Владимир Мономах, князь-мифотворец - Боровков Дмитрий Александрович - Страница 25

Показательно, что в рассказе Василия ответственность за инцидент возлагается не столько на Давида Игоревича, сколько на «мужей», в которых вслед за С.М. Соловьёвым следует видеть княжеских дружинников{166}, а не представителей владимирской общины, так как горожане, во-первых, сами отказались защищать их от Ростиславичей, а во-вторых, заставили отступиться от них князя, бывшего, по всей видимости, их патроном. В то же время нельзя не заметить, что события 1098 г. продемонстрировали усиление во Владимире политического значения городского населения, в переговоры с которым (как до этого в Муроме и Рязани) были вынуждены вступать князья.

Автор «вторичного» слоя текста в статье 1097 г. (которым, как мы предположили, мог быть выдубицкий игумен Сильвестр) не забывал при случае использовать фигуру теребовльского князя с целью возвеличивания Владимира Мономаха. Вероятно, ему принадлежит не только инсинуация о том, что Василько после Любечского съезда мог объединиться с Владимиром против Давида и Святополка, но и не менее претенциозное предположение, будто Василько планировал отнять у Святополка Туров и Пинск, реальность которого вызывает сомнения. Иначе говоря, нарративная конструкция, сформированная редактором текста Василия, целенаправленно усложняет династический конфликт 1097–1100 гг., представляя в качестве одной из его предпосылок гипотетическое покушение на «отчинный» принцип распределения волостей, санкционированный Любечским съездом. Но зачем летописцу вообще понадобилось связывать воедино имена Василько и Мономаха, которые, как мы могли убедиться при дифференцированном подходе к тексту, в действительности слабо связаны между собой, поскольку роль переяславского князя в данном конфликте ограничивается организацией коалиции против Святополка?

Ответ становится очевиден, если принять во внимание, что осенью 1113 г., вскоре после своего вступления на киевский стол, Мономах устроил брак своего сына Романа с дочерью Володаря Ростиславича — племянницей Василька, что, безусловно, и поставило на повестку дня вопрос о том, чтобы запечатлеть в династическом конфликте 1097–1100 гг. Мономаха сперва как одного из «пострадавших», а затем как поборника справедливости и заступника Василька. При таком ракурсе освещения событий антагонистом Мономаха неизбежно должен был стать Святополк, который был причастен к интриге на начальном этапе ее развития, да и в дальнейшем, как мы узнаем об этом из «вторичного слоя» текста, с моральной точки зрения поступал далеко не самым лучшим образом.

После того как Василько и Володарь расправились с виновниками интриги и сняли осаду Владимира, ведение военных действий временно прекратилось, а несколько позже появилась перспектива урегулирования конфликта мирным путем. Когда в 1099 г. Святополк Изяславич вступил в переговоры со своим двоюродным братом Владиславом Германом, Давыд Игоревич решил воспользоваться этой возможностью, чтобы предотвратить вторжение киевского князя, к которому того обязывало обещание, данное под стенами Киева двоюродным братьям, и отправился искать помощи ко двору польского князя.

Согласно летописному рассказу, поляки обещали ему помогать и взяли у него золота 50 гривен, сказав ему: «“Пойди с нами к Берестью, ибо зовет нас Святополк на совет, и там помирим тебя со Святополком”. И, послушав их, Давыд пошел к Берестью с Владиславом. И стал Святополк в городе, а поляки на Буге, и стал переговариваться Святополк с поляками, и дал дары великие за Давыда. И сказал Владислав Давыду: “Не послушает меня Святополк, иди назад”. И пошел Давыд во Владимир, и Святополк, посоветовавшись с поляками, пошел к Пинску, послав за воинами. И пришел в Дорогобуж, и дождался там своих воинов, и пошел на Давыда к городу, и Давыд затворился в городе, надеясь на помощь от поляков, ибо сказали ему, что “если придут на тебя русские князья, то мы тебе будем помощниками”; и солгали ему, взяв золото и у Давыда и у Святополка. Святополк же осадил город, и стоял Святополк около города 7 недель; и стал Давыд проситься: “Пусти меня из города”. Святополк же обещал ему, и целовали они крест друг другу, и вышел Давыд из города, и пришел в Червен; а Святополк вошел во Владимир в великую субботу, а Давыд бежал в Польшу». Прогнав Давыда, Святополк «стал умышлять на Володаря и Василька, говоря, что “это волость отца моего и брата”; и пошел на них».

