Курс на юг - Батыршин Борис - Страница 7

Июнь 1879 г.

«С.-Петербургские ведомости»

«Нам пишут из Занзибара:

“…русско-германская эскадра в составе пяти вымпелов – полуброненосный фрегат «Князь Пожарский», клипер «Вестник», а также корветы кайзерлихмарине «Винета» и «Лейпциг» в сопровождении канонерской лодки «Альбатрос» – нанесли визит в Занзибар. Это первый совместный поход такого рода. Эскадра была встречена на рейде «салютом наций» из двадцати одного пушечного залпа.

Султан Занзибара Сеид Баргаш ибн Саид аль-Бусаид вышел навстречу боевым кораблям на яхте «Глазго», отремонтированной после морского сражения в декабре прошлого года, где яхта султана вместе с русским клипером «Крейсер» вступила в бой с британской крейсерской эскадрой. Наш корреспондент особо отмечает, что русские корабли в Занзибаре встречали с восторгом; на состоявшемся на следующий день приеме во дворце султана командиры «Пожарского» и «Вестника» были удостоены ордена Бриллиантовой звезды Занзибара. Такую же награду получил и начальник германского отряда капитан первого ранга Фолькман фон Арним.

Во время визита прошли переговоры об устройстве на острове совместной русско-германской угольной станции и ремонтных мастерских для военных судов, совершающих плавания в западной части Индийского океана. Особо отмечено, что услугами этих мастерских смогут пользоваться и суда заново создаваемого (не без помощи Второго рейха и нашего Отечества) занзибарского флота…”».

Июнь 1879 г.

Лондон. «The Times»

«…пощечина Британской империи! Власти Китая объявили о запрете всем без исключения нашим судам посещать порты как материкового Китая, так и острова Формоза[3]. В то же время при Цинском дворе ходят упорные слухи о грядущем полном запрете торговли опиумом по всей территории Поднебесной. На центральной площади китайской столицы публично обезглавлены сто высокопоставленных чиновников, обвиненных в потворстве торговцам опиумом. Также объявлено о введении смертной казни для причастных к этому иностранцев…

…Палата общин единодушно приняла резолюцию, требующую от кабинета Гладстона предпринять самые решительные меры. Однако из-за обстановки, сложившейся на конференции в Тильзите, а также из-за потерь, понесенных Королевским флотом в недавней кампании, это может вызвать известные затруднения…»

V

Июнь 1879 г.

Северная Атлантика

– Все наверх, паруса ставить!

Перекличка боцманских дудок – точь-в-точь как в роще, населенной спятившими соловьями, – пронеслась по кораблю. Дружный перестук босых пяток – на палубе в теплую погоду матросам велено было снимать тяжелые матросские башмаки, сберегая белизну тщательно выскобленных тиковых досок. Разбежались по местам марсовые. Глядя на них, человек неискушенный и впечатлительный схватился бы за сердце. Это же какой страх: сначала вскарабкаться на верхотуру марсов и салингов по веревочным ступенькам-выбленкам вант, потом встать босыми пятками на перт – трос, натянутый под толстенным рангоутным деревом, – и, лежа на нем животом, перебирать ногами, пока не доберешься до нока реи. А молодцам-марсовым привычно: они уже на местах, и по команде боцмана их темные от смолы и табака, твердые, словно можжевеловые корневища, пальцы распускают узлы на бык-горденях[4]. Тяжелые полотнища парусов, освобожденные от пут, падают, разворачиваются и с громким хлопком выгибаются, принимая ветер.

Из трубы едва курится жиденький дымок. Бронзовый, напоминающий цветок с четырьмя лепестками лопастей гребной винт поднят в кормовую шахту – впереди долгий переход, надо использовать любую возможность, чтобы сэкономить уголь. Паруса дружно взяли ветер, и «Витязь», накренившись на левый борт, разгонялся на низкой волне. Погода заставляла радостно петь сердца моряков: на небе ни облачка от горизонта до горизонта, вода ртутно сияет под солнцем, и только где-то на страшной высоте мелькает крохотное пятнышко – королевский альбатрос, вечный скиталец морей, которого невесть каким ветром занесло из южных широт в Северную Атлантику.

