Джек и Джилл - Олкотт Луиза Мэй - Страница 22

Кухня в жилище мистера Гранта, хоть и сияла благодаря усилиям его жены чистотой, ровно ничем прекрасным не отличалась. Некоторую толику привлекательности этому помещению придавала разве что ярко цветущая герань на подоконнике, но в остальном все здесь выглядело уныло и мрачно до безобразия. Поведение домочадцев, когда те собирались поесть за большим столом, тоже не вдохновляло. Пищу они поглощали жадно и торопливо, закидывая огромные куски еды в рот прямо с ножей, чай пили из блюдец с громким хлюпаньем, разговаривали друг с другом, не прекращая жевать, когда же их что-то смешило, разражались оглушительным хохотом, похожим на конское ржание. Однако грубость манер самым причудливым образом сочеталась с располагающей наружностью всех членов семьи Грант. Мальчики были сильны и красивы. Во взгляде миссис Грант светились наблюдательность и ум, а грубоватое лицо плотно сбитого мистера Гранта отражало свойственные ему энергию, рассудительность и доброту. Что же касается Мэри, то на фоне их пусть и приятных, но грубоватых лиц ее утонченная красота бросалась в глаза особенно ярко; сдержанные манеры девочки представали в самом выгодном свете среди порывистых жестов ее родителей и братьев, а тихий мелодичный голос и плавная речь звучали нежнейшей музыкой, с которой крайне невыгодным образом контрастировал громкий галдеж мужчин и нервная скороговорка матери, привыкшей вечно спешить.

В тот вечер, когда девочки основали Тайное общество, Мэри сидела за ужином в такой задумчивости, что это не укрылось от внимания отца.

— Кажется, у моей дочурки чтой-то такое есть на уме, — залюбовался он ею, как всегда, когда дочь попадалась ему на глаза. — Ну, подойди-ка скорей сюда, поговори с папой, — хлопнул он громко по колену и, заскрипев стулом, повернулся к безобразного вида плите, под которой сушилось несколько пар промокших башмаков, а в огромном чайнике начинало бродить сусло для яблочного сидра.

— Вот помогу убрать со стола, тогда и поговорим, — ответила Мэри. — Ты, мама, сядь отдохни, — обратилась она к миссис Грант. — Мы с Рокси прекрасно со всем сами справимся.

И она зазывно похлопала ладонью по сиденью кресла-качалки. Уставшая женщина поддалась соблазну. Тем более что ей все равно надо было следить за варевом в чайнике.

— Не возражаю, а то я с пяти часов на ногах. Только, если уж взялась за уборку, пожалуйста, убедись, все ли убрано, что надо. Закрой дверь в маслобойню. Кошку запусти в подвал. И просей муку. А уж гречку я перед сном сама переберу.

И, опустившись в качалку, миссис Грант принялась вязать. Даже во время отдыха она не давала покоя рукам. Том, балансируя на двух ножках стула, откинулся к стене и начал сосредоточенно ковырять в зубах острием перочинного ножика. Дик тряпкой втирал в свои высохшие башмаки топленое сало, то и дело зачерпывая его из маленькой баночки и периодически проверяя, достаточное ли его количество он нанес на кожу для водостойкости. Гарри уселся за маленький столик и с важным видом стал проверять счета. Эта кухня была местом сбора семьи, пищу же Гранты готовили на другой, которая располагалась в пристройке.

Мэри хоть и терпеть не могла убираться, однако сейчас принялась за дело охотно и не только сама выполняла все очень тщательно, но и следила за безалаберной служанкой Рокси, не давая той ни в чем напортачить. Наконец на кухне был наведен идеальный порядок. Мэри окинула ее придирчивым взглядом и улыбнулась, посмотрев на умиленные лица родных, которые неизменно становились такими, когда в их поле зрения попадала «малышка».

— Да, папа, у меня есть кое-что на уме, — подтвердила она, садясь на его массивные колени.

— Не удивлюсь, если это, к примеру, новая кукла. — Мистер Грант ласково ущипнул дочь за щечку, тут же начав про себя мечтать о том, как было бы славно, если бы персики у него в этом году выросли хоть вполовину такие румяные, а затем принялся гладить Мэри по голове, словно ей было не пятнадцать, а самое большее — лет шесть.

— Папа, но ты же знаешь: я уже очень давно не играю в куклы, — ответила Мэри. — Мне хочется сделать свою комнату такой же красивой, как у Джилл. Я, конечно же, справлюсь с этим сама, но, чтобы все вышло, мне нужны кое-какие вещи.

Храбро высказав свое пожелание, Мэри приготовилась стойко выдержать натиск против своих планов, и не напрасно.

— Не понимаю, дитя мое, что тебе еще надо? — тут же подняла на нее недоумевающий взгляд миссис Грант. — Комната у тебя аккуратная, вся прямо блещет чистотой. И огня тебе в камине сколько душе угодно разводить дозволяется. Лучше и не пожелаешь.

