Джек и Джилл - Олкотт Луиза Мэй - Страница 40

— Ты не знаешь, из-за чего он так завелся? — попыталась в его отсутствие выяснить у Фрэнка Джилл, набирая литеры для нового имени.

— Ну, вероятно, у него есть причина, — рассеянно ответил ей тот, ибо, поддерживая разговор, одновременно пытался читать. — Джек иногда очень странно себя ведет. Но полагаю, с ним ничего серьезного не стряслось. Иначе я был бы уже в курсе. Наверное, просто по доброте душевной пообещал что-то кому-нибудь, а теперь ему стыдно не выполнить обещание. С ним такое не раз случалось. Мой тебе совет: оставь его просто в покое. Скоро все само выяснится.

Чувства Джека действительно часто опережали его разум, и Фрэнк постоянно над ним подтрунивал из-за этого, хотя в глубине души восхищался благородством своего младшего брата и его готовностью предложить помощь всем, кто в ней нуждается. Вот только на сей раз Фрэнк ошибся в своих прогнозах. Джек не раскрыл ему своей тайны, зато упорно, как бобер, продолжал работать над новыми заказами, которых вскоре оказалось хоть отбавляй. Джилл все правильно рассчитала. Стоило девочкам увидеть ее визитные карточки, как каждая тут же пожелала завести себе такие же. Ведь давно известно: если у вашей подруги появилось что-нибудь новое, будь то лента для волос, необычный карандашик или новый сорт жевательной резинки — вам непременно захочется, чтобы у вас появилось нечто в этом же роде. Кончилось тем, что бедняга Джек был вынужден все свое свободное время проводить у печатного станка, отказываясь даже от самых заманчивых предложений друзей. Подобной жажде выплатить долг мог бы позавидовать сам президент Франклин, который, как известно, славился в этом плане большой щепетильностью.

Джилл радовалась возможности отплатить Джеку хоть чем-нибудь за то, что ради нее он так долго после зимних каникул оставался дома, и от души помогала в его трудах.

— Ой, прямо не знаю, как бы я без тебя справился! Спасибо тебе большое, — с благодарность проговорил Джек, когда последний заказ был выполнен, а в ящике для шрифтов скопилась горка из пяти- и десятицентовых монеток и даже нескольких четвертаков.

— Я с удовольствием поработала, Джек. Но мне было бы гораздо приятнее, если бы ты сказал, с какой целью мы так упорно трудились, — ответила Джилл, понадеявшись, что уж теперь-то ее друг не удержится и поделится с ней своей тайной.

— Я бы с радостью, но я не могу. Понимаешь, я обещал молчать.

— Значит, не скажешь?

— Нет, — как скала, стоял на своем наш герой.

— Ну, в таком случае мне придется самой это выяснить, — заявила она. — Я-то ведь никому не давала обещаний.

— Едва ли тебе это удастся.

— Удастся непременно, не сомневайся.

— Ты, конечно, дотошная, но… Это слишком серьезная тайна. Никто не выдаст ее.

— Да ты сам первый и выдашь. Как всегда раньше…

— Раньше, но не теперь. Иначе это будет подлость с моей стороны.

— Погоди — и увидишь: я из тебя что угодно вытяну, стоит мне захотеть, — с горделивой усмешкой проговорила Джилл.

Она не преувеличивала. Джеку и впрямь было трудно скрывать от нее что-либо. Вот и сейчас он взмолился:

— Пожалуйста, не пытайся. Не надо. Если ты меня вынудишь рассказать, то я поступлю очень плохо. Я ведь знаю: ты не хочешь, чтобы меня считали бесчестным.

Видя, как Джек расстроился, Джилл дала обещание, что больше не станет выведывать у него его тайну, хотя мысленно сохранила за собой право при случае разузнать о ней поподробнее от кого-нибудь еще. Только Джек об этом не знал и, совершенно уверенный, что на его секрет больше никто не посягает, отправился в пятницу в школу с позвякивающими в кармане двумя долларами семьюдесятью пятью центами и дорогим его сердцу золотым долларом на часовой цепочке, которым он вынужден был пожертвовать ради полной выплаты долга. Учился в тот день Джек из рук вон плохо, а на уроки второй половины дня и вовсе опоздал; когда же занятия завершились, он облачился в резиновые сапоги и отправился, по его словам, «на прогулку», и это — несмотря на слякоть и лужи, образовавшиеся на дорогах из-за весенней оттепели.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

О нем долго не было ни слуху ни духу. Домой он возвратился только после пятичасового чая — заляпанный грязью, усталый, заметно прихрамывающий на еще не совсем окрепшую ногу. Выглядел Джек предельно измотанным, однако на лице его при этом читалось также спокойствие и умиротворение, словно ему наконец удалось избавиться от тяжелого груза.

