Гром над городом (СИ) - Голотвина Ольга - Страница 20

Командир стражи мрачнел с каждым словом ювелира, а потом поинтересовался, сколько эта штуковина стоит. Перед словом «штуковина» Джанхашар сделал маленькую паузу. Видимо, на язык просилось другое слово.

Ювелир отказался назвать точную цифру: мол, сначала ему надо порыться в каталогах, поискать мастера, работающего в сходной манере либо работавшего в старые времена. Разве что примерную, очень примерную стоимость...

Примерная стоимость ошеломила Алки и Даххи, которые еще не ушли из комнаты. Алки негромко сообщил: если бы он знал раньше, что этот горшок такой дорогой, то не попер бы его через весь город. Вообще не прикоснулся бы. Там, в сарае, и бросил бы ко всем демонам.

Ювелир забрал расписку, по которой позже получит из городской казны плату за консультацию страже, и ушел.

А Ларш прикинул: Алки-то прав! Случись что с вазой – ведь не расплатишься без дядиной помощи! А потому он учтиво попросил Джанхашара забрать эту ценность, ведь только уважаемый командир стражи может обеспечить ей достойную сохранность.

Уважаемый командир твердо заявил, что с послезавтрашнего дня будет в отъезде, дела призывают его в иные места. Запереть вазу в его кабинете нельзя: а вдруг отыщется владелец и надо будет опознать вещь? А потому ваза останется здесь, в кабинете десятника, и пусть высокородный господин Ларш не забывает, уходя, запирать за собой дверь.

Все попытки Ларша отбиться от ответственности оказались тщетными, и десятник смирился. Вазу поставили в угол кабинета, подальше от стола, и Ларш рычал на входящих, чтоб не разгрохали ценную вещь!

Когда в кабинете появился Сверчок, там уже были Авита и Даххи. Десятник как раз разворачивал на столе перед Даххи тот загадочный клочок бумаги, что вчера вынули из кулака убитого. Авита с равнодушным видом сидела на подоконнике и что-то рисовала палочкой на восковой дощечке.

Сверчок осторожно обогнул вазу и хотел пристроиться в углу, но десятник приветливо ему кивнул:

– Давай сюда, ты тоже «лис»... Даххи, смотри, я тут разобрал только «зверь» и «друг»...

– Еще вот здесь – «к голой коже», – кивнул Даххи. – И вот здесь: «человек». А перед словом «друг» что-то непонятное... обрывок какого-то слова... да я же не книжник!

– Меня пустите! – вдруг загорелась Авита. – Меня наррабанец воспитывал, я умею... ой!

– Что там у тебя? – обернулся к ней Ларш.

– Да рукав порвала, тут железяка острая торчит. Покажи бумагу... Ага! Действительно, «сул» – «человек». И строкой ниже «вурр» – «зверь». А тут не просто «друга». Перед этим еще обрывок слова «таккех», что означает – без чего-то нельзя. То есть «нельзя без друга».

– А верно, – подтвердил Даххи, с уважением глядя на художницу. – Кому-то нельзя без друга. Или без надежного человека. Так и так можно перевести. А на обороте почти все понятно. Почерк неразборчивый, зато писано в другом направлении, поперек тех строк, что на обороте. И потому почти уцелели две длинные фразы. Одна – «нельзя отнять или украсть». Другая – «можно купить, унаследовать, получить в дар»...

– Ладно, – решил десятник. – Это мы обдумаем, а сейчас работать надо. Гвоздодера ловить... Да! – хлопнул он себя по лбу. – Я же, болван, ювелиру не показал тот браслет! Который с сапфирами! Который вместе с вазой нашелся!

– А чего его показывать? – не понял Даххи. – Его же видел хозяин «Пьяной белки». Сказал, что подделка.

– Во-первых, трактирщик – не ювелир, хоть и учился чему-то в юности. Для меня его слова – не доказательство. Во-вторых, там мог быть другой браслет, да и другая баба могла его принести. Кстати, ступай-ка в «Пьяную белку», приведи трактирщика, пусть опознает вдовушку.

– Не опознает, – угрюмо возразил Даххи. – Одно дело – тайком почирикать со стражей, а совсем другое – прилюдно опознать того, кто вещь принес. В «Пьяную белку» никто ходить не будет. Еще и трактир спалят.

– Да? – сдвинул брови Ларш. – Это я не подумал... Ладно. Авита, ты уже зарисовала вдовушку?

– Да, сразу, как только ее привели.