Аврал продолжался недолго. Матросы вернулись в кубрик добирать недолгие часы сна перед вахтой. Впередсмотрящие и сигнальщики замерли на своих местах, а лейтенант Сергей Ильич Казанков облокотился на ограждение мостика и по-хозяйски огляделся по сторонам. Ветер ровный, судно бежит резво, на палубе полный порядок, боцмана бдят, вахтенный офицер толковый… А не спуститься ли в каюту, уделить время заброшенному с самого Кронштадта дневнику?

Еще на «Москве», после захода в Нагасаки, когда судно отправилось в Портленд для ремонта и переборки машин, Сережа, уступив просьбам Карлуши Греве (а как отказать увечному герою?), дал ему почитать свои записки. Барон проглотил их единым духом, после чего, не слушая возражений смущенного автора, заявил, что будет сущим преступлением перед читающей российской публикой не опубликовать эти труды: «да вот хотя бы и в иллюстрированном журнале “Нива”, они охотно печатают путевые и военные заметки!»

Шутки шутками, а по прибытии в Петербург Сережа действительно отослал изрядно исправленные и переработанные выдержки из своего дневника в редакцию. И был немало удивлен, когда они появились в очередном номере, после чего выходили регулярно, занимая три полных разворота, да еще и с иллюстрациями! Редактор «Нивы» Федор Николаевич Берг убеждал молодого человека ни в коем случае не бросать, как он выразился, «прозаических упражнений» и даже поговаривал об издании его «трудов» отдельной книжкой-приложением.

– Не слушайте, голубчик, того, что твердят гос пода Салтыков-Щедрин и прочие фрондирующие личности из круга «Отечественных записок» о том, что наше издание якобы потакает обывательским и буржуазным вкусам! – убеждал Сережу Берг. – А хоть бы и потакаем… Так и что с того? Читатель любит «Ниву», и недаром по числу подписчиков мы уступаем разве что лондонскому «Illustrated London News». Лучшего старта для начинающего литератора не придумать, особенно для того, кто пишет на военные темы, и не с чужих слов, а, подобно графу Толстому, опираясь на собственные впечатления. Тем более вы моряк, а морские походы, сражения, бытовые зарисовки из флотской жизни у читателя теперь в почете. Кому ж, как не вам, о сем писать? Так что дерзайте, друг мой, дерзайте!..

Такие речи, конечно, льстили молодому человеку – пожалуй, не меньше, чем пачки писем от «благодарных читателей», которые аккуратно пересылали ему из редакции. Но хлопоты, связанные с оснасткой и подготовкой «Витязя» к первому выходу в океан, съедали все время новоявленного литератора без остатка. И вот теперь, когда выдалась свободная минутка, почему бы не выполнить обещание, данное Бергу, и не взяться наконец за перо?

«…не могу не отметить, сколь сильно изменилась российская жизнь. Конечно, я смотрю на эти перемены глазами морского офицера, но все же они поистине удивительны! И произошли они за какие-то полтора года, миновавшие с нашей победы в кампании на Балтике. Мне же это тем более очевидно, что я по долгу службы почти все это время отсутствовал в пределах Отечества.

Судите сами. То, на что раньше требовалось полгода, теперь успевают сделать за две недели и еще сетуют на волокиту! Вроде и крапивное семя наше, чиновники от всяких разных департаментов, никуда не делись, а словно бы и их подменили! Работают не за страх, а за совесть, да и мздоимство, как мне говорили люди знающие, не то чтобы вовсе прекратилось, но его стало гораздо меньше. С трудом верится, конечно: Россия есть Россия, здесь спокон веку не переводились охотники запустить руки в казну, а все же наводит на размышления.

Что до господ “революсьонэров”, этих радетелей за благо народное, отрыжку господ Герцена и Некрасова, то замечу следующее. Если раньше за ругательные слова о Государе можно было схлопотать по физиономии разве что от лабазных сидельцев с Сенного рынка, то теперь и в университетской аудитории за то же самое могут произвести такое “оскорбление действием”, что останется либо секундантов искать, либо пускать себе пулю в лоб от позорища. Но ни первое, ни второе к господам либералам и народовольцам не относится – жидковат народец, мелковат. Таких хватает только на то, чтобы взрывать бомбами ни в чем не повинных людей, а потом убегать с места злодеяния, как записным прохвостам и трусам. А что вы хотели, судари мои: патриотический подъем после победной войны, иначе и быть не может!