Следствие, которое ищет убийцу (СИ) - Михайловский Владимир - Страница 4

Боже, но ему было холодно. Он встал, вышел и быстро зашагал по улицам, засунув руки глубоко в карманы.

Было шесть часов утра, когда он вернулся в квартиру. Он казался серым и пустым, лишенным всякой жизни. Крышка пианино была открыта, ноты все еще стояли на подставке, как он их и оставил. Он пропустил экзамен, но сейчас это не имело значения. Он сел и начал медленно и с большим чувством играть ту запоминающуюся маленькую пьесу «Пастер» Гровлеза, которую он играл в день похорон своей бабушки в Нью-Йорке, когда приехал Дмитрий Микали.

Когда затихли последние ноты, он закрыл крышку пианино, встал, подошел к бюро и достал свои паспорта, греческий и американский, поскольку у него было двойное гражданство. Он в последний раз оглядел квартиру, затем вышел.

В семь часов он был в метро по пути в Венсен. Оказавшись там, он быстро зашагал по улицам к Старому форту, вербовочному центру для Иностранного легиона.

К полудню он сдал свои паспорта в качестве подтверждения личности и возраста; прошел строгий медицинский осмотр и подписал контракт, обязывающий его служить в течение пяти лет в самом знаменитом полку любой армии в мире.

В три часа следующего дня в компании трех испанцев, бельгийца и восьми немцев он был на пути поездом в Марсель, в форт Святого Николая.

Десять дней спустя, вместе со ста пятьюдесятью новобранцами и рядом других французских солдат, служивших в то время в Алжире и Марокко, он покинул Марсель на военном корабле, направлявшемся в Оран.

И 20 марта он прибыл в свой конечный пункт назначения. Сиди-бель-Аббес, все еще центр, как это было почти столетие, всей деятельности Легиона.

Дисциплина была абсолютной, тренировки жестокими по своей эффективности и разработанными только с одной целью. Производить лучших бойцов в мире. Микали бросился в бой с яростной энергией, которая с самого начала привлекла к нему внимание начальства.

Когда он пробыл в Сиди-бель-Аббесе несколько недель, однажды его забрали в бюро Deuxieme. В присутствии капитана ему вручили письмо от его деда, которому сообщили о его местонахождении, с просьбой пересмотреть принятое им решение.

Микали заверил капитана, что он совершенно счастлив там, где он находится, и его попросили написать письмо своему дедушке, сказав об этом, что он и сделал в присутствии капитана.

В течение последующих шести месяцев он совершил двадцать четыре прыжка с парашютом, был обучен использованию всех видов современного оружия, был тренирован до пика физической подготовки, о которой он никогда бы не мечтал. Он показал себя отличным стрелком как из винтовки, так и из пистолета, а его оценка в рукопашном бою была самой высокой в своем классе, что заставило товарищей относиться к нему с большим уважением.

Он мало пил и посещал городской бордель лишь изредка, но женщины там соперничали за его внимание, обстоятельство, которое давно перестало его интриговать и все еще оставляло его в высшей степени равнодушным.

Он был младшим капралом, прежде чем увидел свое первое сражение в октябре 1960 года, когда полк двинулся в горы Раки, чтобы атаковать крупные силы феллага, которые контролировали этот район в течение нескольких месяцев.

На вершине холма, который был практически неприступен, находилось около восьмидесяти повстанцев. Полк предпринял лобовую атаку, которая была только на первый взгляд самоубийственной, потому что в решающий момент сражения 3-я рота, в которую входил Микали, была сброшена на вершину самого холма вертолетом.

Последовавший за этим бой был кровавым, рукопашным, и Микали отличился, выбив пулеметный пост, на который приходилось более двух десятков легионеров, и некоторое время казалось, что это может все испортить.

Позже, когда он сидел на камне и перевязывал рану на правой руке бинтом полевой службы, мимо него, безумно смеясь, проковылял испанец, держа в одной руке за волосы две головы.

