Попала...Попала! Попала!!! (СИ) - Муравьева Ирина Лазаревна - Страница 8

Но чьи-то сильные руки поймали меня, и оттащили подальше от загона с моей белогривой убийцей.

— Тише-тише, девочка, тише…, - услышала я голос барона. Это он вовремя спас тело несчастного, в которого попала я, и теперь барон успокаивал Жанну — свою прекрасную белогривую лошадь.

Жанна, недовольно фыркнула в мою сторону, но, все же, послушала барона, и отступила вглубь загона. Другие лошади тоже стали тише, словно ориентируясь на свою «предводительницу».

— Как тебя угораздило, Ганс? — улыбаясь, спросил меня барон, — Я-то думал, ты получше моего обращаешься с нашими лошадками.

Я покраснела. Но барон не стал настаивать на ответе. Заметив мою неловкость, он подошел ко мне, помог встать и сказал:

— Ну-ну, паренек, у всех случаются плохие дни. Не грусти.

Барон одобрительно похлопал меня по плечу, пошарил в кармане, и вынул оттуда золотую монетку.

— Держи.

Я послушно приняла деньги: лишать Ганса такой возможности я не могла.

Барон подмигнул мне, почти по-приятельски, и уже было развернулся, чтобы уйти, как я остановила его, схватив за рукав.

— Барон, — произнесла я, — Сегодня утром, на дворцовой кухне, кто-то пытался отравить Ваш завтрак.

Лицо барона помрачнело. Он внимательно посмотрел на меня, почти сверля своими карими глазами. Было видно, что он не знает: доверять ли мне…

— Откуда тебе известно? — наконец задал он вопрос.

— Я…на дворе можно услышать и узнать многое, — сказала я, надеясь, что барон поверит мне-Гансу.

Барон кивнул. Взгляд его глаз смягчился, но в них уже не было искорки веселья, с которой он до того смотрел на Ганса.

— Спасибо Ганс, ты молодец-что сказал, — снова похлопал он меня по плечу, — Сомневаюсь, что остальные обитатели Сэн-Тубр были бы столь добры, как сообщить мне эту новость.

Барон снова достал из кармана монету, но на этот раз я отвела в сторону его руку.

— Мне не нужно денег, — сказала я.

Весь разговор, произошедший между мной и бароном, был нашим личным делом, не делом Ганса, а Мне деньги Барона были совсем не нужны…

Барон посмотрел на меня с удивлением.

Видимо, он не ожидал такой «преданности». Наконец, он снова нагнулся ко мне — Гансу, и сказал, очень тихо.

— Значит ли это, что я могу рассчитывать на тебя, юный Ганс?

(Вот Черти!!!! Как могу я давать обещания не за себя!!!!)

Внутри меня все закипело. Как выкрутиться из этой ситуации? Что, если на самом деле на Ганса нельзя рассчитывать?

— Я лишь рассказал, что мне известно, — побормотала я, глядя в пол, и, прежде чем барон успел сказать еще что-либо, я развернулась и побежала от него прочь, стараясь не обращать внимания на лошадей, вновь дико забившихся в своих загонах. И, ровно в этот момент, сознание мое покинуло тело Ганса.

Марта Скрежаль разминала в маленькой ступе травы и волшебные коренья. То, что она не была официальной замковой ведьмой, вовсе не лишало ее возможности «слегка приколдовывать». В конце концов, легким колдовством баловались почти все в замке. Фрейлины гадали на тарелочках, вымазанных в саже, оставшейся от заживо сожженных преступников, дворовые девки — рассматривали косточки мертвых голубей, мечтая увидеть в их узоре инициалы будущего мужа, даже мужчины — солдаты и выше стоящие мужи — внимали узору табака в самокрутке, или даже просили своих жен и возлюбленных осветить кровью первой ночи их доспехи…

Конечно, все эти люди потом шли в собор, и долго-долго вымаливали у Великого Вальтера его прощения. Вымаливали лишь для того, чтобы при следующем удобном случае снова, да хоть одним глазком, заглянуть в запретную щелочку волшебства.

Но все это было мелочью. Пустяками, по сравнению с тем, что могла сотворить истинная ведьма. И Марта чувствовала: в замке появилась еще одна ведунья. И, упаси Великий Вальтер, ведьма была Черная.

