Черный день. Книги 1-8 (СИ) - Доронин Алексей Алексеевич - Страница 18

Время Ч — 10 минут

— Никогда не видел такой некомпетентности, — пузырился генерал. — Вы... Я подам рапорт о вашем служебном несоответствии и передаче убежища под непосредственный федеральный контроль.

Он достал пачку сигарет «Лаки Страйк», что в примерном переводе с английского звучит как «удачный налет», и опять закурил, еще раз нарушив правила поведения в защитных сооружениях.

— Отвечайте: что посторонние делают на вверенном вам объекте? Из какой части военнослужащие? По какому праву тут гражданские?

Демьянов никак не отреагировал на эту тираду, то ли обдумывая ответ, то ли игнорируя вопрос.

— В молчанку играем. — Лицо Прохорова затряслось от злости. — Ничего, когда выйдем отсюда, будете отвечать по всей строгости.

Сергей Борисович не слушал. Он посмотрел на часы, резко встал со своего места и направился к выходу.

— Вот что, я пойду посмотрю, как там дела у наших укрываемых. А вы посидите пока здесь, остыньте.

— Да как вы… Что вы себе… — проверяющий задохнулся от возмущения.

Он готовился обрушить на майора водопад гневных слов, но тот уже захлопнул за собой дверь.

Оставив проверяющих переваривать услышанное, Демьянов вышел из пункта управления и направился в главный коридор, где собрались бойцы­ракетчики, потерявшие командира. У него не было времени еще раз объяснять этому олуху­генералу, что началась Третья мировая. Он и так сделал это трижды. Сергей Борисович был готов держать пари, что тот не поверил, потому что никакой Третьей мировой войны нет ни в уставах, ни в других нормативно-правовых документах.

Ну и бес с ним. Некогда цацкаться. Он будет заниматься делом.

— Здесь курить нельзя! — прозвучал невдалеке строгий окрик.

Машенька обернулась. К ней направлялся молодой человек в таком же зеленом обмундировании, но без оружия. В другой обстановке... Впрочем, для нее не могло существовать неподходящей обстановки, а всей серьезности положения она еще не понимала.

Чернышева улыбнулась, глядя, как меняется выражение лица парня по мере его приближения. Она посмотрела на него с интересом. Солдат был моложе, чем ей вначале показалось, младше нее на пару лет, и отчего-­то выглядел очень взволнованным.

— Курить нельзя, говорю же, — уже помягче произнес он, останавливаясь напротив нее. — Запрещено.

— Здесь нельзя, а где можно? Может, покажете? — Она продолжала сверлить его взглядом своих карих и, как ей казалось, выразительных глаз. — Извините, я не могу с собой ничего поделать, когда нервничаю. А мне сейчас очень надо успокоиться.

Видимо, он тоже испытывал в этом потребность. Вокруг не было никого, кто мог бы попенять бойцу за нарушение дисциплины, а неподалеку оказался закоулок, вполне подходящий для устройства стихийной курилки. Через минуту они были на «ты», а через три разговаривали как старые товарищи. Подымив, они вернулись в коридор, где временно разместили укрываемых, беседуя уже так, словно были знакомы всю жизнь. У них оказалось много общего. Оба были людьми простыми, оба не прочь посмеяться. Вскоре тревога, владевшая Иваном, ее новым знакомым, исчезла почти без следа, но Машенька так и не добилась от него сведений о том, что же творится наверху. Он то и дело говорил про какие­то удары, но она не верила. Поэтому версия учений продолжала оставаться для нее рабочей. Похоже, и солдатик под влиянием ее аргументов начал склоняться к ней.

— По­любому, Вань, уже скоро, — заверила его Машенька, когда они обсудили все животрепещущие вопросы, то есть дискотеки, новомодные прибамбасы, культовые блокбастеры.

— Надеюсь, — покачал головой тот. — А то Сергей Борисыч просто сам не свой.

— Он кто, твой командир?

— Нет. Я его знаю не дольше, чем тебя. Он был здесь еще до нас. Кажись, главный здесь. Вроде нормальный мужик.

— Веришь или нет, но через минут десять нас отсюда выпустят, — стояла на своем девушка. — Кончатся эти гребаные маневры; покажут какому-нибудь маршалу, что наш округ к войне готов, и пойдем по домам… То есть мы пойдем, — поправилась она. — А вы будете служить дальше. Не завидую.

