Владимир Петрович покоритель (СИ) - "Дед Скрипун" - Страница 5

Как сейчас свой первый забег помню. Как утираясь потом, слезами и соплями, раскрывал, выброшенной на берег рыбой, рот. Как пытался вдохнуть и в без того заполненные легкие еще, хоть маленькую толику воздуха. Какое несравнимое ни с чем блаженство получил, когда рвануло наслаждением второе дыхание.

А ноги? Как вспомню ощущение от сведенных судорогой мышц. Это когда бежишь, уже еле переставляя непослушные конечности, и вдруг падаешь, от нестерпимой боли, катаешься, скуля по песку. А эта, дыня, зелено-рожая сволочь, подходит к тебе с улыбкой, достает острый нож и вместо того, чтобы добить, колет прямо в боль, и та отступает. Ты получаешь пинок под заднее место, и с низкого старта, вновь устремляешься топтать пустыню.

А дальше по планам стрельба. Это чудо-ружье, с которым дроци не расстаются даже когда в толчок ходят, это не ружье, это гаубица, только без колес, и по весу, и по отдаче. У меня плечо неделю болело после первого выстрела, и задница тоже, потому как первый свой выстрел я завершил именно на ней, на три метра дальше от цели и сидя в песке. Красиво наверно получилось, и собравшиеся посмотреть, оценили это выступление клоуна в цирке, потому смехом давились минут двадцать, да и потом хрюкали целый день вспоминая. Теперь то я знаю, как надо.

Стрельба, это вообще, отдельная тема. Ею дроци с момента снятия подгузников занимаются. Скинут пеленку и за ружье хвать, и не оторвать больше, третья рука. Ну и я привыкаю. Под смешки доброжелателей осваиваю новое для себя искусство.

Стрелял я в своей жизни много раз, но все это в тире из пневматики, а из огнестрела только в армии, один раз, и только три патрона, больше не дали, офицерам не хватить могло по мишеням поразвлекаться, вот и ограничили нас. Здесь другое дело.

Вот как сам процесс происходит. Сначала нужно патрон в патронник вложить правильно, тут главное не перепутать, нет, не патрон с патронником, а сторону где у патрона пуля, в нужном направлении уложить. Предмет этот, уж больно на наш соевый батончик похож, что по дешёвке под видом шоколадных конфет продают, только этот, серого цвета и без всяких там бантиков на концах.

Итак, открываем затвор, такая крышечка с тугой защелкой, в сторону откидывается. Далее нащупываем пулю, патрон то бумажный, нетрудно определить, вкладываем, защелкиваем. Приклад плотно к плечу, целимся строго по стволу, прицела нет, не изобрели пока, и плавно жмем на кнопку сбоку, это вместо курка. Бабах. Сноп искр и дыма. Звон в заложенных ушах, полные штаны восторга, и под улюлюканье зрителей, промах. Не смейся и не злорадствуй, сам попробуй с этой дуры пальнуть, а я посмотрю, что от твоей улыбки останется.

Стреляем долго и много, навык во мне вырабатываем. Без скромности лишней скажу, что уже неплохо получается, даже скупой на похвалы Гоня потрепал за плечо, типа молодец. Из двадцати выстрелов, три раза ветку, что вместо мишени в песок воткнули, сбил. Прогресс. А в первый раз я учителю своему чуть голову не снес. Видеть его глаза в тот момент надо было, если бы сам не испугался тогда, до чертиков, то заржал бы.

Ну и на вкусное, с топором тренировки, сейчас уже с настоящим, теперь можно, теперь я безопасен. А по началу…

Самый первый раз с конфуза начался. Хорошо тогда Гоня успел отпрыгнуть. Когда топор из моих рук вырвался и пролетев метра три воткнулся в место, где до этого сидел и наблюдал за моими потугами начальник охотников. Очень рассердился этот начальник. Тогда я от него в лоб получил в первый раз. А ведь всего-то и требовалось от меня, махнуть этой острой штукой, обозначив удар по противнику. Обозначил блин. Голова долго болела. Валялся минут пять в нокауте, башкой тряс, но сознание не потерял, опыт как говорят не пропьешь.