— Позвольте мне взять кое-что с чердака, и я объясню, какие у меня планы, — решительно продолжала двигаться к своей цели девочка. — Ты, мама, права: комната у меня чистая и аккуратная. Но в ней скучно и некрасиво. Мне неуютно в ней жить. А ведь я так люблю все прекрасное, — выдохнула она, болезненно морщась при виде огромного башмака, который Дик в этот момент поднес совсем близко к глазам, чтобы проверить качество смазки.

— А уж я как люблю! — громогласно захохотал мистер Грант. — Наглядеться прям не могу на свою прекрасную дочку! Она украшает это старое доброе жилище получше дюжины горшков с цветами, — сказал он, переводя взгляд с герани у окна на прелестное юное личико Мэри.

— Хотелось бы мне, чтобы здесь и впрямь было столько цветов, — тут же ответила девочка, представив, как это украсило бы унылую комнату. — Мама считает, от них будет много грязи, но я обещаю сама за ними ухаживать. Тебе понравится, папа.

— Тогда я привезу тебе несколько штук, как поеду на рынок. Скажешь точно, какие именно тебе хочется, чтобы я купил, и мы устроим где-нибудь здесь славную клумбу, — охотно вызвался мистер Грант, совершенно, впрочем, не понимая, что Мэри мечтает украсить цветами дом, а не сад возле него.

— Если мама разрешит мне переделать мою комнату, я буду так рада, что в благодарность обещаю выполнять все-все свои домашние обязанности и никогда от них не увиливать! — воскликнула Мэри, целуя отца в щеку и устремив на мать взгляд, полный такой мольбы, что добрая женщина капитулировала.

— Можешь взять, что понравится, из голубого сундука, — махнула рукой она. — Там много бабушкиных вещей. С той поры как ее не стало, над ними основательно поработала моль, но и чужим их раздать у меня рука не поднимается. Бери, если тебе что-то подойдет из них, и пользуйся. Только, чур, о своем обещании не позабудь, — сочла своим долгом напомнить мама, усмотрев в плане девочки и выгоду для себя, и пользу для воспитания дочери.

— Конечно же не забуду! — с пылом заверила ее Мэри. — Завтра с утра и возьмусь за переделку. Так что уже вечером вы сами увидите, как у нас может быть прекрасно в доме. — И лицо девочки засияло радостью, словно на кухне внезапно расцвел яркий цветок.

Утром ненастного дня, который обернулся для Джека и Джилл уже известными нам происшествиями, Мэри рьяно взялась за дело. Поверх скучных белых шторок были повешены хоть и несколько выцветшие после многих стирок, но еще сохранившие красный цвет три портьеры, которые тут же придали комнате уютный вид. Красное с белыми звездами одеяло покрыло кровать. На стол легла яркая скатерть. Моль в ней проела несколько дырок, которые наша хитроумная любительница прекрасного закамуфлировала картинками и тетрадками. Она вынесла из комнаты маленькую железную печку, и теперь по бокам от топки камина сияли начищенные до блеска две металлические подставки для дров, а перед очагом раскинулся большой уютный половичок — последнее, что незадолго до своей смерти связала бабушка. Бронзовые подсвечники, некогда столь ею любимые, поселились на комоде перед зеркалом, верх которого теперь был красиво задрапирован муслином от белой юбки, повязанным красной атласной ленточкой, а тремя завершающими штрихами здесь стали перламутровая раковина, в которой поблескивали все украшения Мэри, красивый флакончик из-под духов и чистенькая салфетка, прикрывшая подушечку для иголок.

Стены, пока для них не нашлось ничего лучше, Мэри оживила тремя старомодными картинками с чердака. Одна из них воплощала щемяще-скорбную сцену: очень высокая леди рыдала на чьей-то могиле в ивовой роще, в то время как рядом с ней стояли два маленьких мальчика с лицами херувимов, облаченные в бриджи и кургузые фраки с короткими квадратными фалдами. Вторая картинка своей выразительностью и мрачностью могла бы посоперничать с погребальным костром, ибо на ней извергался Везувий. Неаполитанский залив бурлил, как котел с кипятком. С красного неба ливнем сыпались камни, и не просто сыпались, а достигали цели, о чем свидетельствовало несколько неподвижных тел, плашмя упавших на берегу. Третье художественное произведение контрастировало с двумя предыдущими несомненным оптимизмом: на нем дети, все как один с широкими, будто приклеенными к лицам улыбками, танцевали и прыгали вокруг Майского столба. [40] Этим мальчикам и девочкам ныне, верно, исполнилось бы не меньше ста лет, и оставалось лишь умиляться, что они за такое количество времени не утомились от веселья, а букетики в их руках не увяли.