусть и впрямь он остается таким, чтобы никто никогда не мог и не смел забывать о немцах.

Фельетоны из журнала «Крокодил»

Из опыта стихийных бедствии

Угроза надвигалась с фронта озеленения города Новороссийска. И тов. Хачатурьян не мог дремать. Ни как гражданин упомянутого города, ни как секретарь парткома горжилсоюза.

Мы лишены возможности, по причине отсутствия соответствующей информации, описать его безусловно примечательную наружность. Одно ясно: он весь как божия гроза. И как таковая, обладает всеми присущими ей качествами: а) быстротой, б) решительностью, в) неожиданностью действий, г) непреклонностью и д) беспощадностью.

Смешно требовать от грозы воспитательной работы среди поражаемого ею населения. Гроза настигает зазевавшегося поселянина или горожанина и убивает его молнией на месте.

Исключительно в целях подтверждения этих грозовых свойств характера бравого товарища Хачатурьяна приводим полностью леденящий душу документ, полученный членами вверенной ему первичной парторганизации в первых числах февраля с. г.

«Профорганизации системы жилсоюза.

Тов. МУРКИС

Партийный комитет горжилсоюза предлагает:

Ежедневно созывать заседания групкома для заслушивания в отдельности каждого председателя жакта по проведению боевой кампании по озеленению города.

О преджактах, которые не являются или не выполняют и не проводят в жизнь кампанию по озеленению города, ставить вопрос об исключении их из членов союза, считая действие как саботаж и срыв кампании.

Групком должен заседать ежедневно с 6 до 12 часов ночи без перерыва, начиная со 2/II с. г. до конца работы по озеленению города.

В случае срыва заседания групкома и непредставления сводок в партком горжилсоюза сейчас же ставится вопрос об исключении вас из рядов ВКП(б)».

На подлинном собственной секретаря парткома рукой подписано

ХАЧАТУРЬЯН.

Тов. Хачатурьян сделал все, что мог. На полутора десятках строк своего произведения он сумел мастерски уложить основные образцовые проявления всех наиболее примелькавшихся непартийных методов партработы, как-то: 1) подмену парткомом хозяйственного руководства; 2) возложение на профорганизацию несвойственных ей задач; 3) рекомендацию неслыханного администрирования как в отношении председателей жактов, так и регламента работы групкома: 4) угрозу исключить из партии в случае неакуратного созыва групкома и непредставления парткому хозяйственных сводок.

Партийная организация г. Новороссийска не раз показала высокие образцы примеров борьбы со стихийными бедствиями: с нордостами, со штормами, с наводнениями и т. д. Надо полагать, что и такое безусловно стихийное бедствие, как тов. Хачатурьян, она сможет вовремя локализовать и обезвредить. Тем более…

Тем более, что нордост с работы снять нельзя, а Хачатурьяна – можно.

Попугай

Сонную тишину обширной базарной площади прорезал заливчатый милицейский свисток. Затем из-за ларьков, где колхозники торговали редиской и вялым щавелем, вынырнул и помчался сломя голову молодой гражданин, лет тринадцати, с клеткой, которую он обнимал обеими руками. Парнишка бежал так быстро, что трудно было различить, что за существо невероятно яркой окраски верещало внутри клетки. За мальчишкой, с трудом переводя дыхание, бежали милиционер, продавец из мануфактурного магазина и масса добровольцев из публики. Милиционер беспрерывно свистел. Наперерез мальчишке из магазинов выбегали озабоченные люди и пытались ударить на него с флангов. При этом все деловито кричали: «Держи вора!»

Был жаркий летний день. Солнце жгло вовсю. Бессильное против вековых луж базарной площади, оно отыгрывалось на многотысячном населении города.

Жара расслабляла волю и энергию преследователей, лужи заставляли их делать сложные петли и крюки, в то время как преследуемый, которому все уже было нипочем, шпарил напрямик.

И все-таки его нагнали бы, если бы на одном особенно значительной ухабе милиционер не поскользнулся и, не шлепнулся оземь. Его бросились поднимать. И этой ничтожной доли минуты оказалось достаточно для того, чтобы юный злоумышленник, бросив мешавшую ему клетку, вспрыгнул на высокий забор и немедленно скрылся в неизвестном направлении.

– Это птица попугай, – сказал продавец из мануфактурного магазина. – Они водятся в жарких местах, например в Индии.

– А ну, давайте клетку, – сурово прервал его милиционер и направился в милицию.

В отделении было прохладно и скучно. Какой-то пьяный гражданин в ожидании протокола порывался шлепнуть кепкой по горшку с геранью, поставленному на окне в рассуждении уюта. Дворник, приведший пьянчужку, придерживал его за руки и зловеще шептал: