Нулевой пациент. Случаи больных, благодаря которым гениальные врачи стали известными - Перино Люк - Страница 14

Ведь смерть продолжает рыскать вокруг.

8. Кромсание гениталий

Существуют темы, которые всегда предстают как политически некорректные, с какого бы края к ним ни подступались. Иммиграция, аборт, гомосексуализм, интерсексуальность, ношение хиджаба, браки для всех, усыновление детей однополыми родителями, эвтаназия и суррогатное материнство относятся к темам, о которых нельзя судить беспристрастно. Ни один нюанс неприемлем, ни одного соглашения недостаточно, любое примирение приравнивается к бесчестью, любой опрос – к дискриминации. Экзальтированные сторонники крайностей с первых же слов принимаются негодовать по поводу неясности в этих вопросах. Не стремясь менять образ мыслей, они довольствуются тем, что подпитывают СМИ своим экстремизмом, и те с удовольствием этим пользуются.

Все, что имеет отношение к полу и половым органам, венчает культурное здание, возведенное человеком для того, чтобы оторвать себя от животной сущности. С этой точки зрения приходится признать, что мы превратились в млекопитающих, очень отличающихся от других видов, даже если еще не знаем всего об их сексуальном функционировании. Наши культуры были сформированы под влиянием сексуальных табу. Человеческая сексуальность отделилась от размножения еще более резко, чем у остальных животных. Наша химическая среда изменила некоторые этапы сексуальной дифференциации. И вероятно, сыграли роль многие другие факторы культурного характера или обусловленные окружающей средой – они привели к увеличению числа полов и постепенно отдалили нас от исходной бинарной гендерной системы.

Рассказать две истории, которые последуют ниже, с преимущественно медицинских позиций, априори представляется политически некорректным. Лишь недавно в медицине пробудился интерес к проблемам репродукции и сексуальности. Вспомогательные репродуктивные технологии и контрацепция появились в 1960-е годы, тогда же возникла и сексология. Что же до интерсексуальности, то лучше бы некоторые врачи и хирурги вообще никогда не касались этой проблемы.

Когда в 1882 году в Дании на свет появился Эйнар Вегенер, акушерки хором объявили: «Мальчик». Так было принято сообщать пол новорожденного после краткого осмотра половых органов. Однако в крайне редких случаях – приблизительно одном на пять тысяч – сразу определить пол ребенка бывает сложно. В то время еще ничего не знали об анеуплоидии[22], а сама мысль об интерсексуальности была совершенно недопустима. Поэтому, когда возникали колебания относительно пола ребенка, его выбирали исходя из наибольшего сходства с девочкой или мальчиком. Проще говоря, решение подчас принималось наугад. Определение пола было исключительно перинеальным, что подразумевало бинарную классификацию на всех уровнях его определения. В наше время по-прежнему очень сложно выделить уровни, по которым можно определить пол и которые не были бы бинарными. В отношении Эйнара Вегенера у акушерок не было сомнений, что родился мальчик: половые органы новорожденного были мужскими.

На протяжении всего детства у Эйнара не возникало никаких подозрений. Подростком он задавался вопросом, как можно сомневаться в таких достоверных вещах. Ведь на девочек так приятно смотреть. Ему нравилась их походка, манера сцеплять руки под подбородком или вытягивать шею; их затылки очаровывали его.

Он поступил в Королевскую академию изящных искусств в Копенгагене, где встретил Герду Готтлиб, прекрасную француженку, иммигрировавшую в Данию. Она тоже увлекалась живописью, и у нее был идеальный затылок. В 1904 году они поженились. Ему было 22, ей 19. Впоследствии оба добились известности в живописи: Герда – в портретах, рисунках и модных иллюстрациях, Эйнар – в жанре пейзажа.

