Черный день. Книги 1-8 (СИ) - Доронин Алексей Алексеевич - Страница 74

Через сутки с лишним, когда первая разведгруппа покинула убежище, чтобы обследовать окрестности, на стоянке не было никого. Чернышева не сомневалась, что даже если кому-­то из зверей инстинкт и подсказал спрятаться за мгновения до вспышки, то судьба их была незавидной. Потеряв своих хозяев в водовороте катастрофы, они вряд ли имели шансы протянуть сутки. Даже при том, что радиация почти на всех млекопитающих действует в три-четыре раза слабее, чем на людей.

За эти дни многое изменилось. Теперь у администрации хватало других забот, помимо недопущения в убежище представителей фауны. Чего стоили одни только паникеры и жалобщики. Первых удалось обуздать, только припугнув расстрелом или изгнанием, со вторыми приходилось поступать не менее жестко. Их лечили направлением на самые тяжелые и грязные работы как в самом бункере, так и в подземном переходе над ним, который спешно переоборудовался в дополнительные жилые секции. Оптимизма после восьми часов с лопатой в обнимку прибавлялось у любого, а нехорошие мысли уносились вместе с пролитым потом.

Всего же остального недоставало — добровольцев, имеющих хоть какой-то опыт, врачей, медикаментов, койко-мест, чистой воды, калорийной еды, даже несчастных матрасов и одеял. Почти все в убежище спали на голых деревянных лавках и нарах, а самые невезучие — прямо на полу, на подстилке из картонных коробок и газет, укрываясь чем придется. Но сильнее всего не хватало надежды. Их настоящее было ужасным, а будущее рисовалось в таких тонах, что волей-неволей приходилось жить одним днем и не думать о том, что будет завтра.

Солдаты и добровольцы валились с ног от усталости, а начальство не могло находиться всюду одновременно. Поэтому тех, кто появился в подземелье уже после, никто всерьез не досматривал — считали по головам да фамилии записывали. К тому времени в убежище при желании можно было провести кого угодно. Администрация в лице зама коменданта по общим вопросам Демьянова махнула рукой: «Ведите хоть целый зоопарк, только кормите сами».

Но желающих делить скудный паек даже с самыми близкими существами оказалось немного, и теперь во всех комнатах набралось бы от силы пять кошек и пара собак, из которых ни одну нельзя было назвать крупной. Хозяева все время держали их при себе, не выпуская в коридор, и запаха от них не было. Как думаете, кем будет пахнуть в тесном, плохо проветриваемом помещении — пятью тысячами человек или двумя собачонками?

Такая привязанность была за пределами Машиного понимания, хотя сама она не могла себя назвать человеком равнодушным. В кошках ее отталкивал некомпанейский характер, но собаки у них дома не переводились, сколько она себя помнила. Но до них ли тут, черт возьми, когда такое творится?

Для Чернышевой даже человеческая жизнь никогда не была абсолютной ценностью, и все же ее она ставила несколько выше, чем жизни других живых существ. Но не на порядок, а на несколько пунктов.

Иногда ее мысли возвращались к тем, кто остался наверху и разделил судьбу своих питомцев. Конечно, вряд ли дело в романтическом принципе «Мы в ответе за тех, кого приручили», из-­за которого ­де люди добровольно выбрали смерть. Они просто недооценили опасность. Так почему же так муторно становится от таких мыслей на душе?

Девушка обыскала просторную кухню, оборудованную всеми нужными и ненужными достижениями технической мысли. Огромный холодильник разочаровал ее пустотой. Только в просторном морозильнике сиротливо лежало мясо в целлофановом пакете, килограмма полтора. Все бы хорошо, но оно источало запах, который говорил о происходящих в нем бактериальных процессах. В убежище его могли бы обрезать с краев, вымочить в уксусе да и бухнуть в котел, поперчив посильнее, чтобы отбить амбре. Но Маша себя уважала и не собиралась набивать желудок тухлятиной. Уж кто-то, а она о возможных последствиях была осведомлена. Даже коту она достанет что-нибудь получше.

