Джек и Джилл - Олкотт Луиза Мэй - Страница 46

— Сэр, но ведь я нарушил запрет, — счел своим долгом напомнить наш честный герой, хотя лицо у него при этом сияло от радости, как и лицо его мамы, которая присутствовала здесь же.

— Я не приму этот факт во внимание, как не принял бы во внимание твое вторжение в мой дом, если бы ты хотел предупредить меня о том, что он горит, — ответил ему мистер Актон. — Ты нарушил запрет во имя спасения друга, и мне очень жаль, что я не могу рассказать о твоем поступке всем ребятам. Полагаю, твой пример многих заставил бы призадуматься, и мне очень приятно, что у меня есть ученик, который способен не на словах, а на деле возлюбить ближнего своего, как самого себя. [78]

Пожав ему руку и почтительно распрощавшись с миссис Мино, мистер Актон ушел, а Джек помчался в Птичью комнату поделиться своей радостью с Джилл, которая, увидев его, от волнения сначала чуть подалась ему навстречу, а затем незаметно для самой себя вдруг изменила лежачее положение на сидячее. Во второй половине дня Джек с миссис Мино отправились в экипаже на ферму, и по дороге он признался маме, как трудно ему дался этот путь, пройденный пешком, в прошлый раз: он поскользнулся, упал, ушиб больное колено, промочил ноги, в лицо ему дул ледяной ветер, а холм, по которому он из последних сил карабкался вверх, состоял, казалось, из сплошных наслоений грязи и снега, но мысль о спасении Боба гнала его все вперед и вперед, пока он наконец не достиг цели своего путешествия.

Природное обаяние миссис Мино и ее редкостный дар проявлять изящество и деликатность в беседах даже на самые щекотливые темы способны были очаровать людей и куда более суровых, чем строгий пожилой капитан. Он очень внимательно ее выслушал, а затем крайне доброжелательно отозвался об усилиях Джека не дать Бобу сойти с пути праведного.

Сам Боб все это время просидел вместе с Джеком в сарае и решился покинуть свое убежище лишь перед самым отъездом гостей, чтобы вручить им мешочек с жареными каштанами. Тут он и получил свою порцию одобрений от миссис Мино и строгого своего хозяина. Это очень его вдохновило. И, восприняв их слова как аванс на будущее, он обещал себе непременно оправдать их доверие.

— Каштаны я передам Джилл, — начал Джек, когда экипаж уже нес их с мамой обратно в город. — Эх, вот узнать бы, чего ей хочется больше всего, и сделать это для нее, — мечтательно продолжал мальчик. — Должна же она быть хоть чем-то вознаграждена за то, что выпутала меня из этой истории.

— Полагаю, очень скоро у меня появится для Джилл нечто, что сильно ее обрадует, — с загадочным видом откликнулась миссис Мино. — Больше ты от меня сейчас ничего не узнаешь. И пожалуйста, не проговорись ни ей, ни кому-то еще. Пусть это пока останется моей маленькой тайной, хочу сделать для всех вас небольшой сюрприз.

— Будет так здорово, если тебе удастся порадовать Джилл. — Джек понимал: готовится что-то действительно важное. — И конечно же я не выдам тебя, мама, хоть я и устал в последнее время от всяческих секретов. — С этими словами Джек несколько раз с облегчением пожал широкими плечами, будто стремясь лишний раз убедиться, что на них больше не давит тяжелый груз.

Днем в Хармони-Виллидж вернулся Эд, и Джек услышал от него то, чего жаждал даже сильнее, чем табеля с высшим баллом по поведению.

— Вот уж никак не мог подумать, что моя просьба не отталкивать Боба, а поддержать его в случае необходимости обернется для тебя столь сильным самопожертвованием, — произнес удивленно этот чудесный юноша, который по свойственной ему скромности не ведал и не гадал, сколь сильное имеет влияние на друзей и до чего прекрасным живым примером давно уже стала для них его ненавязчивая, но деятельная доброта и готовность прийти на помощь каждому, кто в ней нуждается.

— Какое там самопожертвование! — сияя от похвалы, отмахнулся Джек. — Просто я действительно хотел принести ему пользу не на словах, а на деле. Ведь ты всегда поступаешь именно так.