Топор у меня конечно отобрали, а вместо него дали дубину, чтобы значит обезопасить себя, да и меня самого, от себя самого. Мало ли что. Ну и началось. Гоняли меня, по очереди, сменяя друг друга. Больше всего, Гоня, изгалялся, мстил зараза. Бока отбили и по голове прилетало нередко, но прок был. Отрабатывали мы удары, отрабатывали блоки и уклонения, уходы под руку и в сторону, откаты назад, и подкаты вперед. Все по нескольку раз в день, до полного изнеможения.

Сейчас я уже уверенно топор держу, отполированную, своими мозолями, до кошачьих причиндалов дубину выкинул, не нужна стала. Теперь вот тактические приемы отрабатываем, и бой с тенью. Вроде получается. Во всяком случае смеяться надо мной перестали.

Вот так вот в тренировках больше месяца прошло. Дын от меня не отходил не на шаг, все рассказывал, объяснял, показывал. Многому он меня научил. Благодаря ему из городского овоща настоящим мужчиной себя почувствовал. Теперь я другой. А еще теперь свободно по дроцки разговариваю, с акцентом конечно жутким, но понимают меня все. Вписался я в общем в коллектив.

А потом мня взяли с собой на охоту. Пора говорят.

Охота

Песок. Осточертевший уже за все это время песок. С утра и до заката сплошной песок. Неутомимые гребенные дроци. Это они по лагерю неторопливо передвигаются, а тут исключительно бегом. Мест им ненасытным жадюгам исследовать побольше хочется. Носятся как ужаленные, по пеклу. Я привык уже немного, но все равно тяжело. То стартуют, только пятки сверкают, то на трусцу передут, и так целый день, отдых только вечером, когда солнышко садится.

Третий день мы на охоте. Я-то поначалу думал, что ночевать в лагерь возвращаться будем. Какой там. Это они к ручью возвращались исключительно из-за моей болезной персоны. Теперь окреп, теперь все по-взрослому, припасы с водой на три дня и вперед. Жалобы не принимаются. Усталость не в счет. Мужчина ты или как. Вот и не скули. Всем тяжело.

Но что-то случилось. Гоня руку с ружьем в верх поднял. Знак подает. К нему бежать нужно. Дыня со мной рядом. Его теперь от меня не отлепить. Даже по нужде поначалу сопровождать повадился. Насилу отстоял свое право на уединение.

Подбежали, обступили кольцом командира нашего. Он на песке разлегся, дырку свою, что они ухом называют, прижал. Слушает. Все замерли. Тишина, только ветер песчинками похрустывает.

Гоня палец свой с черным ногтем вверх поднял, чтоб значит тихо всем. До этого и так тишина стояла, так теперь, такое ощущение, что даже ветер дышать перестал.

— Тут он. Рядом. За барханом. — Прошептал одними руками командир. — Приманку доставайте. Тихо только.

— Ну наконец-то. — Выдохнул кто-то справа от меня.

— Ну-ка цыц там, — Прошипел Гоня. — Совсем страх потеряли. Упустим зверюгу шкуру спущу.

Серьезный парень. С таким не забалуешь. В сторону бархана полетел кусок тухлого мяса.

— На колено, ружья не изготовку, приготовились. Стрелять по команде. Замерли. — Едва слышное шипение, как звук ветра прокралось по ушам

Сначала ничего не происходило. Тишина. Ох, и тяжелое это занятие — ждать. Потом ноги почувствовали мелкую еле заметную дрожь. Потом сильнее. Затем насыпанные мелкие волны песка разгладились, и пустыня начала закипать. Не вру, правда. Ты видел, как в кастрюле на огне вода начинает еле-еле пускать пузыри, все сильнее и сильнее, пока не забурлит кипятком. Вот и тут так. Только финального кипения не происходит. Мелкие песчинки взлетают в верх миллионами, и вновь падают, а за время их короткого полета следующие взлетают, и так не останавливаясь.

Напряжение росло. Такое ощущение, что даже в воздухе им запахло. И вдруг взрыв. Пустыня возле брошенного куска мяса взлетела поющим фонтанном. Взревел Гоня: «Пли!», грохот выстрелов, опять крик: «В топоры!», и мы бросаемся в облако дыма и песка горланя пересохшими глотками клич: «Гэй!»

Почему поющий фонтан? Так-то чучело, что выскочило, свистело как футбольный судья. И выглядело оно весьма жутко. Если и можно его с чем-то сравнить, с родным земным, то только с червяком. Здоровым таким червяком. На этом схожесть заканчивалась.