Больше на кухне не оказалось ничего интересного. Даже в мини-­баре — вот как жили, сволочи! — было шаром покати. Видимо, покидая дом, хозяева забрали с собой все съестное и горячительное и все мало-мальски ценное. Чертовы буржуи. Или нет… как-то не складывается. Если у них было время забрать туалетные принадлежности из ванной, то почему забыли котика? И почему в комнатах такой разгром, будто Мамай прошел? Телевизор раскурочили, все раскидали. И следы грязные вокруг. А… ну, конечно. Мешочники прошлись. Знаем такую породу.

Наверно, дверь с кодовым замком на первом этаже сначала была открыта. Стервятники беспрепятственно проникли в здание, перевернули его вверх дном, а, уходя, случайно захлопнули хитрую штуковину, которую теперь было не открыть без автогена.

Сучьи ублюдки. Вон как все перерыли, да еще нагадили в коридоре. Подчистую подмели, ничего не пропустили. Расстреливать таких уродов мало.

Нет, кое-что они всё-таки забыли. В шкафу отыскался целый блок хороших сигарет, оставленный хозяевами и пропущенный стервятниками. Было ихнее — стало нашенское.

Это была бесценная находка. Настоящий дефицит, учитывая то, как быстро расходовались сигареты. Мужская половина убежища дымила почти поголовно. Уж здесь Демьянову и его распорядку пришлось уступить. Зная, что бороться с пагубной привычкой бесполезно, Сергей Борисович поступил мудро и локализовал ее, объявив общественной курилкой один из шлюзов-«предбанников».

Посему сигареты — такая же твердая валюта, как спирт. Даже лучше, ведь за попытку сбыть его можно было нарваться на любые санкции, в зависимости от настроения майора. Тот не одобрял спаивание подчиненных, да и простых укрываемых тоже. А вот из-за сигарет еще никому не попадало. Кроме того, они не относились к списку вещей, которые запрещалось иметь в личном пользовании. Личный запас продуктов нельзя было создавать, они сдавались подчистую и без всякого вознаграждения, а вот сигарет — пожалуйста.

Пора было возвращаться. Чернышева глянула на часы. Вся ее вылазка заняла десять минут, но все же незачем было в очередной раз испытывать терпение спутников. Оставалось проверить одну теорию.

Маше не хотелось спускаться тем же путем. Вряд ли, думала она, изнутри эти чертовы двери нельзя открыть без карточки. Кому нужен такой геморрой? Там должна быть кнопка, как на обычных дверях с домофонами. Заодно она окажет услугу всему звену, открыв им путь к любым апартаментам в здании.

Проходя по коридору, напоминавшему гостиничный, в сторону лестничной площадки, Чернышева в последний раз оглянулась и вздрогнула, чуть не подпрыгнув на месте. В дверях ближайшей квартиры возвышался темный силуэт.

Пока девушка стояла, онемев, и пыталась унять колотящееся о ребра сердце, человек сделал шаг вперед и вышел из тени. Фигура загородила собой широкий проем, и Маша получила возможность разглядеть его, о чем тут же пожалела.

С высоты своего роста на нее взирал монстр. Он был здоровенным — под два метра. На нем был спортивный костюм «Адидас» и кроссовки с оплавленными до черноты подошвами. Пустые, лишенные выражения глаза незнакомца смотрели сквозь нее так, будто он не замечал ее присутствия. Внезапно в горле у него забулькало, и вместе с лающим кашлем чудовище сплюнуло себе под ноги кровавым комком.

— Эй... — нарушила молчание Чернышева. — Вам помочь?

В конкурсе на самый глупый вопрос она заняла бы первое место.

«Если он сделает еще шаг в мою сторону, я побегу», — решила она.

Может, он и не был опасен, но от одного его взгляда у нее по коже поползли мурашки. Девушка пятилась к лифту, уже чувствуя, что может не успеть.

Ему не нужна была помощь. Последнему, кто пытался ему помочь, он размозжил голову дубовой дверью. После этого были и другие… Теперь он умирал сам, но всех, кто встречался на пути, по-прежнему пытался забрать с собой.

Не чувствуя ни голода, ни усталости, человек догадывался, что его дни сочтены, а холод, который постепенно разливается по телу, означает смерть.

Холод пришел не сразу. В первые дни был жар. Сначала обжигающий жар снаружи. Потом глухой и давящий жар изнутри — с ударами молоточков в ушах, с бесконечной рвотой и ломотой. Но не жар был страшен. Вместе с ним пришла боль, поселившись в голове и начав грызть лицо, как голодный волк.