— Да ладно, недолго осталось, — солдатик был явно тронут Машенькиной заботой. — Три месяца всего.

— Не так уж много. С другой стороны… Ты контрактник или как?

— Срочник, ясное дело.

— Войска какие?

— Ракетные.

— Ох ты, как интересно. И что, у вас там эта самая красная кнопка есть?

— Нет, ты что!.. Она у президента. А у нас только пульт. Но там офицеры. А мы так… службу несем.

— А в гости к вам можно?

— И хотелось бы, да нельзя, — усмехнулся парень. — Это ж секретный объект. Мы когда заступали, подписку о неразглашении давали на десять лет. Если нарушу, как раз на десятку и загремлю, — слегка приукрасил он для значительности. У нас там три ракеты Р­36М стоят, ее еще пиндосы «Сатаной» называют. Но это секрет.

— А мне­то ты на фиг это рассказываешь? — удивилась Чернышева. — Вдруг я, это самое, шпионка?

— Нет, не похожа.

И они оба рассмеялись.

— Да, не жарко тут у вас. — Девушка поежилась, представляя себе, что станет с ней после хотя бы одного дня, проведенного в подземелье, приспособленном для жизни хуже, чем подводная лодка.

А наверху в это время светит солнце, шумит, живет своей жизнью большой город со всеми дискотеками, кинотеатрами и кафешками, обитатели которого понятия не имеют о существовании этих катакомб.

— И атмосфера нездоровая. Воздух спертый. Можно ревматизм с радикулитом заработать. Я бы здесь и за миллион баксов неделю не прожила. Да тут, поди, и крысы водятся?

— Не видал, — покачал головой парень. — Но, думаю, могут.

Намек насчет холода Иван понял и уступил ей свою камуфляжную летнюю куртку, а сам остался в зеленой хлопчатобумажной майке.

Ваня явно знал больше, и девушка уже была готова задать вертевшийся на языке вопрос, когда поняла, что ответ ей не нужен. Не хочет она его знать. Как будто, если не говорить о нехорошем вслух, оно не случится.

Надо было срочно отвлечься. Для этого Маше не пришлось делать усилий — здоровый разум сам нашел лазейку и переключил внимание на нечто безобидное. Они сидели на жесткой деревянной лавке и травили анекдоты, половина из которых была бородатыми, а две трети — скабрезными, но у них был невзыскательный вкус.

— Короче, слушай еще. Пришел как­то мент в библиотеку…

— Ну и чего дальше?

— А все. Мент — в библиотеку, ты понял?

— Ха­ха-ха! — У солдата запаздывало зажигание, но чувство юмора было на месте. — Обалдеть. А вот еще один…

Они старались смеяться потише. Люди, сидящие на соседних лавках, то и дело косились на них, но никто не сделал замечания. Может, такое легкомысленное поведение слегка отвлекало окружающих от дурных предчувствий и внушало им мысль, что для волнения нет причин.

Чернышева не могла взять в толк, чего все такие взвинченные. Ну, подумаешь, выключили свет. Разве это смертельно? Что, кто-нибудь умер? Вроде нет. Да что вообще может случиться в такой прекрасный день? Скоро все закончится, и они пойдут по домам.

Скоро все закончится... ведь так?

Один раз Маша не сдержалась и рассмеялась весело и беззаботно. Эхо не замедлило ответить своим жутковатым неживым голосом, лишний раз напоминая, что она не дома, а в нежилом помещении с голым стенами и без намека на мебель. Вдобавок под землей. В катакомбах. В склепе.

Но в компании с Иваном время летело незаметно, и неприятные мысли как рукой сняло. Так бывает всегда, когда общаешься с интересными людьми. А с неинтересными людьми Чернышева не общалась.

— Шухер, — толкнула девушка локтем Ивана. — Начальство идет. Дохихикались.

Тот вскочил как ужаленный и занял свое место у пожарного щита. Успел в последний момент. По коридору шел старый знакомый, тот самый офицер с мегафоном. Он шел быстро, почти бежал. При виде его Машенька обрадовалась, несмотря на то что этот человек так грубо отшил ее пятнадцать минут назад. Вот сейчас он остановится и сделает объявление о том, что учения считаются завершенными, что Родина им безмерно благодарна, они свободны и могут валить на все четыре стороны. Разумеется, никакой компенсации им не заплатят. Дождешься от них.