Закон притяжения - Джордан Пенни - Страница 21

— Ты на машине? — спросил он у Шарлотты, входя в ее кабинет.

Она кивнула, и он коротко сказал:

— Мне нужна и машина, и ты.

И, не дав ей времени опомниться, вышел, явно не сомневаясь, что она последует за ним.

Прежде чем сесть в машину, она неуверенно посмотрела на Дэниела.

— Нет, веди ты, — сказал он и тихо добавил:

— Джон Бэлфор умер прошлой ночью. Мне позвонили в Лондон сегодня утром. Последние несколько дней он себя нехорошо чувствовал, и я на всякий случай оставил в доме престарелых свой лондонский телефон. Как душеприказчик, я обязан присутствовать при осмотре его вещей…

Он выглядел уставшим и подавленным, и, отпирая машину, Шарлотта подумала, что он потерял не просто клиента, а человека, на которого смотрел как на друга.

Она молча села в машину.

— Я выехал первым поездом. Да, конечно, я мог бы съездить домой за машиной, но далеко не уверен, что сейчас я самый безопасный водитель в мире.

— Джон много для тебя значил? — осторожно спросила Шарлотта.

— Да. Если угодно, он был последней ниточкой, связывавшей меня с Лидией. Они были близкими друзьями. Возможно, они даже, любили друг друга, не знаю.

Шарлотта сама вспомнила дорогу к дому престарелых. Пока они ехали, она всем своим существом ощущала присутствие Дэниела, хотя он молчал, погруженный в мысли о Джоне Бэлфоре.

Сочувствие оттеснило досаду на задний план. Может, он и не любит ее; может, он и обманул ее, но к умершему он испытывал самые искренние чувства.

Их провели в комнату Джона Бэлфора, без хозяина она казалась погрустневшей и какой-то пустой. Если уж даже она, всего один раз видевшая Джона, так резко чувствует его отсутствие, то каково сейчас Дэниелу? — подумала Шарлотта, молча наблюдая за ним.

— У него было мало вещей, — говорила сестра-хозяйка. — Только то, что вы видите, и то, что в столе, ну и, конечно, мебель — мы разрешаем им захватить кое-что из дома. Так им легче привыкать к новому месту. Да, и вот ящик с бумагами.

Сестра-хозяйка вышла. Наблюдая за тем, как Дэниел осторожно, будто ему больно к ним прикоснуться, просматривает ящики большого старинного письменного стола, Шарлотта все пыталась понять, зачем он ее сюда притащил.

— У него… была большая семья? — неуверенно спросила она, подавленная молчанием, в котором было столько грусти и боли.

— Только дальние родственники. Вещи его пока можно перевезти ко мне, у меня места хватит.

Вынув какой-то ключ из ящика стола, он, хмурясь, осмотрелся, затем подошел к кровати, наклонился и вытащил тяжелый деревянный сундук.

Кто-то принес им поднос с чаем, и Шарлотта налила две чашки. Перед его печалью настороженность и обида на время отступили на задний план.

Нескрываемое горе Дэниела не могло не растрогать. Оно проявлялось в том, как он дотрагивался до серебряной оправы фотографий, в осторожности, почти благоговении, с каким он перебирал содержимое ящика.

Дай Бог, чтобы с ее вещами когда-нибудь обращались с такой же любовью. К горлу у Шарлотты подкатил ком.

Вдруг Дэниел замер с пачкой писем в руках, и лицо его было очень грустным.

— Что случилось?.. Что это? — спросила Шарлотта.

Он покачал головой.

— Письма Лидии. Это ее почерк. Странно, как совсем по-другому мы смотрим на любовь того, кого знаем и любим.

Логика и опыт работы подсказывают мне, что эти письма нужно в крайнем случае сохранить, если не прочитать, и все же инстинкт и чувство говорят мне, что это слишком личное… что это предназначалось только для глаз одного человека и что никто, кроме этого человека, не должен их видеть.

Ты знаешь, отец хотел, чтобы я стал барристером, — продолжал рассказывать он. — Но Лидия отсоветовала. Отец даже с ней поругался из-за этого. Он думал, что она отговаривает меня только потому, чтобы и я, теперь уже третье поколение, продолжал начатую ею практику. Но дело было в другом. Она считала, что у меня не тот характер, что я не обладаю непредвзятостью мышления, столь необходимой для хорошего барристера. Она знала меня лучше, чем я сам.