По всей видимости, киевский князь исходил из того, что волости, управляемые Ростиславичами, ранее входили в состав Волынской земли: с этой точки зрения его действия вписывались в сферу действия «отчинного» принципа наследования, но противоречили «гарантийному соглашению», которое, как выясняется из дальнейшего изложения событий, накануне открытия военных действий было заключено между Ростиславичами и Святополком. «Услышав это, Володарь и Василько пошли против него, взяв крест, который он целовал им на том, что “на Давыда пришел я, а с вами хочу иметь мир и любовь”. И преступил Святополк крест, надеясь на множество своих воинов. И встретились в поле на Рожни, исполчились обе стороны, и Василько поднял крест, сказав: “Его ты целовал, вот сперва отнял ты зрение у глаз моих, а теперь хочешь взять душу мою. Да будет между нами крест этот!”. И двинулись друг на друга в бой, и сошлись полки, и многие люди благоверные видели крест, высоко поднятый над Васильковыми воинами. Во время великого сражения, когда многие падали из обоих войск, Святополк, увидев, какой идет лютый бой, побежал и прибежал во Владимир. Володарь же и Василько, победив, остались стоять тут же, говоря: “Надлежит нам на своем рубеже стать”, и не пошли никуда».

Здесь мы видим противопоставление с моральной точки зрения действий Святополка и Ростиславичей, которое вряд ли было возможным при жизни киевского князя. Зато подобная критика задним числом была выгодна его преемнику, так как позволяла представить в более выгодном свете не только пострадавших князей, но и тесно связанного с ними в тот момент Мономаха. После поражения, нанесенного Ростиславичами, Святополк был вынужден перейти от экспансии к обороне, стремясь удержать хотя бы свое прежнее приобретение, Волынь, поэтому когда он оказался во Владимире вместе со своими союзниками — двумя сыновьями своего брата Ярополка и сыном черниговского князя Святославом (Святошей) Давидовичем, — то оставил в городе своего сына Мстислава, а другому сыну Ярославу поручил привлечь к борьбе с Ростиславичами венгерского короля Коломана. Ростиславичи были не в состоянии в одиночку противостоять формирующейся коалиции: в этой ситуации Володарь Ростиславич был вынужден вступить в союз с вернувшимся из Польши Давидом Игоревичем, который, оставив свою жену на попечение Володаря, взялся организовать отпор венграм, блокировавшим Перемышль, при помощи половецкого хана Боняка.

Согласно летописному рассказу, половцам удалось нанести сокрушительное поражение венграм, несмотря на их баснословное численное превосходство. После этого стратегическая инициатива перешла в руки Давыда; он захватил Сутейск и Червен, а затем осадил Владимир, во время осады которого 12 июня 1099 г. был убит сын Святополка Мстислав. По словам летописца, Мстислав затворился в городе с засадою из берестьян, пинчан, выгошевцев, а Давыд обступил город и делал частые приступы. «Однажды подступили к городу под башни, те же бились с городских стен, и была стрельба между ними, и летели стрелы, как дождь. Мстислав же, собираясь выстрелить, внезапно был ранен под пазуху стрелой, стоя на забралах стены, в скважину между досок, и свели его вниз, и в ту же ночь умер».

Приближенные скрывали кончину князя три дня, а затем объявили об этом на вече, однако, опасаясь гнева Святополка, горожане решили продолжать сопротивление и отправили к киевскому князю гонцов с просьбой о помощи. Святополк послал на Волынь своего воеводу Путяту, который объединился со Святославом, сыном Давыда Святославича, помогавшим Святополку в этой военной кампании. Судя по словам летописца, Святослав заключил соглашение с Давыдом Игоревичем, в соответствии с которым он должен был известить его о приближении войск Святополка. Но князь поступил наоборот: он схватил находившихся в Луцке «мужей» Давыда и напал на него вместе с Путятой.