— Ну, равняться тебе, наверное, следует на кого-нибудь более достойного, чем я. Я-то собой ничего особенного не представляю, — смущенно ответил Эд, тихо наигрывая на рояле какую-то нежную мелодию.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Еще как представляешь! — поглядел Джек с обожанием на своего кумира. — А если мне кто-нибудь скажет другое, то сильно раскается, — угрожающе произнес он. — Ты ведь такой… — Он осекся, подыскивая слова. — Не понимаю, как ты умудряешься всегда быть счастливым и радостным. Ты весь словно сияешь. — И Джек от избытка чувств легонько провел ладонью по его каштановым волосам.

— Ты бы не удивлялся его сиянию, если бы знал, какое количество мыла он изводит на себя каждый день, — с ехидной усмешкой вмешался в разговор Фрэнк, усаживаясь за рояль рядом с Эдом, после чего они стали в четыре руки играть пьесу, которую долго до этого вместе разучивали.

— Мыло здесь ни при чем! — возмутился выпадом брата Джек. — Я тоже слежу за собой. Недаром же ты меня дразнишь за это и называешь денди. Но все равно я не выгляжу как Эд. Это сияние у него изнутри. От широкой души и добрых помыслов.

— Ну, значит, наш Эд таким уродился, — проговорил Фрэнк, и обе его руки, которым явно не помешало бы вышеупомянутое мыло, поскольку, в отличие от Эда и своего младшего брата, он не испытывал особенной страсти к этому средству, в этот момент прочно обосновались в басовой части клавиатуры.

— Можешь смеяться сколько угодно, но мне все равно хочется стать таким же, как он, — выпятил подбородок Джек. — И я буду изо всех сил стараться. По-моему, нет ничего прекраснее, чем когда все тебя любят. Ведь правда, Эд? — Задав вопрос, Джек легонько дернул друга за ухо.

Тот только пожал плечами. При всей любви, которую окружающие неизменно дарили ему, он искренне не понимал, чем, собственно, он отличается от других, и сильно удивился бы, скажи ему кто-нибудь, что свет, появляющийся на лицах людей при встрече с ним, не что иное, как отсвет его собственного сияния.

К вечеру воскресенья миссис Мино придумала, в какой форме преподнести свой сюрприз. Пока о нем было известно лишь миссис Пэк, с лица которой по сей причине будто бы разом стерло печати всех бед. С самого утра женщина легкой походкой летала по дому, стремясь доставить хоть чуточку удовольствия каждому члену этой чудесной семьи, и в тот момент, когда миссис Мино пришла в Птичью комнату к сыновьям и Джилл, она находилась внизу, разбирая одежду для стирки.

Фрэнк углубился в чтение очередной умной книги, где выискивал сведения об одном из святых, которого пастор несколько раз упомянул в сегодняшней проповеди. Джилл лежала на том же диване, где провела уже четыре долгих месяца. От постоянного пребывания в помещении лицо девочки почти лишилось былого румянца, зато обрело трогательную выразительность. Сейчас, когда она наслаждалась видом и запахом белой гвоздики, осторожно сжимая пальцами ее стебель, это было особенно заметно. Джек устроился на ковре рядом с девочкой и пристально изучал сквозь увеличительное стекло цветок белой гвоздики.

— Если внимательно посмотреть на белые лепестки гвоздики, то увидишь, что сверху они блестят прямо как мрамор, — произнесла девушка, — чем ближе к центру, тем все более розовыми они становятся. А в самой глубине, среди маленьких закрученных лепесточков, можно обнаружить крохотную зеленую фею, которая живет там совершенно одна. Это придумала твоя мама, и, по-моему, очень здорово придумала. На самом-то деле там семена. Но теперь я, как только почувствую их сладкий запах, сразу же вспоминаю про фею.

Она повернулась, чтобы поправить подушку, и тут же столкнулась взглядом с миссис Мино.

— Вы что-то хотели спросить у меня?

— Нет, милая, — улыбнулась та. — Просто слушала. Я, знаешь ли, как раз сочинила вроде бы недурную новую сказку про твою одинокую фею в цветке.

— Тогда расскажи нам ее, — отложил в сторону увеличительное стекло Джек. — Сейчас самое подходящее время для разных историй. Тем более, как ты говоришь, она у тебя получилась хорошая.