Раздался выстрел, и испанец с криком упал лицом вперед. Микали уже поворачивался, сжимая свой пистолет-пулемет, стреляя с одной руки в двух феллагов, которые поднялись из кучи трупов неподалеку, сбив их обоих с ног.

Он некоторое время стоял на склоне холма, ожидая, но больше никто не двигался. Через некоторое время он сел, зубами затянул повязку на руке и закурил сигарету.

В течение последующих двенадцати месяцев он сражался в переулках самого Алжира, трижды ночью спускался с парашютом в горы, чтобы неожиданно атаковать силы повстанцев, и неоднократно выживал в засадах.

У него была нашивка за ранение и военная медаль, к марту 1962 года он был старшим капралом. Он был древним, то есть таким легионером, который мог прожить месяц на четырехчасовом сне в сутки и при необходимости пройти тридцать миль в день в полном снаряжении. Он убивал мужчин, он убивал женщин, даже детей, так что факт смерти ничего для него не значил.

После награждения его на некоторое время уволили с действительной службы и отправили в школу партизанской войны в Кефи, где он узнал все, что нужно было знать о взрывчатых веществах. О динамите, тротиле, пластике и о том, как сделать эффективную мину-ловушку десятками разных способов.

1 июля он вернулся в полк после окончания курса и сел в грузовик с припасами. Когда они проезжали через деревню Касфа, сто фунтов динамита, взорванные с помощью какой-то формы дистанционного управления, разнесли грузовик пополам. Микали обнаружил, что стоит на четвереньках на деревенской площади, чудом оставшись в живых. Он попытался встать, раздался грохот автомата, и ему дважды выстрелили в грудь.

Лежа там, он видел, как водитель грузовика слабо дергается по другую сторону горящих обломков. Вперед вышли четверо мужчин с разнообразным оружием. Они стояли над водителем, смеясь. Микали не мог видеть, что они делали, но мужчина начал кричать. Через некоторое время раздался выстрел.

Они повернулись к Микали, который с трудом принял сидячее положение, прислонившись к деревенскому колодцу, засунув руку под камуфляжную куртку, сквозь которую сочилась кровь.

— Не слишком хорошо, а? — сказал лидер маленькой группы по-французски. Микали увидел, что нож в левой руке мужчины был мокрым от крови.

Микали улыбнулся впервые после смерти Катины. — О, могло быть и хуже.

Его рука вылезла из-под блузы, сжимая «Смит и Вессон Магнум», оружие, которое он приобрел на черном рынке в Алжире несколько месяцев назад. Его первый выстрел раздробил верхнюю часть черепа мужчины, второй попал тому, кто был позади него, между глаз. Третий мужчина все еще пытался поднять винтовку, когда Микали дважды выстрелил ему в живот. Четвертый в ужасе выронил оружие и повернулся, чтобы убежать. Последние два выстрела Микали раздробили ему позвоночник, и он полетел головой вперед в горящие обломки грузовика.

За окном, сквозь дым, жители деревни в страхе покидали свои дома. Микали разрядил «Смит-и-вессон», с трудом достал из кармана горсть патронов и очень осторожно перезарядил. Человек, которого он ударил в живот, застонал и попытался встать. Микали выстрелил ему в голову.

Он снял берет, прижал его к ранам, чтобы остановить кровотечение, и сел там, прислонившись к колодцу, с револьвером наготове, вызывая жителей деревни приблизиться к нему.

Он все еще был там, в сознании, окруженный только мертвыми, когда патруль Легиона нашел его час спустя.

Что было довольно иронично, потому что на следующий день, 2 июля, был День независимости, и семь лет борьбы закончились. Микали был доставлен самолетом во Францию в военный госпиталь в Париже для специализированной операции на грудной клетке. 27 июля он был награжден Крестом Военной доблести. На следующий день приехал его дедушка.

Сейчас ему было семьдесят, но он все еще выглядел подтянутым и здоровым. Он довольно долго сидел у кровати, глядя на медаль, а затем мягко сказал: «Я переговорил со штабом Легиона. Поскольку тебе еще нет двадцати одного года, похоже, что при должном давлении я мог бы добиться твоего увольнения.»

«Да, я знаю».