Он посмотрел на пачку писем в руках, и Шарлотта, вдруг почувствовав, что он сейчас сделает, с волнением сказала, повинуясь скорее инстинкту, нежели логике:

— Сохрани их. Может, ты слишком привязан к ней, чтобы прочитать их, но вспомни о будущих поколениях. Они ведь не знали ее лично. Вспомни о своих детях, внуках… Подумай о том, чего ты их лишаешь, уничтожая эти письма.

Он помолчал и поднял на нее глаза.

— Дети? — Голос его звучал горько, почти сердито. — Я как-то не подумал… — Он замолчал и опять посмотрел на письма, а затем, к ее ужасу, вдруг протянул их ей и сказал:

— Хорошо, тогда ты решай.

Он бросил ей письма, и она неуклюже подхватила пачку.

— Но я не могу… Я не… — заикаясь, начала она. — Это ведь не мое…

— Ты женщина, — сказал он. — Да к тому же адвокат. Будь ты Лидией, чего бы ты хотела?

Он отвернулся и стал просматривать другие бумаги.

Здесь что-то не так, засомневалась Шарлотта. С какой стати он доверяет ей такое?

Она знала, как много значила для него двоюродная бабка. Как сильно он был к ней привязан. И вдруг он предоставляет ей, человеку, которому не доверяет как адвокату и которого не уважает как женщину, право принимать подобные решения… Она посмотрела на Дэниела. Но он все еще стоял к ней спиной.

Надо возражать, Лидия ведь была его бабкой, но, заметив, как дрожит бумага в его руке, она почувствовала нежность и любовь.

Она сунула пачку писем в сумку, висевшую у нее на плече, и выпила чай, дав Дэниелу время взять себя в руки.

Он заговорил минут через тридцать.

— Думаю, все, — сказал он. — О похоронах позаботится сам дом.

Он не притронулся к чаю, но Шарлотта не стала ему напоминать и спрашивать, зачем ему понадобилась ее помощь, — ведь она просто была с ним.

Они молча отправились к машине, а когда она уже отпирала дверцу, Дэниел грубовато сказал:

— Спасибо.

За что? — чуть не спросила она, но слова замерли у нее в горле, когда она увидела его таким, каким никогда не помышляла увидеть: ранимым и подавленным.

— Боюсь, придется просить тебя подбросить меня до дому, — сказал он, когда она отперла машину.

— Хорошо, — согласилась Шарлотта. — Но я не знаю, где ты живешь.

Выражение его лица озадачило Шарлотту. Откуда столько горечи и боли? Что такого она сказала? Скорее всего, он просто так сильно переживает за Джона и Лидию.

— Действительно, откуда тебе знать? — вдруг сказал он без всякого выражения, и она поняла, что дело не в Лидии и Джоне. Поворачивая ключ в замке зажигания, она все думала и думала, почему ее столь невинное замечание причинило ему такую боль.

Дэниел показывал дорогу ясно и точно, ехать было легко: Он жил в другом конце города, совсем не респектабельном, с удивлением отметила она про себя. Довольно далеко от центра, за цепочкой деревушек, окружавших город.

— Извини, что заставляю тебя тащиться в такую даль, — сказал он, когда они миновали маленькую деревушку. — Надеюсь, я не нарушаю твоих планов на вечер?

Шарлотта покачала головой.

— Здесь налево, — Дэниел указал на узкую дорогу.

Дорога была неровной, словно ею пользовались только местные фермеры.

Шарлотта уже и не знала, чего ожидать: стилизованного городского домика или комфортабельного коттеджа в викторианском стиле посреди лугов, того самого уютного семейного домика, о которых пишут в объявлениях.

Но то, что она увидела, поразило ее: обновленный и расширенный амбар.

— Я купил его в одну минуту, по велению сердца, — пояснил Дэниел, словно прочитав ее мысли. — Я увидел его три года назад и сразу влюбился в него. Его новые владельцы, купившие его, чтобы полностью переделать, вдруг надумали уехать за границу. Отсюда он не представляет собой ничего особенного, но если посмотреть на него с другой стороны… Сплошная стеклянная стена. Там южная сторона, и виды оттуда потрясающие. Здесь даже свет какой-то необычный. А летом здесь как в сказке, благодаря сочетанию солнечного света и старинного леса.