Фрэнк сидел за столом, поглощенный чтением книги, и на приход брата почти не отреагировал, зато Джилл сгорала от любопытства, до того ей не терпелось узнать, где Джек пропадал, пока она изнывала в неведении.

— От брата Мэри есть новый заказ на карточки, — начала она исподволь, с огромным трудом удерживаясь от прямого вопроса. — Он хочет, чтобы ты сделал их для его невесты. Вот ее имя, — с этими словами Джилл протянула Джеку листок с заказом от Гарри Гранта, который осенью собирался жениться.

— Придется ему подождать до следующей недели. Я очень устал, а на наш старый добрый станок и вовсе смотреть не могу, — откликнулся Джек, ложась на ковер с таким видом, будто у него болело все тело.

— Похоже, ты не меньше десяти миль отмахал. — Джилл попыталась выяснить если не тайну, то хотя бы маршрут его длительного похода.

— Да нет, не больше пяти. Для меня это ерунда, только нога пока что еще немного подводит. — Он поморщился, потер больное колено, а затем, широко зевнув, переместился поближе к камину, возле которого, подложив руки под голову, вытянулся во весь рост, чтобы погреться у огня.

«Бедняга, он страшно устал, — с сочувствием посмотрела на него Джилл. — Не стану больше донимать его разговорами». И она принялась тихонько петь, как делала обычно, когда Птичью комнату начинали окутывать сумерки. На последнем куплете к нежному ее голосу примешалось похрапывание Джека. Утомленный неделей работы и прогулкой, которая оказалась для него тяжелее, чем он сам мог предположить, мальчик крепко заснул. Джилл снова вернулась к прерванному вязанию, но по-прежнему, изредка бросая задумчивый взгляд на спящего своего друга, не переставала думать о его тайне.

Через какое-то время Джек повернулся со спины на бок и что-то тихо пробормотал, как с ним иногда случалось во сне после напряженного дня. Сначала прозвучало несколько невнятных фраз, а затем мальчик вдруг четко произнес:

— Джилл!

Девочка отложила вязанье и стала прислушиваться к тому, что он говорил во сне. Ей удалось разобрать всего несколько слов, но и их оказалось достаточно, чтобы она с победоносным видом прошептала себе еле слышно:

— Уверена: он говорит о тайне. Сейчас я все узнаю. Ни капельки не сомневалась, что смогу в результате все выяснить.

— Тяжелые сапоги… — бормотал тем временем спящий Джек. — Старина, все в порядке… Джерри ушел… Эти чернила совсем загустели…

Джилл даже дышать перестала, ожидая, что он заведет речь о главном. Но в этот миг вдруг громко хлопнула входная дверь. Разбуженный резким звуком, Джек сел на ковре.

— Кажется, я заснул, — принялся он тереть руками глаза.

— Мог бы поспать и еще немного, — разочарованно проговорила Джилл. Тайна опять от нее ускользнула, и, что обидно, именно тогда, когда она подобралась к ней почти вплотную.

— Ну уж нет, — усмехнулся Джек. — Пол сейчас — слишком жесткое ложе для моих усталых костей. Отправлюсь-ка я лучше в кровать и как следует отдохну. Всю эту неделю я трудился как вол, зато на следующей — от души развлекусь.

И, совершенно не представляя себе, насколько тяжело ему на самом деле придется дальше, он со спокойной душой насладился купанием в теплой ванне, а затем лег в постель, где его почти тут же объял столь глубокий и безмятежный сон, какой одаряет нас лишь в моменты, когда наша совесть чиста.

Мистер Актон поднял колокольчик, чтобы его звоном возвестить конец учебного дня, но рука его вдруг застыла в воздухе.

— Прежде чем вы уйдете, я должен сказать вам еще кое-что, — с очень серьезным видом произнес он.