– Даххи, сходи в трактир, покажешь рисунок хозяину. А для тебя, Авита, другое дело есть. Пойдешь к этому ювелиру, браслет на проверку отнесешь.

– У меня рукав порван, куда я пойду? – возмутилась Авита.

– Покажи... Крепко порвала! Что там за железка торчит, на окне?

– Это от внутренней решетки осталось, – отозвался Даххи. – Кусок петли. Решетка была двойная, но изнутри проржавела. Кто-то из наших, из стражи, решетку выломал и спер. Кузнецу продал, наверное. Давно это было. А внешняя решетка крепкая, хорошая.

– Да чтоб меня скормили акулам! – восхищенно воскликнул Ларш. – В Доме Стражи стражник спер решетку! И вынес со второго этажа! И никто его не остановил! Да что у нас за стража-то, любимые дети Хозяйки Зла! С такими стражниками и преступников никаких не нужно!

– Это же Аршмир! – поясняюще откликнулся Даххи.

Ларш глубоко вздохнул. Да, он слышал поговорку: «Кто ни разу в жизни не украл, тот не аршмирец».

– Ладно, – примирительно бросил он и обернулся к Авите. – Вот браслет. Бегом к ювелиру.

– Да почему я-то? Я художница. Вот Сверчка пошли!

Сверчок приосанился, явно готовый хоть сейчас бежать, куда пошлют. Но Ларш сурово возразил:

– Ювелир на нас обижен. Сверчка он попросту выгонит. А кого не выгонит? Или Сына Клана, или красивую женщину. То есть или меня, или тебя. А если я сам буду бегать по городу, то какой мне интерес командиром быть?

Слова «красивую женщину» несколько умиротворили Авиту (как и рассчитывал десятник). Она хмуро кивнула:

– Ладно, заверну рукав повыше...

Уже обернулась к двери, но тут Ларш добавил небрежно:

– А на обратном пути забеги на Нешумную улицу. Дом с красными воротами, на них нарисованы морские коньки. Флигель во дворе снимает певичка Нуро́са Черная Лиса из Семейства Тагини. Это там была кража, во флигеле. Покажешь ей браслет, пусть опознает. Если это подделка, то до опознания не говори ей об этом, а то вдруг откажется! Скажет: мой был с настоящими сапфирами, а этот вижу в первый раз. У нее в списке краденого значится как раз сапфировый браслет.

– Может, заодно еще куда сходить прикажешь? – ехидно поинтересовалась Авита. – Куда-нибудь подальше – за Бурый спуск, а? Или вообще до Змеиной балки пробежаться?

– Не в этот раз, – хладнокровно отпарировал Ларш. – Понимаю, тебе всё бы гулять, но в Доме Стражи тебя ждет работа, так что с Нешумной улицы – быстро сюда!

Авита оскорбленно вскинула голову, прошипела сквозь зубы что-то по-наррабански и гордо вышла за порог.

Сверчок хихикнул. Парнишка плохо знал наррабанский, но выражения, которые употребила Авита, ему доводилось слышать от матросов.

2 (2)

* * *

Мертвяга имел все основания гордиться собой.

Он, Мертвяга, да еще Айбиш Белоглазый охраняют самого страшного человека в городе!

Ну хорошо, хорошо, одного из самых страшных. И у воров есть свой главарь, и у наемных убийц. И другие серьезные люди есть в Аршмире, с ними в здравом уме ссориться не станешь.

Но только Вьямру Юркую Кошку, королеву скупщиков краденого, аршмирцы называют Хозяйкой Зла. Не дочерью, не любимой служанкой зловредной богини, а самой Серой Старухой. И не потому что собою она – седая старушонка. Нет, Хозяйка Зла может принимать любые обличья – является людям хоть мужчиной, хоть женщиной, хоть зверем... Другие есть причины произносить имя Вьямры шепотом и делать ладонями знак, отвращающий беду.

Мертвяга усмехнулся при мысли, что даже у такой бессердечной особы, как Вьямра, есть свой страх.

Старуха перебирается из дома в дом, не проводя больше двух-трех ночей под одной крышей. Раньше Мертвяга думал: это для того, чтобы враги ее не выследили. И удивлялся: разве не лучше завести дом-крепость с высоким забором и свирепыми громадными псами, привезенными из Ксуранга? Но как-то в кабаке услышал сплетню: мол, обидела Вьямра какого-то чародея. Тот на нее наложил заклятье: мол, если приживется она в доме, проведет под его кровлей больше трех ночей – тут ей и смерть придет...