Это прослеживалось в напряжении, растущем в воздухе. Марта чувствовала энергию соперницы. Волны магии, которые может поймать лишь истинная ведьма.

Кроме того, были и иные признаки: животные все чаще и чаще выходили из-под контроля. Птицы, пролетающие перелетными косяками, старались не пролетать через замок Сэн-Тубр. Даже крысы — и те начали бежать из крепостных стен, подальше в леса, лишь бы не в Черную ловушку ведьмы, которая, похоже, затеяла не шуточную игру.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Но Марта пока не собиралась раскрывать себя сопернице. Женщина не была столь глупа, чтобы дать вычислить себя по магическим волнам. Нет. Марта гадала по чуть-чуть. На камнях. На травах. Она собирала информацию, словно головоломку, из многих кусочков. Зато, так она сможет лучше узнать врага. Не стоит спешить, когда хочешь во чтобы то ни стало защитить своих подопечных. А у Марты было целых два человека, жизни которых она поклялась хранить пуще, чем свою.

Я очутилась в красивой комнате, обитой красным деревом, по которому шел изысканный, витиеватый узор. В руках моих был золотой гребень. На пальце — прекрасный перстень. Я сидела на бархатной тумбочке возле старинного, посеребрённого зеркала. Мои волосы золотыми нитями спускались по плечам. Я была княгиней. И, что самое ценное, я была в комнате одна.

Но, едва я отдышалась и начала приходить в себя, как двери комнаты моей растворились, и на пороге появился князь.

— Почему ты так рано покинула нас, душа моя? — ласково сказал он.

Я сжалась внутри. Что мне ответить ему? И, тут я впервые это осознала: я даже не знала, как звали Князя. Все в Сэн-Тубр обращались к нему не иначе, как «мой князь», и я никогда не слышала его имени, но ведь супруга должна знать лучше? Что же мне делать?

Но, похоже, делать ничего и не надо было…

Князь снял свой красивый бархатный камзол, и, оставшись сверху лишь в белоснежной шелковой рубашке, со вздохом повалился на кровать, стоящую в комнате.

— Впрочем, душа моя, я не виню тебя в том, что ты оставила меня одного, — сказал князь, — Подумать только, какое ужасное утро послала нам Великий Вальтер. Новый приступ у отца, и эта ужасная попытка отравить моего брата!

(-Приступ у отца? — пронеслось в моей голове, — Разве князь не носит траур по родителю?)

Но спросить я не могла. Как незавидно мое положение…

А князь, между тем, продолжал:

— Самое ужасное, что я даже не знаю, как сказать Герберту обо всем, — снова вздох, — Зная его подозрительность, он решит, будто во всем замешан я.

Князи прикрыл глаза. Вид у него был очень несчастный. И мне даже стало его чуточку жалко.

— Конечно, я понимаю, что не являюсь Герберту единоутробным братом, но, Элен, разве это причина так меня не любить?

Темные глаза князя взглянули на меня, словно в поисках поддержки. Но я продолжала упорно молчать. Хотя, судя по всему, это было обычным поведением княгини, иначе, думаю, князь не продолжал бы говорить столь непринужденно.

— Герберт считает, нам грозит война с востока. Он, кажется, даже не принимает во внимание мирный договор, который я заключил сразу после несчастья с отцом.

Я кивнула. А что еще мне оставалось делать?

— Сядь рядом, любимая, — сказал «мой муж», жестом указывая мне на кровать.

Внутри у меня все сжалось. Князь был привлекателен, и по тому, как он начал расстёгивать верхние пуговицы рубашки, наш разговор должен был продолжиться в неформальной обстановке.

— Ну же, Элен, — князь приподнялся на локтях. Темноволосый, с расстёгнутой рубашкой, он был словно картинка из журнала.

— Неужели ты не хочешь подбодрить меня, в этот тяжелый час?

Я, вся дрожа, повиновалась его приказу. Что еще мне было делать?

Едва я очутилась рядом, как рука князя скользнула по моей ноге и задрала вверх полы нежно-розового платья. Очень быстро он очутился надо мной, и руки его принялись ласкать мое тело. Я была парализована.

— Знаешь, Элен, — тихим шепотом продолжал князь, покрывая легкими поцелуями мои голые ноги, — Я верю, что скоро темные времена уйдут.

Одним движением он разорвал верх моего платья, и на пол посыпались драгоценные жемчужины с его обшивки.