Замечала ли Герда сексуальную двойственность мужа? Возможно. Однажды, когда ее постоянная натурщица не смогла прийти, Герда попросила Эйнара позировать вместо нее и надеть женскую одежду, чулки и туфли на высоком каблуке для иллюстрирования модного журнала. Во время этого сеанса Эйнар чувствовал себя странно комфортно и продемонстрировал Герде свой талант модели, после чего она решила попробовать еще раз. Оба художника вовлеклись в игру, которая была одновременно и сексуальной, и социальной. Эйнар чувствовал себя в новом образе все лучше и лучше. Дело дошло до того, что они стали принимать участие в вечеринках, куда Герда приходила в сопровождении Эйнара, загримированного и переодетого в женское платье. Герда представляла его друзьям как Лили, сестру Эйнара, и просила извинить мужа за отсутствие. Сходство между Эйнаром и его сестрой Лили было поразительно, но только у лучших друзей возникали подозрения относительно истинной личности этой Лили. У близких, знавших настоящую сестру, не было ни малейших сомнений, и они наблюдали за странными переменами в этой супружеской паре, которая считалась образцом гармонии. Герда относилась к происходящему с тем большей благосклонностью, что позировавший супруг вдохновлял ее на самые прекрасные портреты. Ее элегантные женщины с тонким ртом, миндалевидными глазами, едва уловимой девичье-юношеской фигурой и соблазнительными позами потом успешно продавались.

В мире художников возможно многое, однако по мере того, как становилось совершенно очевидным, что Эйнар чувствовал себя абсолютно счастливым только тогда, когда был в обличье Лили, игра принимала все более драматичный оборот. Социальные отношения супругов стали непростыми. Даже в более терпимой среде художников, где они развивали свой талант, друзья понемногу отвернулись от них, за исключением самых верных. В 1912 году Эйнар и Герда решили обосноваться в Париже, городе всевозможных излишеств, искусства, моды, свободы и раскрепощенности. Эйнар знал, что там он сможет жить жизнью женщины более открыто и с бо́льшим удобством для себя. Впрочем, Эйнар более не существовал: он всецело превратился в Лили, не надеясь вернуться назад. Это поняла и Герда… Такой впредь будет их жизнь… Они никогда не расстанутся.

Герда была успешной художницей и работала все больше и больше. У Лили были средства на то, чтобы вести полноценную жизнь светской дамы. Их тайна была окончательно раскрыта в 1913 году, когда публике стало известно, что у портретов чувственных женщин Герды был единственный натурщик – ее муж. И тогда супруги стали знаменитыми. «Ревущие» годы еще не начались, но жизнь всего Парижа уже была до безумия неистовой.

Эйнар не был гомосексуалистом: он несколько раз заводил отношения с мужчинами, но все они кончились провалом. Он просто был женщиной и хотел стать ею в полном смысле. Прежде всего, он поменял имя: Эйнар Вегенер исчез окончательно, превратившись в Лили Эльвенес. Но это не повлияло на тяжелую участь, которая ожидала его организм…

Герда и общие друзья советовали ему обратиться к психологу.

– Он не сумеет превратить меня в женщину, а мне больше ничего не нужно.

– Но ты в подавленном состоянии, и он сможет тебе помочь.

И Лили обращался со своим случаем и к психологам, лишенным проницательности, и к невежественным врачам, и к дипломированным радиотерапевтам, и к вдохновенным шарлатанам в надежде найти того, кто смог бы выпустить женщину, скрывавшуюся в его мужском теле, – Лили, которая порой лелеяла мечту однажды родить.

Друзья говорили ему о докторе Магнусе Хиршфельде, основателе первого в Берлине института сексологии, активном борце за легализацию гомосексуализма.

– Но я не гомосексуалист, я женщина! – не уставал повторять Лили.

– Да, но говорят, что он лечит самые разнообразные сексуальные синдромы и при необходимости прибегает к хирургической операции.

И тогда Лили, пребывавший в угнетенном состоянии и в открытую говоривший о самоубийстве, отправился в 1930 году в Берлин, чтобы попасть к этому врачу; он был одержим безрассудной надеждой.

Орхиэктомия – это хирургическое вмешательство, в результате которого удаляют яички. Подобная операция проводилась только в случае рака. Прибегнуть к ней по взаимному согласию для снижения уровня тестостерона было настоящим варварством. Тем не менее, видя состояние Лили, доктор Хиршфельд, уступив его настойчивым просьбам, согласился. На фоне требований пациентов, выходящих за пределы этических норм того времени. Мы вправе задаться вопросом, в чьих интересах действовал врач, который решился сделать операцию: в интересах пришедшего к нему пациента или же в собственных, будь то ради исследований, карьеры, славы или научных опытов. Как бы то ни было, подобное соглашение между двумя взрослыми людьми, выразившими согласие, считается приемлемым, если риск также оправдан.